Теперь он больше не чувствовал в груди прежней искры. Ему казалось, что и Ева Бритт мучается от сознания такой же пустоты внутри.
«Зачем мы притворяемся?» — подумал он.
Они оба заказали филе пинагора. К их столику подошел официант, чтобы забрать пустые тарелки. И пока официант убирал со стола, Ева Бритт вдруг замолчала — впервые за долгое время. На долю секунды Франку почудилось, будто в ее глазах мелькнул испуг. Как только официант отошел, она снова начала болтать. Теперь она рассуждала о телеведущих и о том, какие банальные эти новые сериалы.
— Разве не так? — спросила она, глядя на него в упор.
Фрёлику показалось, что она смотрит враждебно. Может быть, догадалась, что он ее не слушает?
— Мы ведь обсуждали все то же самое вчера вечером, когда говорили о телевидении, — осторожно ответил он. — Исчерпали тему до донышка.
Ева Бритт обиделась. Фрёлик понял, что поступил с ней жестоко. С другой стороны, почему он должен терпеть, слушать одни и те же разговоры день за днем и притворяться, что ему интересно? Раздражение поднималось из глубины его души. Нашла на что обижаться! Он ведь всего лишь осторожно намекнул на то, что ему жаль тратить время на пустую болтовню и ничегонеделание. Да, Ева Бритт обиделась. Она никогда не злилась демонстративно, напоказ. Нет, она уходила в себя — пряталась в укрытие, где ее не задевали никакие внешние перемены. Можно сказать, Ева Бритт уходила в собственную демилитаризованную зону. Там она старалась как можно быстрее разоружиться и найти нейтральную тему. Как обычно, такой темой послужила еда.
— Я так наелась, — сказала Ева Бритт, надувая щеки и становясь похожей на мяч. — Сейчас лопну. — Она еще сильнее надула щеки. — Как воздушный шар!
Франк Фрёлик мрачно кивнул.
— Эта рыба прямо взрывает вкусовые сосочки!
Фрёлик снова кивнул. Официант принес кофе и ликер. Отпив глоток, Ева Бритт облизнулась:
— М-м-м, как вкусно! Мне кажется, мои вкусовые сосочки сходят с ума.
Фрёлик кивнул.
— В последний раз, когда мы здесь были, мы ели на закуску улиток. Помнишь? И равиоли с шалфеем и маслом… ужасно жирно, но так вкусно! А на горячее — филе-миньон!
Фрёлик кивнул.
— Я тогда так наелась… Сидела как… — Ева Бритт снова надула щеки. Фрёлик заранее предчувствовал, что она скажет дальше: — Как шар!
Он снова кивнул.
Потом он стал смотреть в окно, потому что знал: она еще больше обидится, если он будет то и дело посматривать на часы. На той стороне улицы мерцали часы на ювелирном магазине. Они показывали десять минут одиннадцатого.
Ему удалось еще на час отпроситься у нее на работу, но при условии, что потом он вернется к ней. Приехал он только в полночь. Ева Бритт как раз вышла из ванной. Поскольку она была в ночной рубашке, Фрёлик понял, что Юли уже легла спать. Он устал и тоже отправился в душ. Когда он вышел из душа, Ева Бритт уже ждала его в постели. Она лежала под пуховым одеялом, разомлевшая от тепла и совершенно голая. Едва он лег рядом, она тут же обеими руками ухватила его за мужское достоинство. Они долго занимались любовью в разных позах, но Фрёлику грезилась Анна. Потом он крепко заснул. Во сне он тоже видел Анну. Ему снилось, что она лежит сверху, как в то утро, когда они были вместе, — почти месяц назад. Во сне она села и посмотрела на него в упор, но оказалось, что у нее лицо Ингрид Есперсен. Фрёлик вздрогнул и проснулся. За окном было еще совсем темно. Сон настолько возбудил его, что он снова разбудил Еву Бритт и они снова занимались любовью. Утром Ева Бритт принесла ему завтрак в постель. Нежно улыбаясь, она сказала: ничего, что они живут раздельно, главное, что их отношения развиваются позитивно.
Он отвез Юли в школу и отправился к шведской границе. Занимался новый суровый зимний день. Темные пятна леса и дороги перемежались белыми, покрытыми снегом эстфольдскими полями. Небо над головой напоминало синий пергамент. Деревья протягивали вверх толстые ветви; если бы не мороз, они бы, наверное, были похожи на китайские иероглифы. Зимой же они казались статуями, облаченными в прочные кольчуги из инея и ледяных кристаллов.
