На случай, если заблудится.
Кварталы здесь были не такими роскошными, как в Эстрельяс-де-Марбелья, но ехать пришлось недалеко.
Многоквартирный дом Кариты Халлинг Гонсалес находился на склоне горы. Ниже дома простиралось поле для гольфа. Уличные фонари, как светящаяся река, спускались к морю. Пуэрто-Банус светился под луной, словно тысячесвечовая лампа. Анника нажала нужные кнопки на столбе и, сидя в машине, ждала, когда откроются непременные испанские ворота.
То, что открылось внутри, своей природной подлинностью напоминало гольф-клуб «Лос-Наранхос». Дома стояли небольшими группами по три или пять строений. Все здания были разными – розовыми или голубыми, охряно-желтыми или ярко-красными – с балюстрадами, террасами и балконами. В долину спускался каскад бассейнов с двумя искусственными водопадами и каменными бортиками. Вычурные фонарные столбы, напоминавшие лондонские времен газового освещения, заливали улицы золотистым светом энергосберегающих ламп.
– Добро пожаловать, – сказала Карита Халлинг Гонсалес и расцеловала Аннику в обе щеки, причем с таким пылом, что оставила на ее правой щеке след ярко-красной губной помады. – Входи, входи, и – нет, нет, не надо разуваться, мы в Испании, иди, сейчас я тебя со всеми познакомлю…
На маленькую «соседскую» вечеринку, каковой представляла ее себе Анника, собрался, наверное, весь квартал.
– Видишь ту пару, что смеется там? – спросила Карита. – Она преподает математику в гимназии международного колледжа в Марбелье, а он – шкипер одной из яхт в гавани. У них двое детей. Они живут здесь уже давно. Там еще пара. Обычные люди, хотя и британцы. Все, кто приезжает сюда, становятся шведами. Помнишь рекламу «Дизеля» девяностых годов? Это он ее придумал. Его жена в то время была фотомоделью. Сейчас они живут в соседнем квартале. У них тоже двое детей. Сын футболист, а дочь – чемпионка Испании по выездке.
Анника посмотрела на красивую женщину с длинными блестящими волосами. Та смеялась, положив руку на плечо супруга. Она тоже имела отношение к лошадям.
Карита ткнула пальцем в другой конец комнаты.
– Она шведка, совладелица адвокатской конторы во Франкфурте. Это – новозеландка, подрабатывает шкипером. Молодой человек с собакой агент по недвижимости с Ямайки. Вон тот пожилой человек был раньше директором банка в Кении. Теперь он целыми днями играет в гольф. Та пара, которая пьет каву, из Вермлана. Они переехали сюда после того, как продали свою шинную фирму. Господи, я же тебе до сих пор ничего не налила.
Шелестя платьем, она куда-то побежала, и Анника осталась одна среди богато одетых людей с бокалами вина в руках. Некоторое время она пыталась говорить по-испански, но, сказав soy sueco, тут же перешла на английский. Оказалось, что она представилась как шведский мужчина. Прекрасно!
Она вышла на террасу и окинула взглядом гавань. Отсюда была хорошо видна яркая неоновая реклама «Английского двора».
– Ты разумно поступила, придя сюда.
Анника повернулась, услышав ставший знакомым гётеборгский выговор. Она расплылась в улыбке, словно встретив старого задушевного друга.
– Рикард Мармен, как приятно тебя видеть. Я думала, что ты живешь в Марбелье.
– Я там и живу, но мой партнер живет здесь. Как думаешь, не стоит ли в это вложиться?
Он показал рукой на стоявший рядом таунхаус, на котором висела большая вывеска Se vende – «Продается».
– Это все же хуже, чем модели железных дорог, – сказала Анника.
Рикард от души рассмеялся.
Анника кивнула в сторону вывески:
– Сколько тебе придется выложить за этот дом?
– Это зависит от запросов продавца. Он – профессиональный игрок в покер из Ливерпуля и вывешивает этот плакат каждый раз, когда у него плохо идут дела. Когда выигрывает, он снимает вывеску.
– Ты шутишь, – усомнилась Анника. – Мне казалось, что все, кто здесь живет, богатые люди.
Рикард Мармен улыбнулся:
– Это зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «богатый». У большинства здесь больше времени, чем в Швеции. Здесь не такой темп жизни.
– Это понятно, – кивнула Анника. – Тому, кто целыми днями играет в гольф, действительно некуда торопиться.
Рикард Мармен заговорщически наклонился к ней, посмотрел в сторону барной стойки и прошептал:
– Должен сказать, что большинство из присутствующих достаточно поработали в своей жизни для того, чтобы теперь почивать на лаврах.
– Но зачем они приехали сюда? Из-за низких налогов? Или в первую очередь из-за климата?
