— Госпиталь или граната?
Он прекратил смеяться:
— Граната, конечно.
— За всю историю были казнены всего двенадцать сальваян. Они брали гранату несвязанными руками. Мне бы хотелось отдать должное традиции, если бы я мог доверять вам… Вы уважаете ее?
— Конечно. Выдающаяся честь — номер тринадцать.
Он поднял руки над головой и сказал с искренним сожалением, Хотя я и не услышал ни нотки раскаяния:
— Я тоже сальваянин, Элмис. К тому же старый и усталый.
Я установил гранату на его поясе и отошел.
Он научил меня, глупца, тому, чему не могли научить все прожитые триста сорок шесть лет: не стоит ждать правды от презирающего ее. Он сорвал гранату с пояса и бросил в мою сторону. Граната пролетела мимо, ударилась в иву. Кладбище на секунду озарилось пурпурным, как кровь, сиянием. Низ дерева испарился мгновенно, а верхушка с треском и шуршанием обрушилась на меня. Чтобы спастись, мне, дураку, пришлось прыгнуть в сторону, а над могилами прозвучал тонкий смех Намира:
— Это все, что вы переняли у людей!
Известие о войне банд вполне могло оказаться ложью, но я решил не играть с судьбой. Первые метры наших дальнейших дорог совпадали, и потому я преодолел ограду кладбища вслед за Намиром. Он увидел в моей руке свой нож, улыбнулся улыбкой сумасшедшего и свернул в лес. Теперь наши дороги расходились. Впрочем, если меня не погубит моя собственная глупая нерешительность, мы еще встретимся…
Его машина — вернее, машина Фермана — стояла рядом с моей. Я проткнул ей передние шины и отправился назад, в Латимер.
Я припарковал «Энди» сразу за 21. Заглушив мотор, я услышал некий шум, напоминающий отдаленный визг, но больше похожий на свист пара из кипящего чайника. Темный лабиринт городских улиц глушил и рассеивал его. Пока я ехал из Байфилда, луна наконец взошла, но ее помощь в этом лабиринте домов со слепыми лицами была минимальной. Лоуэлл-стрит ответвлялась от Калюмет в двух кварталах за «ПРО.У.ТЫ». Я плохо знал Квайэ-лейн. Дома же на Лоуэлл-стрит не обособленны, а стоят сплошным рядом, образуя узкую улицу, больше похожую на каньоны Нью-Йорка. Когда я свернул за угол, ожесточенный крик стал ближе и мощнее. Тут же в меня врезался запыхавшийся мужчина.
— Эй, мистер! Не ходите туда! Там банды! — пытаясь сохранить равновесие, он схватился за мою руку. — Вызвал копов, не приехали, проклятые… Как всегда, когда в них нуждаешься… Думал, удастся найти патрульного копа на Калюмет…
— Кто-нибудь ранен?
— Дети с пробитыми головами… И будет еще хуже. Мистер, вы бы лучше…
— Я в порядке. Я живу тут, на этой улице.
— Ладно, но не вмешивайтесь, говорю вам. Маленькие ублюдки швыряют камни с крыш, прямо здесь, на Лоуэлл. Попали в девочку… Она не была с ними, лишь бежала следом…
— Где? Где она?
— А?.. О, ее утащила какая-то женщина, увела в дом…
— Моя дочь…
— Боже мой! Не берите в голову!.. Девочка могла оказаться любым ребенком… Она ранена не сильно, ее даже с ног не сбили, и эта женщина…
— Который дом?
— На той стороне, второй от следующего угла.
Я пожал его руку и побежал.
Позади меня в мостовую ударил камень. Только один (идея Анжело?). Звук его падения утонул в криках, и я понял, что впереди Квайэ-лейн. По моему разумению тот, кто кинул камень, не мог быть Анжело — он бы не бросил его в одинокого взрослого сейчас, когда «индейцы» уже миновали этот квартал. Часть моей души все еще настаивала на этом, когда я ворвался в дом.
