— С приездом, дорогой! — весело воскликнула Лариса, обняв сына одной рукой за плечо и сымитировав поцелуй в щечку. — Ты что же, опять нас покидаешь?
— Да. Идем сегодня на концерт в клуб, — бросил Матвей, неопределенно и изучающе поглядывая на Кристину. — Я тут вам кое-что привез из Москвы, — наконец сверкнул он обворожительной невинной улыбкой. — Сейчас…
Открыв багажник, он достал оттуда два небольших подарочных пакета и одновременно вручил их матери и Кристине, насмехаясь над их легкой растерянностью.
— Только советую открывать у себя в комнате, — добавил он небрежно. — Вдруг что-нибудь не понравится…
Лариса нахмурилась, а Матвей, взяв рыжеволосую девушку за руку, потянул ее к выходу.
— В общем… Счастливо! — махнул он им рукой.
— Вы что, пешком?
— У меня на соседнем переулке мотоцикл припаркован.
— А шлемы?
Матвей махнул матери еще раз и удалился, не ответив.
Кристина в замешательстве заглянула в пакет, где обнаружила большую черную квадратную коробку. Она бросила короткий взгляд на Ларису, которая неопределенно пожала плечами. Кажется, неожиданный подарок и ее несколько напрягал.
— Ну, что ж… — успокоительно пробормотала она, — пойдем-ка отнесем покупки в спальни и узнаем, когда там будет ужин. Когда папа обещал вернуться?
— Он мне не говорил.
— Ладно. Сейчас позвоню ему.
Кристина поднялась к себе и по дороге не без удовольствия для себя отметила, что Матвей даже не представил свою девушку матери. Впрочем, может, это и не значит ничего. Кто поймет такого… «оболтуса». Закрыв за собой дверь, она, конечно же, тут же достала из пакета красивую бархатную коробочку на золотистом металлическом замочке. В предвкушении она немного повертела в руках черный куб, прикидывая по весу, что там может быть. Довольно тяжелая… и довольно большая… Наконец она справилась с замком, откинула крышку и на секунду замерла.
Наконец она справилась с замком, откинула крышку и на секунду замерла. Затем погрузила пальцы в выступившие изнутри шелковистые белые оборки и вытянула из упаковки ничто иное как эротическую сорочку: прозрачную, с мелкими шелковыми рюшечками на бретельках, более крупными — по низу подола, который, естественно, едва ли прикрыл бы даже попку, живот при этом оставляя полностью открытым. От линии груди вниз тянулись длинные шелковые ленты, сами же груди при этом оставались открытыми, оборки всего лишь огибали их, переходя в бретельки.
Из пышных складок вдруг что-то выпало на пол. Это была маленькая розовая открыточка из тех, что обычно прилагают к подаркам с короткой подписью. Кристина подняла ее и раскрыла: «Поздравляю с потерей невинности, малышка. Постоянно думаю о твоей вкусной киске. Матвей». Кристину просто в жар бросило от подобной наглости. Это уже даже было не смешно! Да они оба над ней издеваются! Лука! Как он мог все ему рассказать?! Какая же это подлость и ребячество после всего! И, главное, как она могла взять и поверить такому, как он?! Ее, кажется, слегка трясло, и она долгие несколько секунд никак не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Что она вообще должна сейчас испытывать?! Унижение и злость? Дикий восторг? Два этих бесстыжих братца, кажется, совсем обнаглели! Что они вообще о себе мнят, манипулируя ею таким образом?! Самым противным было то, что у нее в трусиках все снова начало гореть от возбуждения, и она уже начинала ненавидеть себя за свою слабохарактерность. Только кто, если не она, сможет со всем этим покончить раз и навсегда? Она нервно вздохнула и, прикрыв пылающее лицо холодной ладонью, встала у окна, глядя сквозь пальцы на пестрые клумбы в саду. Там как раз возился садовник — то ли пересаживал, то ли окучивал какие-то цветы.
