В деревеньках Керри базарный день означает сотни забрызганных грязью черных коров, толпящихся на главной улице с недоуменным выражением на мордах; некоторые из них стоят на тротуаре, другие — посреди дороги. То и дело возмущенный ростовщик выгоняет корову из своей лавочки.
Рядом с каждой коровой стоит мужчина. Обычно это высокий, опирающийся на палку, диковатый на вид горец. Одежда — сплошные лохмотья, на голове шляпа, бывшая когда-то котелком. Иногда мужчина оставляет животное и присоединяется к приятелям. И как он потом находит свою корову среди других таких же, маленьких и черных, мне не понять.
Странность, свойственная этим мужчинам… Причем так во всей стране: если выберете самого оборванного, непотребного и дикого горца, потерявшего свою бритву в 1899 году, владельца шляпы, побывавшей в сотнях драк, и заговорите с этим человеком, то ничуть не пожалеете. Это был мой первый урок после того, как я покинул Дублин. Я заговаривал с такими траченными молью персонажами возле дороги и старался подобрать слова, как в беседах с английскими провинциалами, однако в Ирландии все, как на подбор, оказались настоящими ораторами!
Хорошее воспитание и почти обезоруживающая культура речи отличают большинство ирландских бродяг.
Итак, вернемся к нашему рынку…
Мальчишки гоняются за ослами, скачущими среди меланхолически настроенных коров. Многие ослики слишком молоды, чтобы работать, а потому наслаждаются недолгим ослиным счастьем. В конце улицы выстроились ряды маленьких телег, борта выкрашены в синий цвет, а оглобли — в яркий шафрановый. В телегах дремлют поросята и супоросные свиньи.
Корова, свинья и осел — вот и вся собственность ирландских крестьян.
Так выглядит рынок, беспорядочно раскинувшийся на задах деревенской улицы. Здесь вы найдете несколько крошечных лавок и кабак. Человек прошел пятнадцать трудных миль от своего болота и выручил за торф пять шиллингов. Другой крестьянин, поднявшись на рассвете, прошагал примерно такое же расстояние и заработал десять шиллингов за сено.
Эти люди едва кормятся со своей скудной земли, их состояние исчисляется в пенсах. И все же любой из них лучше погонит свою корову обратно, в далекие горы, но не согласится получить за нее меньше, чем рассчитывал. Ирландец не склонен к компромиссам.
Но как они торгуются! Взгляните на человека, желающего купить поросенка. Он осмотрит всех поросят, выставленных на продажу, потычет в них через решетку телеги, пока они не завизжат и не отпрыгнут. Затем приглядится к одному из них, подойдет к владельцу и скажет:
— Доброе утро. Славная сегодня погода, благодарение Богу.
— Это точно.
Двадцать минут они беседуют о чем угодно, только не о поросятах. Тем временем другие желающие купить поросенка украдкой собираются на некотором расстоянии от этих двоих. Никто из них не встревает в беседу, это неэтично. Много носов было сломано в Ирландии тем, кто не дождался окончания разговора с владельцем поросенка.
Наконец будущий покупатель говорит, словно его только что осенило: мол, маленькая свинка в телеге, кажется, недурна, и может набрать вес. Интересно, ради любопытства, сколько может стоить вот такой поросенок?
Затем он решает «проявить характер». То есть заявляет, что готов купить поросенка на пять шиллингов дешевле, чем названная сумма. Когда продавец изображает вежливое равнодушие, покупатель отходит, и на его место является следующий претендент.
Телеги с поросятами в базарный день окружены кольцом мужчин. Все вежливо ждут окончания торгов. Все не доверяют друг другу, всем хочется купить поросенка, все готовы «проявить характер».
Поросенка продают после взаимных уступок. Часто, когда стороны не могут разрешить спор, приглашают арбитра, и он приходит на помощь. Продавец и покупатель соглашаются принять его решение. Арбитр выслушивает подробности спора, скидывает шесть пенсов, и поросенок переходит в другую телегу.
