— Мне тоже надо, — проговорил Кай, когда кузнец замолчал.
Танк вытаращился на него.
— Не хребет рвать, — заторопился Кай. — Мне, чтобы это… Чтобы голяком по кукурузному полю не бегать, — неожиданно закончил он.
Танк фыркнул и расхохотался. Потом надолго о чем-то задумался.
— Ладно, — сказал он. — Моя старушка все меня пилит, чтоб я камин сложил, как у людей. А у меня что-то руки не доходят, вишь как. За Круглым озером овраг есть, знаешь?.. Там ручей течет. Когда храм Нэлы складывали, камни там брали, в ручье. Натаскаешь мне две сотни булыжников, будем дальше разговоры разговаривать. Только мелкие не бери. С мою голову бери, не меньше… — и, крайне довольный собой, Танк снова расхохотался.
Кай даже не улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Можно прямо сегодня начать?..
С тех пор так и пошло. Всякий раз, когда у него выпадала свободная минута, Кай бежал к кузнецу. Работа для него находилась всегда, а если не было работы, Танк обязательно выдумывал какое-нибудь занятие: Кай карабкался на деревья, переплывал ледяную Лиску, таскал камни, бегал, обливаясь потом, вокруг деревни. Камни для камина давно уже были перенесены к хижине, камин давно был сложен, но Танк все не спешил обучать мальчика своему смертельному искусству. «Вишь, оно как, — говорил он, когда мальчик заводил об этом речь, — только силу и сноровку в себе почуешь, как удаль дурная наружу проситься будет. Покажется, что ты лучше других, что никто тебе не ровня, а это нехорошо, брат… Лучше вот что… лучше принеси мне сорочье гнездо…» И Кай шел в лес искать гнезда, а сороки, как известно, птенцов на верхушках самых высоких деревьев высиживают, низко не гнездятся…
О дружбе кузнеца и городского Барона быстро стало известно всей деревне. Взрослые, видя мальчика, перетаскивающего с места на место громадные камни или безо всякого повода несущегося по пыльным тропинкам, останавливались и, качая головой, крутили пальцем у виска. Бабаня то и дело поднимала крик о том, что «на всю деревню опозорил, голодранец городской, добрым людям на смех выставил». Сколько раз она обещалась сходить к «этому дурню здоровенному», потолковать с ним, чтобы он отстал от парнишки, а то «стыда не оберешься», но все не шла. Старик Лар ничего не говорил, только сопел в бородищу. И матушка помалкивала. Она совсем мало стала говорить. А плакать по ночам — больше. Теперь она вовсе не отличалась от деревенских баб: одежда ее истрепалась, а лицо потемнело. И руки сделались грубыми. Кай сам понимал, что ему бы стоило больше помогать ей, несмотря на всю ее неохоту, но к Танку тянуло сильнее, и ничего он не мог с этим поделать.
С Гиллем и его компанией Кай снова столкнулся примерно через неделю после первой драки. Пацаны уже сознательно подстерегли мальчика и, напомнив про «две монетки», излупцевали почище прошлого раза, потому что никто Каю на помощь не пришел. Кай явился в кузницу с распухшим носом и губами, превратившимися в две синие лепешки. Он думал, что уж теперь кузнец покажет ему, как защищать себя, но тот, вызнав от мальчика детали драки, подумал и сказал:
— Значит, быстрый Гилль для тебя слишком? Оно так и есть… Ну-ка, встань-ка вон туда… — и, набрав в пригоршню мелких камней, принялся швырять их в Кая один за другим, требуя, чтобы мальчик камни ловил. Хотел Кай обидеться и уйти, но… остался. На следующий день упражнения с камнями повторились, а потом и на следующий, а потом и на третий. Через две недели мальчик упустил только пару десятков из доброй сотни. А через полтора месяца он не упускал ни одного камешка.
А еще через пару дней Кай встретил Гилля недалеко от дома. Гилль был один, тащил дрова для очага, и драки, возможно, и не случилось бы, но Кай напал первым. Может быть, потому, что Гилль не ожидал нападения, может быть, потому, что он оказался без поддержки своей компании, может быть, еще по какой причине, но этот бой закончился вничью. Пацанов растащила мамаша Гилля — отправила сынка домой, а Кая, держа за ухо, приволокла к Бабане.
Старуха, причитая, что «кутек вовсе свихнулся, на людей кидается», сурово отодрала Кая хворостиной, а на следующий день Кай получил еще и от Гилля, который поспешил взять реванш, собрав всю свою кодлу и подкараулив Кая в сумерках у плетня его же дома.
— Камешки будем кидать? — спросил мальчик у Танка наутро, щурясь обоими подбитыми глазами.
— Сколько их было? — подумав, спросил Танк.
— Пятеро, — ответил Кай. — Четверо тех же и еще один… Не знаю, как зовут. Конопатый такой…
— Племянник Бада Сухорукого, — кивнул кузнец. — Но это неважно… Значит, пятеро. Сложно увернуться от пятерых…
— Будешь меня учить?
Кузнец ничего не ответил, поставив у наковальни молот, почесал бритый затылок и, оглянувшись на окно своей хижины, проговорил:
— В лес пойдем. Давно собирался угля нажечь.
В лесу, стащив сваленные древесные стволы в угольную яму, Танк разжег костер, велев Каю стоять на месте, отошел на полсотни шагов. Потом подозвал Кая. Когда мальчик подбежал, стряхивая с опухшего от побоев лица лесную паутину и выбирая из волос листья, кузнец рассмеялся.
— Вернись к яме, — сказал он. — И подойди ко мне еще раз. Постарайся сделать это так, чтоб я не слышал.
— Как это? — оторопел Кай.
— Скользи меж ветвей, — пояснил кузнец. — Как это… как рыба. Ни одной ветки задеть не должен… вишь как…
Кай усмехнулся. Он понял.
— А тебя тоже так учили? — спросил он.
— Ага, — сказал кузнец. — Только вместо веток деревьев Братья с ножами были… И на месте они не стояли. Давай. Сначала медленно, потом быстрее.
Кай бегал по лесу туда-обратно до самого вечера. Ночевать он ушел домой, а Танк остался в лесу. На следующий день все повторилось. Через неделю на вечерней улице его встретили трое: Гилль с близнецами. Каю досталось в драке здорово, но и Гилль вернулся в тот вечер домой с расквашенным носом, а один из близнецов надолго зажмурился на один глаз. За ту зиму Кай сталкивался с компанией деревенских еще четырежды. Два раза его подкарауливали, два раза они встречались случайно. В пятый раз, когда Кай наткнулся на Гилля с компанией у пастбища, куда вел Бабаниных коз, деревенский атаман, оглянувшись на своих прихвостней, сплюнул себе под ноги и молча обошел мальчика. В тот день Кай понял, что отвоевал себе право ходить по деревне, не боясь быть избитым.
Когда Танк узнал об этом, то сказал:
— Теперь можно.
Они опять на целый день ушли в лес. Вопреки ожиданиям мальчика Танк показал Каю лишь ничтожно малую часть из того, что знал. «Большего не жди, — сказал он вечером, — и тому не следовало учить, но раз уж слово дал… А лучше всего — забудь все это. И вспомни лишь тогда, когда жизни твоей угроза есть…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