Истерзав себя бесчисленными доводами за и против и зарядив себя праведным гневом, к ужину она спустилась с самым что ни на есть суровым настроем, но ни Луки, ни Матвея в столовой не оказалось, а папа с Ларисой извиняющимся тоном сообщили ей, что они сегодня едут смотреть дом отдыха, в котором пройдет их торжество. Скорее всего это займет много времени, так как придется договариваться и с рестораном, и с цветочными дизайнерами, и с ведущим, и с приглашенными артистами, поэтому они решили остаться ночевать в местных гостиничных номерах. В конце концов, и они заслужили немного романтики. Кристина заставила себя улыбнуться широкой радостной улыбкой и пожелать им хорошо провести время. В душе у нее росло какое-то нехорошее предчувствие, от которого периодически все ее тело поглощало полное онемение, невыносимо изматывающее почти до обморока.
В девять вечера огромный дом опустел, погрузившись в мягкие сумерки белых ночей. Кристина сидела в своей комнате, вжавшись в угол дивана и даже не включала свет. Всю ее поглотило ощущение какой-то неизбежности — волнующей, пугающей, мучительной, вязкой. Она вспоминала то, что было между ней и Лукой, и пыталась себе представить, как он мог обо всем этом поведать Матвею. Потом она вспоминала свое свидание с Матвеем и те дни, когда ждала от него звонка. Она вспоминала и тот свой первый день в Петербурге, когда она случайной гостьей угодила в этот ураган страстей. Казалось, что все это случилось очень, очень давно, даже и не упомнишь точно, когда именно, поэтому представлялось совершенно невозможным оценивать все трезво и взвешенно. Тем не менее, она встала и спокойно, без лишних эмоций собрала все свои вещи в чемоданы, оставила только этот чертов подарок, и уже готова была выходить, когда с первого этажа донесся хлопок входной двери, оживленные мужские голоса и смех.
Кристина бросила взгляд на белоснежную сорочку в рюшечках, которая валялся на кресле и маячила там белым пятном, словно жалкий символ капитуляции. Ее вдруг охватил гнев. Какого черта она вечно идет у них на поводу, постоянно сидит и трусливо прячется в своей комнате, а теперь собирается бежать, словно это она в чем-то провинилась?! Как они смеют так играть с ее чувствами?! Необъяснимая решительность, которая почему-то неожиданно посетила ее только сейчас, заставила ее подняться с места и взять в руки этот предмет их подлой выходки. Она вышла из комнаты и побежала вниз по винтовой лестнице, уже заранее зная, что собиралась высказать двум этим наглым самовлюбленным повесам. Разве не это имела в виду их мать, когда говорила, что такая, как она, смогла бы поставить их на место?
Когда Кристина увидела двух этих типов в холле на первом этаже, то вдруг невольно остановилась на месте как вкопанная, ухватившись за перила, как за спасательный трос. Они тоже резко оборвали свой разговор и обернулись в ее сторону. Лука почему-то, как и Матвей, оказался в черных кожаных брюках, черных сапогах с широкими низкими голенищами и черной футболке. Только она была без каких-либо рисунков и с длинными рукавами, присобранными до локтя. На шее на золотой цепочке у него поблескивал какой-то кулон. Наверное, они вместе ходили на этот дурацкий концерт, потому и вырядились так вызывающе…
— Привет, — немного запоздало выдал Матвей с одобрительной улыбкой, предварительно смерив Кристину оценивающим взглядом.
— Я… — начала она, но голос ее подвел на несколько секунд, — я хочу, чтобы ты забрал свой дурацкий подарок и подарил его какой-нибудь из своих девок! А я — не одна из них, чтобы так со мной обращаться! Вы оба — просто отвратительны! И ваш образ жизни — отвратителен! Видеть вас не хочу! Никогда! Только ради папы тут и оставалась! Но больше я в этом доме ни секунды не хочу находиться!
Пока Кристина говорила, Лука медленно подошел к комоду и остановился, опершись о него бедром и сцепив на груди руки. Он слушал ее, слегка опустив голову, словно скрывал свое лицо. Она была уверена, что он так прятал язвительную ухмылку. Сволочь!
Матвей смотрел на нее открыто, слегка нахмурив брови и скривив губы в настороженной улыбке: его лицо выражало удивление, заинтригованность — не более. Он тоже не воспринимал ее всерьез, как и всегда!
— Забери свою тряпку! — крикнула она и бросила в него белой воздушной сорочкой, которая на лету надулась парусом и плавно упала к его ногам.
