Гунарстранна позвонил в дверь. Прошло довольно много времени, прежде чем ему открыли.
— Я заскочил к вам по пути, надеясь застать вас дома, — добродушно сказал Гунарстранна. — Ведь ваш магазин временно закрыт…
Из прихожей Карстен Есперсен провел гостя прямо к себе в кабинет. Очень удобно, подумал Гунарстранна. Сам кабинет ему понравился. Уставленные книгами стеллажи доходили до потолка. Перед одним из окон стоял старый коричневый письменный стол. На нем — старомодная черная пишущая машинка «Ройял», которая резко контрастировала с двумя громадными колонками на противоположной стене. Гунарстранна с удовлетворением осмотрел большую стереосистему и подумал: здесь он, возможно, лучше поймет характер этого человека. На полированной мраморной плите стоял низкий, но очень широкий усилитель. Треугольные динамики висели почти под потолком. Между колонками стояли два современных дорогих кресла с откидными спинками.
— Я проезжал мимо и решил спросить, о чем вы говорили с отцом вечером накануне его убийства, — объяснил Гунарстранна, усевшись в одно из кресел.
Есперсен сел за стол.
— А я разве говорил с отцом в тот вечер? — неуверенно спросил он.
— Конечно… Ведь вы ужинали у него.
— А-а-а… да мы просто разговаривали обо всем… за едой. О том, какое все вкусное. Ну и детей учили ничего не оставлять на тарелке… и так далее.
— А после еды? Мне сказали, после ужина вы с отцом остались в столовой, чтобы выпить по рюмочке.
— Ну да, верно. Говорили мы в основном о делах. Я спрашивал цены на разные товары, рассказывал ему о новых поступлениях.
— Что за новые поступления?
Есперсен выдвинул ящик стола и положил на него ногу.
— Стол, старая форма, два бокала из Нёстетангена. Все это мы получили в последние дни, и… они все там, в кабинете.
— В каком кабинете?
— В кабинете моего отца. В магазине.
— И больше вы ни о чем не говорили?
— Да ведь и то, о чем я сказал, уже немало. Невозможно оценить предметы старины за пару минут. Я предложил отцу взять коньяк и спуститься в магазин, чтобы он своими глазами взглянул на новые поступления, но он сказал, что ему не хочется. Я не удивился. В конце концов, была пятница. Отец обещал посмотреть на все утром следующего дня, то есть в субботу…
— Может быть, он поэтому спустился вниз после того, как вы уехали? Передумал и захотел своими глазами взглянуть на новые приобретения?
— Возможно, — ответил Есперсен. — Я не знаю.
— А как вы думаете, зачем он спускался вниз? — спросил Гунарстранна.
— Возможно, вы правы и он действительно захотел взглянуть на новые товары…
— Но он отказался спускаться туда с вами, когда вы ему предложили, верно?
— Да… В самом деле, если он поэтому спустился туда позже, то это немного странно. Трудно сказать. Отец часто бывал непредсказуем.
— А что вы подумали, когда вам сообщили, что ваш отец найден мертвым в магазине? Какой была ваша первая мысль? Как по-вашему, что он там делал?
— Ну, самая первая мысль, которая приходит в голову, — он спустился проверить, все ли в порядке — заперты ли двери. А может, просто хотел что-то взять. По правде говоря, я не очень много думал об этом.
— Но если бы нам пришлось устанавливать причину, по которой ваш отец среди ночи спустился в магазин, что бы вы предположили?
— Скорее всего, он спустился проверить, заперты ли двери. Не представляю, чтобы ему настолько захотелось осмотреть новые приобретения, о которых я ему рассказывал. В конце концов, он ведь собирался взглянуть на них на следующий день.
— А вам не кажется, что он мог назначить в магазине встречу своему убийце? — спросил Гунарстранна.
Есперсен молча уставился на него.
— Мое предположение кажется вам нелепым?
— Нет, но тогда… получается, что никакого взлома не было?
— Мы нигде не обнаружили следов взлома. Правда, пока нам неизвестно, все ли на месте.
— Если вы пустите меня в магазин, я сразу скажу, украдено что-нибудь или нет.
Гунарстранна вытянул ноги и поправил спинку кресла. Оно оказалось очень удобным.
— К сожалению, вам туда нельзя — еще некоторое время. Криминалисты еще не закончили свою работу. Зато вы получите опись всего, что мы нашли в магазине.
— Но почему?..
Гунарстранна не дал ему договорить.
— Потому что магазин — место преступления. Вопрос не обсуждается.
Есперсен замолчал.
— Вы печатаете на машинке? — спросил инспектор, указывая на черную пишущую машинку на столе. — Не на компьютере?
