— Арга… — начала Мирай и умолкла. Арга посмотрел на неё, но ему не пришлось ничего объяснять. Понимание осветило её черты. Она коротко поклонилась Арге.
— Мирай, — попросил Арга, — проследи за тем, чтобы инн Корден не терпел обиды. Позже я узнаю, как у него дела.
— Я услышала.
Мирай увела старика. За ней ушли остальные, переглядываясь и отрывисто переговариваясь между собой. Арга не различал слов, но слышал достаточно: кто недоумевал, кто был рассержен. Были и те, в чьих голосах звучало восхищение. Эрлиак проводил их взглядом и осенил себя знаком цветка. Он хотел что–то сказать, но заметил, как Арга смотрит на приоткрытую дверь и промолчал. Поразмыслив и выждав время, он заговорил с нарочитой беспечностью:
— Подумать только, а ведь я пришёл совсем с другими новостями.
— Да?
— Ночи становятся всё холоднее, — сказал Эрлиак. — Вода в Милефрай стынет. Скоро станет слишком зябко для празднества под открытым небом. А все мы знаем, что славить Фадарай под крышей — совсем не то.
— Праздник! — Арга невольно ухмыльнулся. — Я совсем забыл.
— А я — нет, — Эрлиак легко дотронулся до его плеча. — Шатры ставят на реке выше по течению. Цанийцы нам не помешают. Сегодня вечером начнётся. Пока светло, будет скучно… как обычно. А когда смеркнется, зажгутся костры. Приходи, Арга.
— Кто останется в городе?
Не то что бы Арга всерьёз опасался мятежа, но оставлять только что захваченный город без присмотра? Досточтимый Крадон поперхнулся бы от такого… Эрлиак засмеялся.
— Разве это впервые? Два дня комендантом пробудет Зентар. Он справится. В страже остаются Воспринятые и наёмники. И несколько весенних — те, кто оплакивает близких. Их сердца не хотят праздника.
— Вот он, — пробурчал Арга, — тот час, когда наёмники нам пригодились. Однако же, Эрлиак, приказы об этом должен был отдать я.
— Нынче у тебя выдался первый час отдыха, — откликнулся священник, — и то нас отвлекли дела. Арга, празднество Фадарай — вопрос духовный, так что я взял на себя труд отдать распоряжения. Должен сказать, что мне вовсе не пришлось ничего приказывать. Все и без меня знали, чем заняться.
— Хорошо, — согласился Арга. — Тогда я встречу тебя на празднестве. Придётся поторопиться! Сегодня меня ждут ещё дела. Не хочу, чтобы они помешали мне отдаться Пресветлой.
Эрлиак удалился. Некоторое время Арга ещё просидел у камина, чутко прислушиваясь. Потом поднялся и неторопливо пошёл к дверям в кухонное крыло. За ними тотчас затопотали лёгкие ноги, зашуршали юбки. Арга кинулся бегом, ударом распахнул створки, влетел в коридор и поймал за рукав пухлую служанку средних лет. Та испуганно айкнула, нечаянно принялась вырываться, испугалась ещё больше и уставилась на Аргу широко распахнутыми глазами, в которых уже закипали слёзы. «Такая–то мне и нужна! — подумалось Арге. — Такие мэны всегда знают, кто и что».
— Не бойся! — сказал он. — Я не сержусь. Как тебя зовут?
Служанка не сразу смогла заговорить. Губы у неё тряслись. Арга отпустил её, и она принялась дрожащими руками поправлять чепец. Это дело её успокоило. Когда чепец сел безукоризненно, она выдохнула, вдохнула и выговорила наконец:
— Фиднеризи, иннайта. Я старшая посудомойка. Фидна.
— Хорошо. Фиднай, я хочу, чтобы ты мне кое–что рассказала.
— Инн… — пробормотала она, — иннайта?..
— Тот человек, — сказал Арга, — в запертой комнате рядом с моими покоями. Расскажи мне о нём.
— Я? — изумилась она.
— Да.
— Тебе?
— Мне. Что о нём знаешь ты? Что говорят слуги?
