— Ну в чем опять дело-то? — с иронией в голосе, но мягко спросил он, поглаживая ее гладкую спинку и легонько щекоча ее шейку и щечку щетиной.
— Ни в чем, — выдавила она из себя, глотая слезы.
— Да ладно. Брось. Ты же можешь просто со мной поделиться.
— Спасибо, я уже пыталась делиться с Лукой! — отрезала Кристина, всхлипывая.
— А… но… вообще-то я тебя уже предупреждал насчет Луки… — с некоторым упреком заметил Матвей.
— Предупреждал?! Предупреждал?! — вдруг вспылила она, ударяя его кулаками по груди и пытаясь вырваться, что, конечно, было бесполезно, поэтому она почти сразу же снова ткнулась ему лицом в грудь, захлебываясь слезами. — Ты… вообще хотя бы когда-нибудь кого-нибудь любил, придурок?!
— Может быть, я просто еще не встретил достойной, — посерьезнев, ответил он.
— Да? — она снова уперлась ему в грудь руками. — И я была тебя не достойна?! Хотя теперь, конечно, после всего, ты и меня можешь отнести к категории шлюх, как и всех женщин, и со спокойным сердцем думать, что достойных просто не существует!
— Кристина… — он мягко поймал ее за запястья, перекинул через ее голову одну руку и, развернув ее к себе спиной, сжал ее руки крест-накрест у нее на груди. Она беспомощно замерла в его крепкой хватке — слезы совсем ее обессилили. Его губы приблизились к ее ушку. — Ты ведь сама мне дала понять, что тебе нравится Лука.
— Поэтому вы и решили, что можно и вдвоем меня поиметь?! — чувствуя его член, упирающийся ей в ягодицы и спину, воскликнула она, опять пытаясь вырваться у него из рук.
Матвей стал нежно собирать губами капельки воды с ее шейки и плечика.
— Извини, но я просто не мог себе в этом отказать, — зашептал он страстно. — Ты такая красивая, вкусная, сладкая.
Он стал тереться о нее бедрами, отпустил ее руки и начал ласкать все тело — нежно, требовательно, пылко.
— Снова меня изнасилуешь? — тихо возмутилась она.
— Изнасилую? Я что, когда-то тебя насиловал? — посерьезнел он вдруг, чувствуя, как к горлу подступает уже давно забытая тошнота и страх.
— А что это вообще было этой ночью, по-твоему?
— Ммм… секс… Причем великолепный, — беспечно заявил он, загоняя в глубину подсознания неприятные ощущения и воспоминания из далекого, теперь уже почти нереального детства. Одной рукой прижимая ее ладони к холодной плитке, другой рукой он направил затвердевший член между ее бедер.
Девушка снова тяжело всхлипнула.
— Ну что такое, Кристин? — наконец сменил тон Матвей и отступил от нее.
Кристина повернулась к нему лицом. Она тяжело дышала и щечки ее цвели как розы.
— Да то, что вы вообще не учитываете мое мнение! Вы просто делаете, что вам заблагорассудится! Я даже не знаю, чего мне ожидать! Обращаетесь со мной как с комнатной собачкой! Лука даже слушать не хочет, когда его просишь остановиться!
— Послушай… Ты ведь сама быстро согласилась на отношения с Лукой, даже не разобравшись, кто он. Никто тебя к этому не принуждал…
— Одна только мысль о том, что вы с ним все это обсуждаете, сводит меня с ума! — перебила она возмущенно.
— Ну, извини… Так уж сложилось… — Матвей лишь небрежно пожал плечами.
