— Галлен Мовельдик, к вашим услугам.
— Аника, приятно познакомиться, — представилась и я. — Я пришла встретиться с вашей матушкой и передать письмо от ее старшей сестры. — И под вопросительным взглядом мужчины пояснила. — От Лианем, той самой, которая пропала много лет назад.
Его брови в удивлении взлетели ко лбу, мужчина почти забыл про яблоко и, когда попытался сцепить перед собой руки, взглянул на него чуть ли не с удивлением.
— Вкусное? — невольно вырвалось у меня.
— А? Д-да, вкусное. Этот сорт еще мой отец вывел, хотя его страстью все же были цветы.
— А у вас?
— Что у меня? — похлопал он глазами.
— У вас какая страсть? Тоже цветы?
— У меня? Нет... — потом опомнился и исправился. — Не совсем. Я, конечно, их люблю и продолжаю дело отца по мере сил.
Но...
— Но моя страсть — поэзия, — и засмущался, будто мужику не сорокец, а как минимум шестнадцать.
— Оу! — только и могла сказать я. Неудивительно, что дело отца хиреет. — Очень необычно и интересно. А вы можете что-то прочесть? — Мне стало интересно. Может, у него и правда талант, а на беднягу ярмо цветочника повесить хотят. Хотя я в поэзии все равно мало разбираюсь, но сказать, нравится мне стихотворение или нет, уж точно смогу.
— Вам правда интересно? — изумился он.
— Конечно!
Мужчина прокашлялся, собираясь с мыслями, но прочесть свои вирши так и не успел — в беседку вошла, а вернее — протиснулась, необъятного размера дама. Сходство с Лианем у нее определенно было, но крайне отдаленное.
Я встала.
— Ты, что ли, письмо от Лианем принесла? — без приветствия начала она.
Да уж, как-то не так я представляла эту встречу.
— Я. Вот, держите, — достала из котомки бумажный треугольник и протянула женщине. Она его взяла и покрутила в руке.
— Так, значит, жива Лианем. Уже и Грейтель похоронили, а эта стервь все еще жива.
Я вспыхнула от негодования, но сдержала себя от резких слов.
Миарель грузно села на лавку. Мне присесть не предложила, и я осталась стоять, краем глаза замечая, что Г аллену неприятна вся эта ситуация.
— Ну что ж, посмотрим, что пишет эта старая карга.
«Может, и старая, но точно получше вас», — внутренне кипела я. Было жутко неприятно видеть, что к замечательной Лианем относятся с пренебрежением и враждебностью.
По мере чтения женщина все больше хмурилась, а потом хмыкнула:
— Это ж сколько нужно иметь наглости, чтобы через столько лет просить за такую же потаскушку, как сама, а? Ни стыда, ни совести! Тогда жизнь всей семье испортила и сейчас подгадить хочет! — Тройной подбородок женщины затрясся, а от переизбытка чувств на лбу и над верхней губой выступила испарина. — А ты что стоишь? — глянула на меня из-под насупленных бровей. — Думаешь, я буду помогать какой-то срамнице?!
Я и так стояла ровно, но после этой тирады будто кол проглотила. Отвечать на оскорбительные выпады? Ругаться с этой женщиной? Да помилуйте!
— Прошу прощение, что потратила ваше время зря, — произнесла сухо и холодно и вышла из беседки, а потом и из калитки.
Вслед мне неслись какие-то ругательства, но я посчитала выше своего достоинства в них вслушиваться. Думать о только что приключившемся скандале, о сестре Лианем было крайне неприятно и даже больно. Не заслужила знахарка такого отношения от собственной семьи. В чем она виновата? Что любила? Или в том, что поверила одному козлу? Я-то это унижение как-нибудь переживу, а что было бы, если бы вместе со мной приехала Лианем?
Я покачала головой, впервые соглашаясь с решением женщины и дальше оставаться в деревне. Я хоть и приняла ее выбор, но какой-то частью сознания обижалась, что ли. Хотя нет. Это и обидой нельзя было назвать. Просто я не понимала ее решения. А теперь... Теперь я была рада, что она не слышала всех этих слов.