Это была Шэрон. Ей постелили в передней две женщины. Одна промывала рану на ее голове, другая суетилась вокруг. Увидев меня, Шэрон тут же перестала хныкать, а я, целуя и браня ее, отбросил все правила поведения Наблюдателей.
— Что ты пыталась сделать?
Полагаю, мои зрачки были похожи на серые суповые тарелки, но она вряд ли заметила это. Как говорят люди, все было «олл райт»: кровотечение уже почти прекратилось, и спасители Шэрон как следует вычистили рану.
— Шэрон, Шэрон, что…
— Я хотела, чтобы они перестали. Вы заставите их остановиться?
— Конечно, именно это я и сделаю. Все нормально, Шэрон.
Она слегка расслабилась, вздохнула и вытерла нос, сердито и уверенно.
— Откровенно говоря, Бен, вы всегда появляетесь, когда вы нужны, откровенно говоря.
— Все в порядке, Шэрон. Я заставлю их остановиться.
Женщины взяли меня в оборот. Одна из них поинтересовалась, чем я думал, когда позволил своей дочке в такое время бегать по улицам. Я отделался словами, что она не моя дочь, черт побери, просто я знаю, где она живет, и вернусь чуть позже, чтобы забрать ее. После этого я выбежал из дома и отправился на поиски поля брани.
Долго искать не пришлось. Квайэ-лейн была грязным переулком, глухим тупиком, ограниченными двумя складами и упиравшимся в глухую стену третьего. Позже, от полиции, я узнал, каких результатов достигли «стервятники» своей стратегией. «Индейцы» двинулись по Лоуэлл-стрит, готовясь к намеченной схватке на Квайэ-лейн. Идея была проста — посмотреть, сколько увечий можно нанести друг другу до того, как завоют сирены. Вероятно, «индейцы» не поняли, что происходит, когда на Лоуэлл-стрит посыпались камни. Да еще и увеличили свои трудности, разбив уличные фонари, на Лоуэлл и Калюмет. Один мальчик был убит. Несколько позже поблизости от места схватки полиция нашла другого со сломанным плечом. Мертвый мальчик скорее всего лежал где-то в тени, потому я его и не заметил, когда бежал по этому кварталу… Преодолев зону каменного дождя, «индейцы» обнаружили небольшой отряд «стервятников». Этот отряд, инсценировав отступление на Квайэ-лейн, заманил «индейцев» в ловушку. После этого капкан захлопнулся: основные силы «стервятников», покинув свои укрытия в дверных проемах, усиленные метателями камней на крышах, атаковали врага. Среди атакующих не было лишь одного человека. Билли Келла с тех пор не видели ни я, ни полиция. Почему он не участвовал в схватке на Квайэ-лейн? Проявил заботу о своей оранжевой крови?
Кажется, мне очень хотелось верить, что именно Билли Келл сидел в одиночку на крыше, когда «индейцы» уже проследовали к месту схватки.
Кулаками, камнями, «шпокалками» и ножами «стервятники» Загнали «индейцев» в темный конец переулка. Когда я достиг грязного угла Квайэ и Лоуэлл, «индейцы» уже прекрасно поняли, что произошло, и яростно пробивались назад. Отвратительная луна уверенно заглядывала в переулок, все было видно как на ладони.
Я не мог обнаружить Анжело.
У некоторых мальчишек были фонарики, и их судорожно шныряющие лучи добавляли суматохи в ход схватки. Впрочем, гораздо чаще фонарики использовались в качестве дубинок. Я выкрикивал какую-то благоглупую чушь, которую все равно никто не слушал. Один из «стервятников» — я узнал его по черному шотландскому берету — проскочил мимо меня, держа в руках нечто похожее на деревянное ружье. Я мельком заметил резиновую ленту, гвоздь в прорези и вырвал оружие из рук мальчишки. Тот сверкнул безумными глазами, закрыл рукой лицо и убежал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