— Я думала… думала, что так все и бывает… ну, если испытываешь к кому-то влечение, то… разобраться в человеке просто не успеваешь… Да в общем неважно! — она зачесала пальцами волосы назад, словно в отчаянии схватилась за голову, но ее кисти плавно сползли по мокрым щекам и шее, сомкнувшись вместе под подбородком. Она оперлась о стену спиной и в очередной раз тяжело вздохнула, уставившись в пустоту. — Почти все мои подруги постоянно обсуждают секс с парнями, а я всегда делала вид, что просто не хочу ничем делиться. Честно говоря, я и теперь не стала бы… Мне просто показалось, что я хочу этого по-настоящему именно с ним…
В Матвее снова шевельнулся подавленный и почти забытый укол ревности, но он успокоил себя привычными и такими приятными мыслями о близости и доступности желанной девушки. Матвей смотрел на нее, такую нежную, беспомощную, свежую, яркую, с прекрасными лучистыми глазами и слегка воспаленными припухшими губками и снова ощутил то же странное чувство неуверенности, что и тогда, на теплоходе. Он невольно окинул взглядом ее соблазнительное, такое чувственное юное тело, и подумал, что она, пожалуй, красавица из красавиц, хотя со временем, скорее всего, еще больше похорошеет. Возможно, Матвей смог бы сдержаться, если бы по ее коже сейчас не струилась вода, если бы ее белокурые волосы не облепили тяжелыми прядями плечи и шею, если бы она не смущалась так искренне, волнительно отводя в сторону взгляд, и если бы она не плакала и не выглядела такой провокационно беззащитной. Все это просто не могло лгать. Он уперся ладонями в стену справа и слева от ее плеч и склонился, покрывая короткими поцелуями ее соленое от слез лицо, пока она сама не начала искать губами его губы.
— Хочешь, сделаю тебе массаж? — вдруг улыбнулся он. — Похоже, я правда вел себя эгоистично… Хочу искупить по крайней мере свою вину. Я, кстати, отменно делаю массаж.
Кристина невольно усмехнулась сквозь слезы такому искреннему простодушию. Как для него все элементарно… но, может, все на самом деле так просто, а она всего лишь неопытная глупая девчонка, которая еще не готова стать женщиной? Может, ее гордость, ее сомнения, ее страхи, ее чувство унижения и слезы — все это капризы? Тогда почему ее так гложет ноющая боль под ложечкой от ощущения, что ее осмеяли и ею воспользовались? Она никак не могла понять, что таил в себе непроницаемый взгляд Луки… это тревожило ее больше всего и, наверное, это тянуло ее к нему несмотря на страх, несмотря на боль, несмотря на непредсказуемость… Кто знает, до чего он готов дойти и сможет ли остановиться, если войдет в раж… А Матвей… его глаза ей, кажется, не лгали… Они улыбались и светились откровенным желанием и восхищением ее красотой… Разве могла она найти в себе силы сказать «нет» этим глазам? Особенно сейчас, снова загнанная в угол, распаленная его страстью, согретая в его объятьях, доведенная до безразличия к голосу разума его ласками, не знающими запретов и пределов? Все равно это в последний раз… В самый последний! Потому что если она свыкнется со всем этим, то потеряет себя навсегда и никогда не вспомнит, какой была раньше, какой мечтала стать… и как верила в любовь…
— Я даже не знаю, — вздохнула она, сжимая руки на груди.
Матвей, по-прежнему улыбаясь, выключил душ и вышел, вернувшись с полотенцем. Он вытер ее с ног до головы, украдкой любуясь ее смятением и обреченной податливостью. Затем достал из шкафчика со стеклянными дверцами увесистую бутыль прозрачного масла для массажа и жестом указал ей на выход из ванной.
— Вообще-то постель нужно застелить полотенцем — она вся в масле будет, — упрямо заметила Кристина, прежде чем лечь.
— Да брось. Фиг с ней.
— Ну уж нет. Это же не твоя комната.
— Лука будет просто счастлив узнать, как ты заботишься о его вещах.
— Принеси полотенце. Я так не лягу.
Матвей закатил глаза и театрально вздохнул, но повиновался.
Кристина улеглась на живот, чувствуя, как внутри все дрожит от волнения. Когда он сел ей верхом на ноги, она вдруг невольно усмехнулась, подумав, что едва ли подобное положение можно назвать очень удобным и искупающим то, из-за чего она переживала. Но вообще, все это очень скоро закончиться, ведь не будет эта затянувшаяся поездка в Петербург длиться вечно… Поэтому, может, не стоит обо всем этом столько думать? Разве можно теперь в этом во всем что-то исправить?
Руки Матвея медленно заскользили по ее плечам, шее, спине, бокам и пояснице. Они двигались довольно-таки уверенно, почти профессионально, и под ними быстро нарастало приятное тепло и слабость. От масла исходил дурманящий аромат лаванды, а в голове у нее роились не менее дурманящие образы, поэтому, когда Матвей стал впиваться пальцами в ее мышцы более интенсивно, она капризно вскрикнула.
— Что? — усмехнулся он, не останавливаясь, — непривычно для неженки?
