Его глаза запали и подёрнулись какой–то плёнкой. Их окружали тёмные пятна. Высохшие губы прилипли к зубам. В углах рта запеклись глубокие трещины. Под кожей шеи прорисовались все связки. Над ключицами провалились ямы, кости торчали. С минуту Арга разглядывал его. Непрошеной пришла мысль, что Эрлиак был прав: милосерднее было бы убить колдуна. «Кара, созданная богами для богов, — вспомнил Арга, — вина, которую невозможно искупить… Но пользу он всё ещё принести может». Арга взял кувшин, налил чашу и подал её Маррену.
— Пей.
Руки колдуна дрожали. Он расплескал половину.
— Ничего, — сказал Арга. — Я заставлю тебя выпить весь кувшин.
Маррен повиновался. Горло его судорожно дёрнулось — раз и другой. Арга наполнил чашу снова, пододвинул поднос ближе и сел на пол рядом с Марреном.
— Ещё, — приказал он. — Ещё.
Спустя минуту Арга усмехнулся. Вспомнилось, что он так и не поклонился статуе Веленай в саду Академии. Но госпожа строгого разума не обижалась на такие вещи. «Мэнайта Веленай, — подумал Арга, — учит, что начинать следует с простого». Воды оказалось достаточно. Колдун оживал на глазах.
— Теперь еда, — сказал Арга и вложил в руку Маррена кусок хлеба. Тот опустил глаза. Его лицо показалось Арге скорбным, как будто он предлагал Маррену яд.
— Ты не умрёшь, — сказал ему Арга, — по крайней мере, в ближайшее время.
Веки колдуна дрогнули. Он медленно моргнул. Потом его губы шевельнулись:
— Что?..
— Ешь.
— Что я должен сделать? — едва слышно спросил Маррен.
Арга пожал плечами.
— Сейчас — ничего. Я просто хочу, чтобы ты жил.
Колдун обречённо закрыл глаза.
— Да, Арга.
Арга снова покусал губу. На сердце у него стало скверно. «А ведь он хочет умереть, — подумалось ему. — Закон терзает его. Эрлиак прав… Нет. Он — не более чем оружие, пусть и великое оружие. Его желания не важны». Но уверенности Арга не чувствовал. Помедлив, он сказал:
— Магистр Цинтириан. Единственный из старой Коллегии, кто сбежал от нас. Ты можешь сказать, где он сейчас?
Маррен с усилием проглотил кусок и задумался, сложив руки на коленях.
— Да, — сказал он наконец. — Цинтириан добрался до Элевирсы. Сейчас он в Элефрикке, в Университете. Они… говорят. Он… пугает магистров Элевирсы жестокостью весенних. Он… надеется, что побудит их готовиться к войне. Он… ошибается. Они… боятся.
— Это хорошо, — заметил Арга.
— Да, Арга.
Арга сдержал вздох.
— Что же, — сказал он. — Можно кормить тебя насильно. Но как заставить тебя спать?
Колдун посмотрел на него медленным безразличным взглядом и не ответил.
* * *
Арга начал улыбаться задолго до того, как подъехал к лагерю. Время шло к полуночи. Шатры на пологих прибрежных холмах сияли так ярко, что затмевали звёзды. Повсюду протянулись череды светильников. Огромные факелы на высоких шестах издали казались гигантскими цветами. Узорчатые фонарики мерцали здесь и там. Длинные гирлянды колосьев и листьев, сплетённые из полотняных полос, окутали чарами: ткань лучилась зелёным и золотым магическим блеском. Шатры окружала щитовая ограда из дерева и парусины, за ней не видно было костров, но они пылали и наполняли лагерь теплом и светом. Ветер доносил звуки песен. Где–то в дальней стороне несколько флейт дружно свистели плясовую. Рядом с тропой журчала вода. Постройки спускались к самой реке. На медленных тёмных волнах Милефрай покачивались плоты — каждый с резной аркой, увитой цветами — и соединённые цепью лодочки, в которых пылали огоньки фонарей.
Он ехал без седла и узды. По пути его обгоняли другие опоздавшие и даже не приветствовали Аргу — так торопились. Он никого не окликал. Добравшись к высоким воротам, он спрыгнул с Ладри и отпустил братьев пастись и рыбачить.
До сих пор Арга чуял лишь ароматы осенних трав и сырость реки, но стоило ему заглянуть в ворота, как нос его уловил благоухание жарящегося мяса. В животе заурчало. Арга вспомнил, что последний раз ел утром, рассмеялся и порысил, как пёс, в сторону вкусного запаха.
По пути на него налетела Тинкай, облачённая в одни драгоценности; но золотых цепочек на её плечах и бёдрах было столько, что она казалась и впрямь одетой. Тинкай схватила Аргу ладонями за шею и расцеловала. Рука Арги прилипла к её тугой груди, залитой мёдом. Арга извернулся и успел облизать левую грудь. Тинкай с хохотом вырвалась и убежала. Тряхнув головой, Арга выдохнул. Рот его растянулся в ухмылке.
— Во славу Фадарай, — сказал он, проводив Тинкай взглядом, — как я это люблю!
— Эге–ге! — услыхал он и обернулся: от ряда дальних шатров навстречу ему шагали близнецы Луяны. Кегта нёс на плече здоровенный бочонок, а Ирса как дубину волок жареную бычью ногу.
— Арга! — сказал Ирса. — Давно ли ты здесь? Мы спрашивали о тебе.
— Только вошёл! И я голоден как волк.
Ирса хохотнул, поднял бычью ногу и зубами оторвал от неё изрядный кусок мяса. Арга поймал его в броске и вгрызся. Жизнь и доселе была неплоха, но тотчас стала ещё лучше. Кегта приблизился и свободной рукой потрепал Аргу по волосам.
— Пойдём с нами, — сказал он. — Знаю уютное местечко, где можно поваляться и перекусить. Набить брюхо — большое дело, вот так я думаю. Иначе не хватит сил порадовать всех, кто нынче ночью на тебе повиснет.
— А где Лакенай?
— Она танцует на берегу, — Кегта подбросил бочонок и поймал в воздухе. — Если ты помешаешь ей плясать, она отлупит тебя, как Тия твоих жеребцов. Так что посиди с нами и выпей.
Кегта был кругом прав. Смеясь и перешучиваясь, Арга отправился с близнецами. Те привели его к маленькому навесу в стороне от прочих. Под навесом были разбросаны подушки, укрытые шкурами и коврами, а перед ним пылал костерок. Ирса ногой подпихнул блестящий поднос, опустил на него бычью ногу и выудил откуда–то чаши. Кегта пристроил бочонок понадёжнее и склонился над ним.
Со стороны доносилось пение скрипки, до странности чистое и печальное.
— Вильян Эсора, — сказал Кегта. — Странный парень! Вот я не вижу, что там творится, а скажу. Перед ним сидит полтора десятка человек и все его хотят, а он играет. Чем больше играет, тем больше хотят. Но сам он не закончит, пока его не завалит кто–нибудь решительный.
Арга разулся, оторвал себе ещё кусок мяса и растянулся на шкурах.
— Я уже думал, меня не выпустят, — пожаловался он. — Проклятые цанийские отцы! Назойливые как мухи. А что за дичь они несут!
— Такую дичь — стрелять да жарить, — откликнулся Ирса.
— Если бы! Нет, если мне снова начнут рассказывать про то, что половина моих святых предков была слаба, порочна и ущербна умом, я либо блевану, либо покалечу кого–то.
— Да ты святой, Арга, — Кегта хохотнул. — Ниффрай кого–то уже покалечила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
