Возможно, в словах Анны была своя правда, но Тайлер вдруг вспомнил, что в детстве в их колонии в Коннектикуте каждый год семнадцатого января шел снег. Никакого рационального объяснения этому не было, зато существовала легенда, согласно которой в этот день умерла прекрасная индейская девушка, дочь зимы, и с тех пор небеса каждый год оплакивали ее кончину холодными снежными слезами. Кроме того, мальчишкой он был точно уверен, что, если поймать в банку ровно двадцать светлячков, а потом разом выпустить их на свободу перед тем, как ложиться спать, то всю ночь проспишь без единого дурного сна. Одни вещи не поддавались объяснению. Другие поддавались. Иногда объяснение вас устраивало. А иногда — нет. Тогда на свет появлялся миф.
— У меня такое чувство, что вы хотели спросить не об этом, — сказала Анна.
Тайлер улыбнулся.
— Не совсем.
— Ну, мне известно, что она не замужем. И еще что у нее есть единоутробная сестра.
— Единоутробная? — заинтересовался Тайлер.
— Насколько мне известно, у них разные отцы. Их мать была настоящая смутьянка. Уехала из города, родила дочерей, привезла их сюда, а потом снова уехала. Я так поняла, вы увлечены Клер?
— Да, — сказал Тайлер.
— Что ж, желаю удачи. — Анна поднялась. — Только смотрите не наломайте дров. Мне не улыбается искать нового организатора для факультетских банкетов, если вы разобьете сердце Клер.
В тот вечер, вернувшись с занятий, Тайлер сидел на диване в шортах и рубашке с короткими рукавами и пытался проверять студенческие задания по рисунку, но мысли его вертелись вокруг Клер. Анна не знала Клер. Никто толком ее не знал. В сущности, Сидни, пожалуй, была единственной, кто мог хотя бы как-то помочь ему проникнуть в душу женщины, которая не выходила у него из головы с тех самых пор, когда он впервые заговорил с ней.
Сидни пообещала ему поговорить с сестрой, так что ему оставалось лишь ждать от нее вестей.
Или лучше самому позвонить Сидни утром и спросить ее о Клер?
Или зайти к ней в салон?
Зазвонил телефон, и Тайлер приподнялся, чтобы взять с кофейного столика переносную трубку.
— Слушаю?
— Тайлер, это Сидни.
— Ух ты, — сказал он, опускаясь обратно на диван. — Я как раз надеялся, что ты позвонишь.
— Я по поводу Клер, — негромко сказала Сидни. — Она сейчас в саду. Калитка не заперта. Я подумала, может быть, ты захочешь прийти.
— Она не хочет меня видеть. — Он поколебался. — Или хочет?
— Но я думаю, что ты ей нужен. Никогда еще не видела ее в таком состоянии.
— В «таком» — это в каком?
— Она как живой провод. От нее без преувеличения летят искры.
Он помнил это чувство.
— Сейчас приду.
Он пересек двор и, обогнув дом Уэверли, очутился на лужайке. Как Сидни и сказала, калитка в сад была не заперта, и он толкнул ее.
На него немедленно пахнуло теплым запахом мяты и розмарина, как будто он вошел в кухню, где на плите кипели ароматные травы.
Вкопанные в землю фонари, похожие на сигнальные маячки, озаряли сад желтоватым сиянием. Вдали темнел смутный силуэт яблони; ее листва еле заметно трепетала, точно шерсть спящей кошки. Клер он нашел у грядки с травами, и от ее вида у него захватило дух. Ее короткие волосы придерживал уже знакомый белый ободок. Она стояла на коленях в длинной белой сорочке на бретелях и с кружевной оборкой. Он видел, как вздымается ее грудь в такт движениям: она рыхлила землю маленькими граблями. Совершенно внезапно он вынужден был согнуться пополам и упереться ладонями в колени, чтобы перевести дух.
Сидни была права. Он безнадежен.
Когда Тайлер наконец решил, что может выпрямиться без риска потерять сознание, он медленно приблизился к Клер, не желая напугать ее. Он подошел почти вплотную, когда она наконец перестала копаться в земле. Листья некоторых растений потемнели, как будто были опалены. Другие сморщились и пожухли, точно иссушенные зноем. Клер повернула голову и вскинула на него глаза. Белки были покрасневшие.
Боже правый, неужели она плакала?
Он не выносил женских слез, все его студенты знали об этом. Одной слезинки первокурсницы, растерявшейся от обилия домашних заданий и не успевшей выполнить работу по его предмету, было достаточно, чтобы он дал ей отсрочку и вызвался замолвить за нее словечко перед другими преподавателями.
При виде его она вздрогнула и отвела взгляд.
— Уходи, Тайлер.
— Что с тобой?
