При этих словах оберфюрер Бёме слегка поморщился. Потерев переносицу, он отошел от стола, приблизился к массивному сейфу с изображением старинного прусского орла, открыл толстую дверцу, сверкнувшую блестящими замками. Стоящие у стола невольно проследили взглядом за оберфюрером. В глубине сейфа виднелась стопка аккуратно сложенных папок, завязанных шелковыми тесемочками.
Оберфюрер Бёме перебрал несколько сверху лежавших папок, взял одну из них и, прикрыв тяжелую дверцу сейфа, мягко щелкнувшую при этом замками, вернулся к столу.
— Вас, Крайхен, прошу подождать в приемной, — небрежно бросил Бёме одному из участников совещания.
Тот, щелкнув каблуками, вышел из комнаты.
— А теперь доложите, что у нас с агентурой, оставляемой в городе.
Готцель, полистал свою рабочую тетрадь, открыл ее на одной, только ему известной странице.
— Господин оберфюрер, нашим отделением «Вервольфа» в течение двух последних месяцев завербованы и подготовлены для работы в условиях оккупации восемьдесят семь агентов. Часть из них были на связи СД до 1940 года, а потом были исключены из агентурного аппарата на основании известной вам директивы, некоторые были нам переданы в прошлом году, как «сторожевая агентура» абвера.
Всем агентам отработаны легенды прикрытия и линия поведения. Они снабжены необходимыми документами, либо подтверждающими их нелояльность к режиму, либо фиксирующими факты, которые должны отвести любые подозрения русской контрразведки…
— То есть? — Бёме поднял брови.
— Например, двум бывшим активным членам НСДАП, которые работали в наших низовых организациях, мы организовали исключение из партии «за пораженческие настроения». Соответствующие записи сделаны в партийных формулярах, необходимые бумаги направлены в Берлин. Об этих «фактах» знают их сослуживцы и соседи…
— Хорошо. — Оберфюрер прервал Готцеля. — Скажите мне, сколько из общего числа агентов… Их, по-моему…
— Восемьдесят семь, — помог Готцель.
— Да. Сколько из них составляют русские, украинцы, литовцы и поляки? Вы же сами понимаете, что немецкое население будет полностью выселено из Восточной Пруссии в Германию или Сибирь. Об этом Сталин уже договорился с Черчиллем и Рузвельтом. Они этого не скрывают. Поэтому я спрашиваю: сколько из них смогут остаться здесь «на длительное оседание»?
— К сожалению, господин оберфюрер, несмотря на то что «ненемцы» составляют более половины всей агентуры, говорить о том, что вся она сможет быть оставлена «на длительное оседание», очень трудно. Вы же знаете отношение русских к своим военнопленным и «насильно угнанным»… — Готцель усмехнулся. — Они их всех считают предателями, и тут уж совсем ничего нельзя гарантировать. Рассчитывать на то, что их совершенно не тронут, не приходится…
— Да, я знаю.
— Среди агентов из числа немцев, на которых мы серьезно рассчитываем, могу назвать агента «Геккон». Это — служащий почтового отделения в Ратсхофе[138]. Он был завербован СД еще в 1937 году и активно работал по линии третьего отдела. Хорошую подготовку имеют агенты «Мустанг», «Барс» и «Утконос»…
— «Утконос»? — Бёме хмыкнул и с иронией посмотрел на Готцеля. — Прямо зоопарк какой-то!
— Из числа агентов-ненемцев наиболее перспективны агенты «Сайгак», «Мастер» и «Лилия»…
— Женщина?
— Да, из восточных рабочих. В сорок первом была завербована гестапо. Двадцать три года. На ее счету десятки выявленных «врагов рейха». Не допустила ни одного прокола…
— Ладно, Готцель! Достаточно! Я доверяю вашему опыту и профессионализму. Он известен и в Берлине. О вашей работе я слышал, когда еще работал в каунасском СД. Я хочу вас попросить об одном: подберите трех-четырех агентов из числа русских или литовцев для очень важного и, прямо скажу, деликатного дела…
— Слушаю вас, оберфюрер.
— Пока могу сказать только одно: это должны быть исключительно надежные агенты, имеющие большой опыт работы в тылу врага и способные решительно действовать в одиночку.
— Я вас понял, оберфюрер.
— Так, теперь доложите, как обстоит дело с оборудованием тайников и радиоточек.
— Господин оберфюрер, прошу разрешения, чтобы об этом доложил оберштурмфюрер Вурц. Он непосредственно занимается подготовкой подземных сооружений.
— Докладывайте.
Вурц, высокий блондин со смутным, испещренным мелкими оспинами лицом, стал обстоятельно докладывать о том, какие подземные объекты удалось приспособить и оборудовать для размещения тайных хранилищ оружия, боеприпасов и снаряжения групп «Вервольфа».
