Из биографических совпадений: Пушкина в Царскосельском лицее готовили к военной и государственной карьере! Вообще заведение это по праву можно считать тогдашним аналогом школы КГБ — многие экс-лицеисты пополнили-таки ряды не только декабристов, но и сотрудников III отделения. Кстати, к этому ведомству, оболганному поколениями «революционных демократов», Пушкин никогда не скрывал симпатии. Как не сомневался он и в сходстве собственной судьбы с судьбой того, кто придет за ним: «Там некогда гулял и я, но вреден север для меня». (Известно, как не задалась питерская карьера Путина после падения Собчака.) А разве случаен интерес Алесандра Сергеевича к жизни и деятельности тиранов и самозванцев, дерзнувших на престол, — от Григория Отрепьева до Емельяна Пугачева через Петра Великого. Отношение поэта к этим личностям никак нельзя назвать отрицательным. Пушкин слишком хорошо знал Россию и принимал ее такой, какая она есть, понимая, что без насилия, временного лишения прав и свобод, лжи во имя правды — гармоничного общества на ее территории построить невозможно. Думается, что путь Путина (сочетание-то какое, здесь слышиться двойной ПУТЬ, Дао в квадрате) к верховной власти, не лишенный, будем справедливы, привкуса византийской специфики, не вызвал бы у Александра Сергеевича ничего, кроме одобрения.
Вспоминается любопытный эпизод. Путин — еще премьер, прибывший в какой-то из известных театров на культурное мероприятие. Навстречу — подвыпивший Ширвиндт. «Кого я вижу! — радостно восклицает знаменитый актер. — Может, познакомимся? Шура!» Путин реагирует мгновенно, протягивая руку: «Вова!» Но Ширвиндт не унимается: «Может, выпьем за знакомство?» Путин отвечает:
«А почему бы и нет?» — заворачивая к буфету. Согласитесь, легкость в общении необыкновенная, совершенно пушкинская, несовместимая со званием государственного мужа, да еще такого ранга. С чего бы такое? Наверное, каждому из нас приходилось в каких-то обстоятельствах испытывать что-то вроде дежавю, ощущение того, что все это когда-то уже было, хотя быть с нами никак не могло. Специалисты в области кармических чрезвычайных ситуаций называют такие вещи «памятью прошлой жизни», проявляющимся подчас кодом инкарнации. Похоже, с Путиным в театре произошло нечто подобное.
Когда России нужен был поэт, который бы воплотил в себе европейское Возрождение и Просвещение, а затем привил его на отечественной почве, появился Пушкин. Когда страна нуждалась в сильном правителе, готовом вычистить авгиевы конюшни коммунистического и «демократического» наследия, появляется Путин. Надо сказать, что и Пушкин совершенно не пренебрегал придворной службой, и его знаменитый пассаж о трех царях («упек меня в камерпажи на старости лет») следует рассматривать скорей как кокетство. Кстати, тут же предвосхищены взаимоотношения Путина с Березовским — «велел пожурить за меня мою няньку».
Пушкина всю жизнь преследовали упреки в нечеткости политической ориентации — и либерал, и охранитель, и западник, и патриот. Все это могло бы остаться личным делом поэта, если бы через двести лет не повторилось на столь впечатляющем уровне. Те же либеральные экономические воззрения в соединении с «Клеветникам России».
Оставляя читателю поле для самостоятельного сопоставления и глобальных выводов, напомню лишь об одном любопытном эпизоде из жизни другого духовного лидера державы. А. И. Солженицын, открывая рецензию на «Прогулки с Пушкиным» Абрама Терца, говорит о прогулке угрюмого зэка в бушлате и бороде с кудрявым подвижным весельчаком. Став президентом, Путин едва ли не первым посетил А. И. Солженицына на даче, и они гуляли-таки в подмосковных перелесках. Это дало повод обозревателю «Итогов» разразиться издевательским вопросом: «О чем могли говорить бывший зэк с бывшим опером?..»
Догадываетесь, о чем?
2000
Луна и Крым
Визионер Носов и мечтатель Аксенов
В 2008 году, когда в политическую практику страны пришло явление под названием «Тандем» и случилась первая (но не последняя, как сегодня очевидно) в этом Тандеме рокировка, Россия, как водится, не заметила 100-летия со дня рождения писателя Николая Носова.
В этом же году, в самом его начале, другой прославленный писатель, 75-летний Василий Аксенов, получил тяжелейший инсульт, от которого так и не смог оправиться. Около полутора лет пребывания в промежуточном состоянии, которое он не раз пытался описать в своих поздних, если вести отсчет с «Московской саги», романах — и смерть в июле следующего, 2009 года.