Он не сразу нашел нужный поворот; несколько раз пришлось возвращаться. Наконец он увидел впереди покрытое льдом озеро. На поле из-под снега там и сям торчали пучки желтой соломы; вокруг пучков громко ссорилась стая ворон. Судя по их ленивому карканью, ссориться им давно надоело. На ярком солнце искрился и переливался снег. Если бы не холод, самая подходящая погода для лыжной прогулки! За холмом виднелась труба, из которой шел дым. Фрёлик решил, что там и обитает Юнни Стокмо. Он въехал на пологий склон, увидел впереди постройки. По пути к дому пришлось проехать мимо низкого коровника. Под мостом, ведущим к коровнику, стоял трактор «Беларусь» со снеговым плугом. Очевидно, сальник прохудился, потому что на снегу под моторным отсеком натекла черная лужа. Рядом с ржавым пикапом «мазда» стояла бочка солярки. Фрёлик повернул к дому и заметил за окном какое-то шевеление. Едва он затормозил, дверь распахнулась и на крыльцо вышел мужчина в клетчатой рубашке; концы его вислых усов доставали до подбородка.
Внутри пахло по́том, смолой, табачным дымом и прогорклым жиром. Фрёлик огляделся. Стены голые, на полу линолеум. Юнни Стокмо нагнулся и приоткрыл дверцу цилиндрической дровяной печи — не пора ли подбросить поленьев. Заметив, что хозяин ходит по дому в зимних сапогах, Фрёлик с облегчением решил не разуваться.
— Сволочи они последние, — ответил Стокмо, когда Фрёлик спросил, хорошо ли он знаком с Фольке-Есперсенами.
Хозяин уселся в кресло-качалку перед телевизором. Фрёлик направился к дивану, перед которым стоял журнальный столик, заваленный газетами и заставленный грязными пепельницами. Стокмо продолжал бурчать:
— Они последнюю рубашку снять готовы! О Рейдаре я, может, раньше и был высокого мнения, да только с тех пор много воды утекло. Он стал совсем такой же, как они.
— Как кто? — уточнил Фрёлик, доставая свой старый, потрепанный блокнот.
— Как его хамоватые братцы и его сынок Карстен. Они ведь родня! Мой отец хорошо знал Рейдара, а я нет. И теперь они убили беднягу. А вы поинтересуйтесь, из-за чего они грызлись? Из-за углового магазинчика. Да ведь его и магазином-то не назовешь… так, будка, доверху заваленная старым хламом! Подумать только! Их хваленый магазин — просто гора лома, если не считать нескольких приличных вещей, которые Рейдар стибрил у других. В основном они торгуют хламом, который приличные люди выкидывают на помойку. Понимаете? Сволочи они последние, вот что! — Стокмо поморщился, встопорщив свои длинные, как у дальнобойщика, усы. — Наверное, не следует так говорить, ведь вы полицейский, но я человек честный и ничего скрывать не намерен. Знаете, какого я был мнения о Рейдаре? По-моему, он был самым обыкновенным тряпичником, старьевщиком, которому крупно повезло в жизни. Он ухитрился жениться на молодой красотке и отхватил роскошную квартиру в Западном Осло. Кроме как от меня, вы ни от кого не услышите правды. Для большинства Рейдар Фольке-Есперсен был уважаемым бизнесменом, столпом общества, героем Сопротивления. Он с самим Максом Манусом[6] был на «ты», а в День независимости надевал черный берет! Вы бы видели, как он пыжился от гордости, отпирая свою лавку древностей! А как он старался поддерживать форму! Два раза в неделю крутил педали на велотренажере — наверное, думал, что будет жить вечно! Я собственными глазами видел его. А в их так называемом магазине работал один я. Скупал старье у родственников новопреставленных, торговался на распродажах по случаю ликвидации разных предприятий… Вывозил на своем горбу старые столы, угловые шкафчики, дровяные печки, а потом приводил их в более-менее пристойный вид к очередному аукциону…
— Но ведь ему надо было содержать семью. Должно быть, его сын получал какой-то доход…
— Карстену уже под пятьдесят. Как вы думаете, чем он занимается целыми днями в этом их магазинишке? Ведь туда в лучшие дни заходят по два покупателя, не больше! Так вот, он уходит в подсобку и строчит там порнографические романы и так называемые «истории из жизни» для дешевых журналов. Карстена содержит вовсе не магазин, Карстена содержит его женушка. Она главный бухгалтер в какой-то крупной фирме в Оппегорде.
— Выходит, на отца Карстен трудился бесплатно?
Стокмо покачал головой:
— Поймите, Рейдара нельзя было назвать нормальным человеком. Скоро восемьдесят, а он отказывался передать бразды правления даже собственному сыну. Вы только подумайте!
— Но почему? — спросил Фрёлик.
Стокмо с горечью ответил:
— Какая-нибудь шикарная шлюшка из Фрогнера с радостью выкидывает тысячу за прогнивший кусок дерева… Рейдар был из тех, кто трясся над каждой кроной. Предпочитал не платить налоги, обходился черным налом. Говорю вам, Рейдар был последней сволочью!