Самым удивительным на этих рынках кажется отсутствие женщин. Поэтому базары и выглядят такими скучными. Сотни мужчин в черных одеждах, сотни черных коров. Здесь не продают масло, яйца и мед, нет взбитых сливок и сыра. В Сомерсете и Девоне всем этим торгуют женщины.
Ирландка дожидается мужа дома, в горах. Надеется, что он придет с серебром в карманах. Но иногда он возвращается с коровой или поросенком. Злой, независимый, бескомпромиссный.
Я надеюсь, что когда-нибудь он привезет ей что-нибудь; правда, пройдясь по деревенским магазинам, я задумался: а что, собственно, он может ей привезти? Башмаки? Несколько ярдов фланели? Это не тот подарок, который можно привезти женщине, прождавшей в горах целый день! Думаю, единственная красивая вещь, которую он смог бы привезти ей из ирландского деревенского магазина, — маленькая цветная картина с изображением Богоматери.
5
Странно, что у Ирландии репутация веселой и бесшабашной страны. Думаю, за эту легенду должны нести ответственность сильно пившие и много разъезжавшие англо-ирландцы георгианской эпохи.
По пути в Керри я встречал участки, из каменистой почвы которых словно бы сочилась меланхолия. Атмосфера дышит печалью и утратой иллюзий. Даже дождь, рыдая, падает на землю, а ветер тяжко вздыхает. Я сравниваю такие места со счастливыми землями — с вовсю плодоносящими садами Херефордшира; с Кентом, где созревает хмель; с виноградниками Бургундии; с серебряной долиной вокруг Авиньона; со святой землей Сиены; с молочной Голландией.
Нигде в мире нет такой печали, как в некоторых местах Ирландии. Может быть, это слезы эмигрантов? Может, плачут те, кому пришлось умирать в чужих землях? Здешняя атмосфера рассказывает о столетиях голода и эмиграции.
Ирландии, как и ее людям, свойственны перепады в настроении. За смехом ирландца могут последовать слезы, вот так и земля: в нескольких милях от веселого, спокойного, полного чувства собственного достоинства района, вы попадаете в землю Слиппера и Фларри Нокса [13]— на печальную, запущенную территорию, которая, насколько я знаю, никогда не была описана в художественной литературе. Если бы писатель, с чувством юмора Э. Сомервилла и состраданием Джона Голсуорси, объединил эти две природные крайности, то, возможно, мы получили бы правдивый роман об Ирландии. Мне кажется, что картины ирландской жизни до отчаяния неполны. За всем этим смехом, выращиванием лошадей, скачками с препятствиями, пьянством, интригами стоит персонаж, который никогда не появлялся в романах и тем не менее доказал, что в ирландской истории он самый главный. Это угрюмый крестьянин с вилами в руках. Он стоит за каменной стеной, смотрит на мчащихся мимо него охотников. Он представитель низшей расы, однако сам считает себя потомком святых и королей.
В этих печальных местах кажется, что долгая память этого человека наполнила воздух глубокой скорбью, а пафоса ей добавили женщины, укладывающие в постель голодных детей…
Возможно, это фантастика. Ирландия навевает фантастические мысли. И в правдивой книге об Ирландии будет много противоречий и мыслей, лишь наполовину правдивых.
6
— Если хотите отведать потин, — сказал мне знакомый, — идите в место, которое я вам назову, и скажите: «У Мика О’Флаэрти сдохла корова».
— А это безопасно?
— Нет.
— Так мне дадут потин?
— Да. Но, — прибавил он, — ради всего святого, когда будете писать об этом, постарайтесь все закамуфлировать. Вы понимаете, почему…
Самое загадочное слово в Ирландии — это «потин». Его никогда не произносят в полный голос. Только шепчут. Это запрещенный алкогольный напиток. Его готовят в горах — ночью или в сумрачные дни, чтобы за туманом не видно было дыма, идущего из перегонного аппарата. Готовить его в наши дни чрезвычайно опасно — хотя это обстоятельство лишь раззадоривает ирландца, — потому что правительство Свободного государства намерено закрыть зловредный промысел.
Сотни молодых полицейских объезжают дороги Ирландии, залегают в горах с биноклями. Их цель — выловить самогонщиков и посадить их в тюрьму.