Но объединяют знаменитых литераторов не столько даты, сколько жанровая и типологическая близость их главных книг — романов «Незнайка на Луне» (1964–1965 гг.) у Носова и «Остров Крым» (1979, окончательная редакция — 1981 г.) у Аксенова.
1
Жанровое родство — на поверхности. Обе книги — романы-путешествия и антиутопии с густым присутствием очерка нравов, социальной сатиры, тоталитарной эстетики, мотивами ностальгии и нерушимости настоящей дружбы. Сюжетный мотор романов — своеобразные географические (и, естественно, в случае Луны, не только «гео»), допущения. Аксеновский Крым — остров в акватории Черного моря. У Носова лунная цивилизация располагается не на поверхности Луны, а внутри. Распространенный в советской фантастике ход; поразительно, однако, другое: лунатики именуют свою ойкумену не Внутренней, скажем, Луной, а Малой Землей. «Незнайка на Луне» создавался аккурат в те годы, когда после антихрущевского переворота, первым секретарем ЦК КПСС становится Леонид Брежнев, для которого операция на Малой Земле в ходе ВОВ (1943 г.) — стержневой элемент собственной военной мифологии. Впрочем, яркая эта деталь имеет отношение скорей не к сатире, а к провидческому дару Николая Носова. Брежнев тех лет скромен, уповает на «коллективное руководство», правда, в юбилейном 65-м делает 9 Мая нерабочим днем. А скончался Николай Николаевич Носов в год 70-летия Брежнева, когда героическому уже Генсеку вручены маршальское звание и орден Победы — за Малую Землю и совокупность военных заслуг.
Вообще книги «незнайкиной» трилогии содержат массу занятных подтекстов относительно советской хронологии. Публикацию «Приключений Незнайки и его друзей» в детском журнале «Барвинок» прервала смерть Иосифа Сталина. Стоить напомнить, что в первой книге цикла коротышки — малыши и малышки — живут однополыми коммунами, между тем раздельное школьное обучение — реальная примета позднего сталинского времени. По меткому замечанию писателя Михаила Елизарова, «Цветочный город — это идеальная модель экокоммунизма (даже автомобили здесь на газированной воде)». Носов и здесь предвосхищает время; мощное экологическое движение в СССР началось чуть позже, один из его знаков и стимулов — роман Леонида Леонова «Русский лес», опубликованный в следующем, 1954 году.
«Незнайка в Солнечном городе» появляется в 1958-м. Повесть чрезвычайно созвучна эпохе наступающих 60-х: возрожденной коммунистической вере на «научной основе» (Елизаров: «Солнечный город — мир технокоммунизма, который обеспечивают высокие технологии»). Интересно, что утопия Солнечного города весьма напоминает советскую Москву, какой ее видит старик Хоттабыч под руководством пионера-сталкера Вольки Костылькова в последней, «послесталинской» редакции повести Лазаря Лагина.
А вот по поводу «Незнайки на Луне» — загадка. Можно говорить о непопадании в идеологический мейнстрим, точнее, неполном попадании. Ну ясно, что космические путешествия — уже реальность, полет на Луну — вопрос ближайшего будущего. Однако основной пафос третьего романа — в разоблачении общества — антипода миру земных коротышек. А ведь времена зубодробительной кукрыниксовской сатиры давно позади, в холодной войне — ощутимое потепление, хрущевское «сосуществование» даже после изгнания Никиты Сергеевича — по-прежнему в повестке дня… Да и анализирует Носов (политолог, социолог, экономист и, главное — футуролог) не конкретную Европу с Америкой (слишком уж далек от известных западных образцов лунный капитализм), а полицейское государство, общество потребления и социальных полярностей, где один из основных инструментов воздействия на массы — телевидение (кстати, в 1965 году это казалось фантастикой не меньшей, чем все остальное). Но о глобальных прозрениях Носова — чуть ниже, а пока отметим забавное пророчество литературного скорее свойства. Незнайка в финале своей лунной эпопеи заболевает странной болезнью — самочувствие его последовательно ухудшается от пребывания на Луне — из-за чего, собственно, коротышки меняют планы и стремительно возвращаются на Землю. При этом выражается Незнайка, будто капризный почвенник:
«— Где же солнышко — хныкал он. — Хочу, чтоб было солнышко! У нас в Цветочном городе всегда было солнышко».