Собственно говоря, скрытые подземные сооружения стали строиться еще в 1944 году, когда гитлеровцы почувствовали, что фронт неумолимо приближается к границам Германии. В рамках так называемой Егер-программы стали срочно возводиться укрытия для размещения ценного оборудования предприятий и учреждений, которые по каким-либо причинам не могли быть эвакуированы с территории, занимаемой противником.
Новый импульс активности эта работа получила сразу после издания двадцать седьмого июля 1944 года гитлеровским Генштабом приказа, обязывающего гаулейтеров Восточной Пруссии, Данцига-Западной Пруссии, Померании, Верхней и Нижней Силезии обеспечить строительство оборонительных сооружений на всей территории «немецкого восточного пространства». Однако серьезные работы по оборудованию тайников начались только после того, как советские войска завершили окружение кёнигсбергской группировки и вышли к побережью Балтийского моря.
— Мы приспособили для нужд «Вервольфа» ряд подземных сооружений, построенных в рамках «Егер-программы», в частности, углубленные бункеры во дворе универмага «КЕПА»[139], около Штайндаммской кирхи, на хозяйственном дворе пивзавода «Понарт» и в районе Замкового пруда. Кроме того, с соблюдением предельной конспирации были проведены работы по переоборудованию нескольких старых подвалов в домах центральной части города и на окраинах. Как правило, это подвалы в частично или полностью разрушенных домах, жильцы которых погибли или эвакуировались из Восточной Пруссии. В отдельных случаях мы вынуждены были для маскировки объектов подорвать стоящие над ними развалины, не нарушив скрытого доступа…
— Подождите, Вурц. А система коллекторов?
— Здесь, господин оберфюрер, есть целый ряд проблем. Мы, конечно, занимаемся и канализационными коллекторами. Но русские, как только войдут в город… — Вурц замялся, почувствовав, что сказал что-то лишнее.
— …если войдут в город, — поправил Бёме.
— Простите, оберфюрер… если русские войдут в город, то они, конечно же, в первую очередь будут обследовать подземные коллекторы. Тем более что чертежи и планы достать будет нетрудно, даже если мы постараемся уничтожить все, что имеем. На насосных станциях и по обслуживанию канализационной системы работали множество людей…
— Я согласен с вами. Но не пренебрегайте исключительной возможностью для передвижения диверсионных групп, которую нам дают подземные коммуникации. Вурц и вы, Готцель, вспомните Варшавское восстание в прошлом году, вы, конечно же, читали доклад РСХА о том, как эффективно действовали поляки, используя подземные коллекторы Варшавы. Их мобильные боевые отряды стремительно передвигались под землей из одной части города в другую, нанося неожиданные удары по войскам вермахта и полиции. Коллекторы Кёнигсберга надо использовать, и использовать активно!
— Так точно, оберфюрер!
— Сколько законсервированных радиоточек вы размещаете в городе?
— Четыре. К сожалению, только четыре.
— Ладно, этого, наверное, хватит. Что еще можете доложить?
Вурц замялся. Готцель, как бы помогая ему, негромко сказал:
— В городе есть объекты, имеющие хорошо укрепленные и оборудованные подземные сооружения. Но они находятся в ведении гаулейтера, под непосредственным управлением его аппарата.
— Вы имеете в виду…
— …бункеры под Домом труда на Росгартен и гаражом на Хоймаркт[140], а также в районе Гросс-Фридрихсберга[141]. И еще…
— Ну…
— …господин оберфюрер, есть еще один объект, который, по-моему, не следует исключать из плана подготовки подразделений «Вервольфа». Я имею в виду Королевский замок. Мы знаем, что это объект исключительного подчинения гаулейтеру…
— Хорошо. Я поговорю с гаулейтером.
На этом совещание закончилось. Готцель и Вурц собрали свои документы, аккуратно свернули топографическую карту и, отдав честь, вышли из комнаты.
В приемной их ждал Крайхен, которого оберфюрер Бёме попросил подождать за дверью, да так больше и не пригласил в кабинет. Как в любой спецслужбе, в СД каждый должен был знать только то, что непосредственно относится к его деятельности. Порядок этот был незыблемым. А вопросы, которые обсуждались у начальника «Оперативной группы Б» оберфюрера Бёме, были настолько секретными, что даже старому, испытанному члену НСДАП, штурмовику с пятнадцатилетним стажем, оберштурмфюреру Крайхену не полагалось присутствовать при их обсуждении. И это несмотря на то что Крайхен сам, непосредственно участвовал в указанной работе и уже более двух лет служил в «Зондеркоманде 7Б».