– Сейчас в Швеции многие налоги ниже, чем в Испании, – ответил Рикард. – Думаю, что большинство едет сюда за вином, женщинами и любовью.
На террасу вышла Карита и, обнаружив Аннику, подхватила ее под руку.
– Дорогуша, – воскликнула она, – у тебя до сих пор нет бокала? Вот, возьми. – Потом она наклонилась к Аннике и понизила голос: – Как прошел сегодняшний день? Получилось интервью с матерью Сюзетты?
Анника сжала рукой бокал пенистого вина, который тотчас отставила в сторону.
– Я думаю, что девочка не сбежала из дома. Мне кажется, с ней случилось что-то нехорошее.
– Почему ты так думаешь? – спросила Карита.
Анника задумалась.
– Она не объявляется вот уже семь дней. Девочка, у которой нет знакомых в этом городе, которая не знает языка, едва ли решится бежать из дома здесь.
– Но она могла убежать с мужчиной, – предположила Карита.
– Добровольно? У нее не было ни одного знакомого мальчика. К тому же ей только что исполнилось шестнадцать.
– Мне было шестнадцать, когда я познакомилась с Начо, – сказала Карита и жестом позвала высокого худого мужчину с собранными в хвост волосами и длинными нервными пальцами. – Анника, познакомься, это Начо, мой муж.
Карита явно гордилась своим супругом. Они поздоровались по-шведски, без поцелуев, просто, пожав друг другу руки.
– Ты, как я понимаю, врач, – сказала Анника по-английски, но Начо ответил ей по-шведски:
– Я – детский врач. Это фантастическая профессия с большим будущим.
Анника улыбнулась:
– Мне говорили, что ты работаешь в детской больнице в Марбелье.
Мужчина кивнул:
– Это первоклассная больница с новейшим оборудованием. Я неонатолог и работаю в отделении для недоношенных. Я считаю это отделение самым важным в больнице. Много десятков лет оно приносит больнице главный доход. Прошу прощения…
Он вернулся в комнату.
– Невероятно, – сказала Анника, – чтобы такой человек появился в нашем окружении. Где вы с ним познакомились?
– На празднике в Беверли-Хиллз, у одной девочки, чей папа писал сценарии для бесконечных сериалов, из которых ни один, правда, не дошел до Швеции. Начо был так не похож на остальных парней, он был намного спокойнее, настолько… мужественнее.
– Он из Колумбии?
– Да, из Боготы. Его отец, Виктор, был там шефом полиции. В начале девяностых мы прожили там несколько лет, в Чиа, университетском городке, расположенном в двух милях к северу от Боготы, на дороге в Зипакиру…
Она замолчала и повертела в руках бокал.
– Почему вы оттуда уехали? – спросила Анника.
Карита мгновение колебалась.
– Мы не могли больше там находиться, – сказала она наконец. – Виктор, папа Начо, вел дело наркосиндиката, владевшего кокаиновыми фабриками в джунглях. Его там и убили во время полицейской облавы.
– Как это ужасно, – вздохнула Анника.
Карита Халлинг Гонсалес отпила глоток вина.
– Колумбийцы не совсем обычные люди. Они убивают не только врагов, но и членов их семей. Они не остановились бы, не убив всех наследников.
Она печально улыбнулась:
– Начо уцелел, потому что мы уехали в Швецию, где он наконец познакомился с моими родителями. Не хочешь чего-нибудь поесть? Мы с детьми сегодня полдня потратили на готовку.
Карита взяла Аннику под локоть и увела в гостиную.
– Я думала, у тебя будет пара соседей, а тут собрался весь район, – сказала Анника.
– Нет, – решительно возразила Карита. – Ты только вдумайся, что каждое пятое домохозяйство не платит взносы на наши совместные мероприятия, вот они остаются в одиночестве, платя садовникам, смотрителям бассейнов и владельцам кабельных сетей и спутниковых каналов. Разве это не скучно? – Карита сделала глоток вина. – Таких сюда не приглашают. – Она наклонилась к Аннике и шепнула: – И все они – англичане.
Пятница. 7 января
Рассвет она встретила на пляже, идя по утрамбованному светло-серому песку. В лучах восходящего солнца по небу носились и верещали незнакомые ей птицы. В лицо дул ветер, а морская соль садилась на волосы.
«Я должна к этому привыкнуть», – подумала она.
Она долго и основательно мылась под душем, а потом решила, впервые после приезда, нормально позавтракать.
Обеденный зал был выложен клинкерным кирпичом, с потолка лили свет встроенные светильники. Стены были выкрашены в желтый цвет, стулья – в синий, а на окнах висели полосатые занавески. Анника съела ломтик белого хлеба с ветчиной, выпила чашку кофе и стакан сока.