Фидна опустила взгляд и скомкала в пальцах передник.
— Но, иннайта… — начала она, — разве он не твой?..
— Кто?
— Пленник… Говорят, он страшный колдун. Он… правда страшный. С этими глазами… Все девушки боялись носить ему еду. Пришлось упросить инн Верана, теперь он носит. Но…
— Отлично, — одобрил Арга, — рассказывай дальше.
— Инн Веран — он шорный мастер, но мастерская сгорела, он к иннайте Банширу рабочим нанялся, теперь копит, чтобы её отстроить… К другим–то шорникам наниматься не хочет, гордый больно, все они, говорит, косорукие. Ой, простите… Вот он еду носит и воду для умывания. Но…
— Дальше.
Фидна робко посмотрела на Аргу.
— Он говорит… инн Веран говорит, это всё зря, не надо ничего носить. Ругает нас, мы ему работать мешаем. Каждый раз упрашивать его приходится. Мы уже думали, и не будем больше упрашивать.
— Почему — не надо?
— Так он же колдун, — объяснила Фидна. — Он не ест, не пьёт и не спит. Ему не надо.
Зубы Арги сжались. Он медленно кивнул.
— Оттого ещё страшнее, — прибавила Фидна. Чуть осмелев, она зачастила: — Правильных–то магов мы повидали. Люди как люди. Разве только один магистр Элоссиан был страшный, но не такой. Он шёл — и как сверкание какое от него распространялось. Будто мостовая серебряной становилась. Или вот ваша Драконье Око. Я‑то под крышей живу, из каморки–то своей видела, как она летела. Прекрасная вся, сил нет. И страшная. Но не такая.
— Хорошо, Фиднай, — прервал её Арга. — Я услышал. Можешь идти.
Фидна послушно повернулась и уже сделала шаг, но замерла и неловко выговорила:
— Иннайта…
— Что?
— Так еду–то носить ему или правда не надо?
Арга вздохнул.
— Носить, — велел он, — как прежде носили. А кто будет спорить — скажи, мой приказ.
Арга поднялся к себе, нашёл ключи и отпер комнату Маррена. В ней было темно — плотные занавеси не пропускали свет. Кто–то когда–то сдвинул их и с тех пор к ним не прикасался. Арга кинул взгляд на узкую постель: и на ней, с тех пор как её застелили, не лежал никто. Поднос гордый шорник оставил у двери. Мясо уже высохло и заветрилось. Серебряный кувшин для воды оказался нелепо большим, дорогим и роскошным. Не нашли другого?.. Вода блестела у горлышка. Если из кувшина отпивали, то разве глоток. «Сколько дней прошло? — задумался Арга. — Пять? Больше? Он должен умирать от жажды. Но он маг из Чёрной Коллегии. Он за несколько столетий не изменился ни в единой черте. Может, он и вправду способен обходиться без еды и сна? И я зря встревожился? Но Закон Прощения…» Наконец Арга отбросил пустые размышления и позвал:
— Маррен.
Колдун сидел на полу, подогнув ноги и низко опустив голову. Он не шевелился и, казалось, не дышал. Его кожа была тускло–серой. Сейчас он вновь напоминал рептилию: древнюю как мир рептилию, умирающую от старости.
— Маррен, обернись и посмотри на меня.
Прошло время, прежде чем он повиновался. Колдун двигался медленно и словно бы осторожно, как человек с сильной головной болью.
Арга закусил губу.
Маррен выглядел как живой мертвец.
Его глаза запали и подёрнулись какой–то плёнкой. Их окружали тёмные пятна. Высохшие губы прилипли к зубам. В углах рта запеклись глубокие трещины. Под кожей шеи прорисовались все связки. Над ключицами провалились ямы, кости торчали. С минуту Арга разглядывал его. Непрошеной пришла мысль, что Эрлиак был прав: милосерднее было бы убить колдуна. «Кара, созданная богами для богов, — вспомнил Арга, — вина, которую невозможно искупить… Но пользу он всё ещё принести может». Арга взял кувшин, налил чашу и подал её Маррену.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