Мысли с Лианем плавно перетекли на поиск работы, и я направила стопы к рынку. Возможно, Старая Берта сможет мне помочь. И почему в этом мире не нужны женщины экономисты? Я ведь была ведущим специалистом. А тут? Кому здесь нужны схемы планирования и бюджетирования? Нет, они наверняка кому-то нужны, только кто подпустит беременную семнадцатилетнюю девушку к финансам и отчетности даже самого захудалого хозяйства? Будь оно моим, еще куда ни шло. Но никакого хозяйства мне в этом мире не досталось. Все что у меня было - единственное платье, которое я уже успела продать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Изобрести что-нибудь, что ли? Как там в книгах попаданки и попаданцы всех мастей делали? Только что изобретать-то? Магия здесь решает очень многие проблемы, а мои знания носят слишком поверхностный характер, чтобы привнести в этот мир что-нибудь действительно стоящее.
Может, велосипед изобрести? А что? Приду я такая к дяденьке кузнецу и расскажу про двухколесное чудо. И еще добавлю, что денег у меня пока нет, но я их ему обязательно отдам! Ага, потом. А он посмотрит так ласково и скажет: конечно, милая девушка, сейчас все брошу, вот, видишь, уже бросаю, и начну твою чуду-юду делать! Мне же, болезному, больше и заняться-то нечем!
И так, по сути, со всем. Ладно, прорвемся! Где наша не пропадала?
— Аника! Аника! Постойте! — окликнули меня.
Оглянувшись, я увидела запыхавшегося Г аллена Мовельдика.
Я остановилась и дождалась мужчину. Все же он не сделал мне ничего плохого. Наоборот, был мил и обходителен.
— Аника, простите мою мать за ее слова и поведение! Она не со зла. Просто. — он не мог подобрать слов.
— Я понимаю и не обижаюсь, — решила сразу же закончить неприятный разговор и отправиться дальше.
— Правда? — искренне обрадовался он. — Я сразу понял, что вы очень чуткая особа!
— Простите, но мне пора.
— Подождите, Аника, — он замялся. — Я так понял, вы недавно в городе и ищете работу.
— Так и есть, — тут мне было нечего скрывать.
— Дело в том, что я уже несколько дней подыскиваю работника в оранжерею. Раньше этим маман занималась, но она уже несколько лет как отошла от дел, а вы мне кажетесь девушкой серьезной и тонко чувствующей. Плачу, конечно, не так чтобы много, всего десять лингов[1] в неделю, но...
Надежда в моей душе расправила крылья. Поможет ли Берта — это еще вопрос, а мне прямо сейчас предлагают работу! Но я решила не совершать ту же ошибку, что с госпожой Ловель, чтобы не терзаться потом неопределенностью:
— Господин Мовельдик. — замялась я.
— Что? Вас смущает маленькая оплата?
— Нет, я сейчас рада любой работе, а тем более такой. Просто я хочу, чтобы вы знали: я беременна. — Мужчина несколько раз быстро моргнул, будто эта мысль слишком тяжело проникала ему в голову. — И если для вас это не станет препятствием, то я готова приступить к работе хоть сейчас, — предложила, опуская плечи и готовясь к отказу.
— Так вы замужем? — внезапно спросил мужчина.
— Нет, то есть я была замужем. Вот, — оттянула рукав платья и продемонстрировала браслет. — Я вдова.
— Ох, это же надо. Столько несчастий на ваши хрупкие плечи! — он поднял глаза к нему и задумчиво пробормотал:
Светлессы, пролетая в небе, Коснулись девушки крылом. Хельваты с завистью взирали, И когтем руны начертали, Стремясь. Стремясь.
Муза явно убежала от Галлена, и он досадливо поморщился, а я не выдержала:
— Господин Мовельдик, так что скажете?
— А? — снова посмотрел он на меня.
— Вы берете меня на работу?
— Да, конечно! Вам ведь беременность не помешает?
— Не помешает, будьте спокойны. А ваша матушка... она не будет против? — решила на всякий случай уточнить.
Мужчина махнул рукой:
— Дело, как к главе семьи, давно перешло ко мне. Да и она уже года полтора в оранжерее не появляется. Тяжело ей. Так что вам не о чем беспокоиться.
Мы еще немного обсудили мои обязанности и куда нужно завтра прийти, и я полная радостного предвкушения отправилась. на рынок.
Во-первых, нужно купить продукты, а во-вторых. я все же хотела поговорить с Бертой. Мало ли, может, она что-то лучше предложит. Все же рано и поздно госпожа Мовельдик узнает о том, что ее сын меня нанял, и тогда останусь ли я дальше там работать, предсказать сложно.