Есперсен покачал головой.
— Пишущая машинка и автоматическая ручка подсказывают определенный стиль. Мне кажется, я не мог бы писать по-другому.
— Но ведь она старинная. — Инспектор кивнул на машинку. — На ней даже корректирующей клавиши нет.
— На такой писал Хемингуэй, — возразил Есперсен.
Гунарстранна отметил про себя остроумие ответа. На сером, невыразительном фасаде его собеседника появилась еще одна трещина.
— О чем еще говорил ваш отец? — спросил он.
— О чем еще? — Есперсен пожал плечами. — Знаете, я даже не помню.
— Он не упоминал о встрече с двумя своими братьями?
— Вообще-то упоминал. Совершенно верно.
— И что он говорил?
— Почти ничего. Сказал, что зашел к Арвиду и отменил продажу магазина.
— Но такой важной вещи вы забыли?
Есперсен поморщился, подбородок у него снова задергался.
— Нет, — ответил он. — Я не забыл, но… видите ли…
Гунарстранна ждал молча. Карстен Есперсен подпер голову рукой. Он словно размышлял, как бы получше выразиться.
— Если бы вы знали моего отца при жизни, — начал он, глядя в потолок. — Видите ли, я тоже был в курсе их… их… — он взмахнул рукой, подыскивая нужные слова, — предварительных переговоров. Арвид поставил меня в известность. Наверное, они с Эммануэлем боялись, что я буду против, поскольку я ведь работаю в магазине…
Гунарстранна по-прежнему молчал и ждал.
— Но я не был… не был против. Если я захочу, то могу открыть магазин хоть в собственной гостиной. Да я за много лет обзавелся такими связями… — Он замолчал.
— Значит, вы не возражали против продажи магазина?
— Разумеется. Но отец надавил на них, это он умел… Да, теперь припоминаю, как об этом зашла речь. Мы пили коньяк, я рассказывал отцу о бокалах с гравировкой, о военной форме — полный комплект, с медалями и лентами. Вдруг он сдвинул брови и сказал — как будто обдал меня ведром холодной воды: «Я отменил продажу магазина. Если хочешь, позвони Арвиду и утешь его». Все было бы очень смешно, если бы не было так грустно…
— Он выразился именно так? Вы повторяете его слова?
— Да. Он знал, что Арвид говорил мне о предстоящей сделке. Да, он выразился именно так и еще добавил, что зол на меня. Должно быть, ему показалось, что я сговариваюсь с дядями у него за спиной, предаю его.
— А вы что ответили?
— Почти ничего, хотя мне было что сказать. В конце концов, именно он, а не Арвид должен был сообщить мне о предстоящей продаже магазина. Ведь отец был в курсе всего с самого начала. И до того дня открыто не возражал. Ну, я и ответил: мол, мне все равно, продадут магазин или нет. Я не кривил душой. Если бы они с Эммануэлем и Арвидом продали магазин, я бы не умер с голоду. В конце концов я сказал отцу, что Арвид успел заранее выведать у меня, не против ли я предстоящей сделки. Кстати, я объяснил отцу, что Арвиду я в свое время ответил так же, как и ему. И конечно, я не удержался и намекнул: мол, странно, что мне обо всем сообщил Арвид, а не он. Вот и все. Потом мы больше о продаже магазина не говорили.
— В тот вечер вы вообще больше не разговаривали?
— Да нет, почему же. Мы только не говорили об Арвиде, Эммануэле и о сделке.
Гунарстранна кивнул.
— Каким ваш отец показался вам в тот вечер? Таким, как всегда, или другим?
— Он был таким, как всегда, — сварливым. — Карстен едва заметно улыбнулся. — Он почти всегда пребывал в дурном настроении.
— Почему?
— Что?
— Не был ли ваш отец чем-то болен? Видите ли, настроение у него могло быть подавленным из-за болезни.
Есперсен улыбнулся:
— Мой отец болел нечасто.
Гунарстранна кивнул.
— Вообще-то ваш отец был очень серьезно болен, — сказал он. — У него в почках нашли опухоль… По мнению патологоанатома, у него был рак в последней стадии… Впрочем, возможно, он сам еще не знал о своей болезни… — Гунарстранна кашлянул. — Итак, вопрос заключается в том, говорил ли отец с вами о каких-либо болезнях?
— Никогда. — Есперсен посмотрел перед собой и замогильным голосом переспросил: — Рак?
Гунарстранна кивнул и сказал:
— Давайте вернемся к вечеру накануне убийства. Говорил ли ваш отец с кем-нибудь по телефону, пока вы были у него в гостях?