— Со мной все в порядке, — отрывисто ответила она, вновь принимаясь с остервенением терзать землю граблями.
— Пожалуйста, не плачь.
— А тебе-то какое до этого дело? Ты тут ни при чем.
— А хочу быть при чем.
— Я ушибла палец. Мне больно. Очень.
— Сидни не стала бы звонить мне, если бы все это было из-за ушибленного пальца.
Наконец-то ему это удалось. Наконец-то ему удалось пробить ее броню. Клер резко обернулась.
— Она тебе позвонила?!
Поначалу, похоже, слова давались ей с трудом, но она быстро преодолела замешательство.
— У меня просто в голове не укладывается, что она тебе позвонила! Ее будет не так мучить совесть, если она будет знать, что ты останешься со мной, когда она уедет? Ты тоже меня бросишь! Разве она этого не знает? Нет, откуда ей знать, ведь это она всегда всех бросает. Ее-то никогда не бросают.
— Сидни тебя бросает? — спросил Тайлер озадаченно. — Я тебя бросаю?
У Клер дрожали губы.
— Все рано или поздно меня бросают. Моя мать, моя бабушка, Сидни. Даже Эванель теперь нашла себе другую компанию.
— Во-первых, я никуда не уезжаю. Во-вторых, куда уезжает Сидни?
Клер снова отвернулась.
— Не знаю. Я просто боюсь, что она куда-то уедет.
«Она любит то, что никуда не девается». Так, кажется, сказала Сидни. Эта женщина слишком много раз оказывалась покинутой, чтобы снова впустить кого-то в свою жизнь. Это откровение вышибло почву у него из-под ног. Колени у него в самом буквальном смысле подкосились. Теперь многие ее черты были ему понятны. Он прожил по соседству с домом Уэверли достаточно долго, чтобы понять, что местная легенда, возможно, возникла не на пустом месте, однако в одном Анна все же была права. Клер ничем не отличалась от обычных людей.
Во всяком случае, боль она испытывала точно так же.
— Ох, Клер.
Теперь он был рядом с ней; оба стояли на коленях.
— Не смотри на меня так.
— Не могу.
Тайлер протянул руку и коснулся ее волос. Он был уверен, что она отшатнется, но, к его удивлению, она еле заметно потянулась за его рукой. Глаза у нее были закрыты, и выглядела она такой беззащитной.
Он чуть подался вперед, поднял вторую руку и обхватил ее лицо ладонями. Их колени соприкоснулись, и она уткнулась лбом ему в плечо. До чего же мягкие у нее были волосы! Он погрузил в них пальцы, потом коснулся ее плеч. Она была мягкой везде. Он погладил ее по спине, пытаясь как-то утешить, но не зная, чего именно она хочет.
Клер отстранилась и поглядела на него. На глазах у нее все еще блестели слезы, и он большими пальцами утер их. Она вскинула руки и обхватила его лицо ладонями, копируя его жест. Кончики ее пальцев повторили очертания его губ, и он точно откуда-то со стороны увидел, как она наклонилась, чтобы поцеловать его. Очень глупо в такой момент потерять сознание, сказал он себе. Она оторвалась от его губ, он вернулся в собственное тело и подумал: «Нет!» Удержал ее, нашел губами ее губы. Минуты текли одна за другой, их сердца бились все сильнее и сильнее, руки касались друг друга повсюду. В какой-то момент ему пришлось напомнить себе, что это все ради нее, а не ради него, ради ее боли, а не ради его удовольствия. Впрочем, она, похоже, не собирается жаловаться, подумал он и слегка поморщился, когда она прикусила его нижнюю губу.
— Вели мне остановиться, — сказал он.
— Не останавливайся, — прошептала она в ответ, скользнув губами по его шее. — Иди дальше.
Дрожащими руками она принялась расстегивать пуговицы его рубашки; пальцы не слушались. Наконец она справилась с рубашкой, и ее ладони легли ему на грудь, скользнули к спине. Она обняла его, прижалась щекой к сердцу. От этого прикосновения он напрягся и шумно втянул воздух. Ощущение было почти болезненным, но он упивался этой энергией, этой жгучей неудовлетворенностью, просачивающейся сквозь кожу. Только ее было слишком много, так много, что он не мог поглотить ее всю.
Так, чего доброго, и умереть недолго, мелькнула у него хмельная мысль. Зато какая это будет смерть!
Он попытался выпутаться из рубашки, но Клер не отпускала его. Тогда он притянул ее к себе, чтобы поцеловать еще раз. Она толкнула его, и он навзничь упал на землю, но так и не оторвался от ее губ. Он лежал на грядке с какой-то травой, похоже с тимьяном, приминая его, и их окутывал его одуряющий пряный запах. Все это казалось ему неуловимо знакомым, но он не мог сообразить откуда.
