class="empty-line"/>
Сочетания знаков десятеричного и двенадцатеричного циклов строятся по определенному правилу: первый знак десятеричного цикла сочетается с первым знаком двенадцатеричного цикла, второй — со вторым, третий — с третьим, и так до десятого. Затем первый знак десятеричного цикла соединяется с одиннадцатым знаком двенадцатеричного цикла, второй знак десятеричного цикла — с двенадцатым знаком двенадцатеричного цикла, третий знак десятеричного цикла сочетается с первым знаком двенадцатеричного цикла. В совокупности получается 80 несходных сочетаний, которые и составляют один шестидесятеричный цикл. В летосчислении каждое сочетание соответствует одному году шестидесятилетнего «века».
На протяжении многих веков новогодний праздник у древнекорейских народов ассоциировался со сбором урожая и нередко приходился на 10-й месяц. Так, о народе когурё в «Саньгочжи» записано: «в десятом месяце (курсив наш. — Р.Д.) устраиваю жертвоприношения Небу, и все люди собираются в центре страны на большое собрание, называемое тонмэн»[383]. У народа в «в десятом месяце (курсив наш. — Р.Д.) устраивают праздник поклонения Небу, во время которого днем и ночью пьют вино, ноют и пляшут. Это называется мучхон („совершать танцы Небу“)»[384]. В «Саньго-чжи» также сообщается о том, что у народа хан «каждый год в пятом месяце после завершения полевых работ (курсив наш. — Р.Д.) совершаются жертвоприношения (добрым и злым духам). И тогда собираются толпами днем и ночью, беспрерывно поют и пляшут, пьют вино… То же самое повторяется опять в десятом месяце после завершения полевых работ (курсив наш. — Р.Д.)»[385].
В период средневековья праздник Нового года у корейцев начинался с зимнего солнцестояния (совпадающего иногда с 10-м, иногда с 11-м месяцем лунного календаря). Вплоть до конца XIX — начала XX в. в Корее существовала традиция, согласно которой специальные чиновники (как правило, историографы и астрологи) составляли календари на будущий год к дню зимнего солнцестояния. Подготовленные календари помещали в футляры желтого или белого цвета и подносили вану. Во дворце на календарях ставилась личная печать вана. После этого они вручались высшим чиновникам, которые, в свою очередь, раздавали копии этих календарей подчиненным, друзьям, родственникам как подарки по случаю дня зимнего солнцестояния. Календари в голубых футлярах рассылались чиновниками Палаты чинов своим коллегам в провинциальных ведомствах[386].
В конце XIX в., а точнее, с 1895 г. в Корее была введена григорианская система летосчисления, однако в народе еще долго сохранялись, а частично сохраняются до наших дней традиционные системы измерения времени, а соответственно и обычаи, и обряды, связанные с празднованием Нового года.
Подготовка к Новому году.
Подготовка к Новому году начиналась задолго до праздника. В каждой семье производились тщательная уборка жилища и его украшение; готовилась специальная еда; шилась новая одежда.
Ряд обычаев и обрядов, проводившихся в последние дни 12-го месяца, имели своей целью очищение от невзгод и бед проходящего года. Обряды эти проводились как на государственном, так и на народном уровне.
Важное место здесь занимали представления в масках, имевшие в прошлом магическую символику. Так, в период правления династии Корё (X–XIV вв.) при дворе вана в последнюю ночь 12-го месяца исполнялся танец в масках Чхоёнму («танец Чхоёна»), главным персонажем которого был Чхоён. Согласно древнему мифу, сохранившемуся в «Самгук юса», Чхоён был сыном Дракона Восточного моря, пожелавшим служить одному из ванов Силла (IX в.). Однажды, вернувшись домой, Чхоён застал свою красавицу жену с Духом лихорадки, но не убил его, а спел песню-хянга. В ответ Дух лихорадки молвил, что если увидит где-нибудь изображение Чхоёна, то будет обходить это место стороной. Поэтому исполнение танца в маске Чхоёна накануне Нового года должно было изгнать темные, злые силы. Как свидетельствует фильм (№ 10049), хранящийся в видеотеке Японского государственного этнографического музея (г. Осака) и снятый в наши дни, представление в масках Чхоёну бытовало до недавнего времени.
В конце XIX — начале XX в. широко бытовал обычай украшать жилища так называемыми новогодними картинками — сэхва. Изображения на этих картинках имели благопожелательную символику и должны были оградить дом и семью от бед и несчастий в наступающем году. Как свидетельствуют письменные источники, такой обычай существовал уже в период правления династии Коре, хотя не исключена возможность, что традиция восходит и к более раннему времени.
В конце XIX в. в ходу были разнообразные виды сэхва. Так, на главных воротах обычно приклеивались картины с изображениями «небесного воина» — военачальника, облаченного в кольчугу, со шлемом на голове. В одной руке у него был топор. Это изображение называлось также «страж ворот» (мунпэ) и должно было защитить и оградить дом и домочадцев от темных сил. Во дворце вана, а также в домах знати картины с изображением «стражей ворот» достигали в длину 2,5 м.[387].
Возможно, истоки этого обычая следует искать в мировоззрении древних корейцев, в их культуре. Так, известно, что в государстве Когурё (I в. до н. э. — II в. н. э.) «воинов-стражей» иногда рисовали по обеим сторонам от входа в помещениях усыпальниц когурёской знати (например, в гробнице Анак № 2). Поскольку гробницы воспринимались как «жилище» усопшего и, очевидно, в какой-то мере воспроизводили дворцы и усадьбы знати, можно предположить, что изображение «стражей», охранявших «дом» умершего от злых духов и напастей, имело распространение и в повседневной жизни. Не исключено, что в Когурё бытовала традиция вывешивать на воротах домов картины с изображением «небесных воинов». Может быть, это имело место и в новогодние дни.
В конце XIX — начале XX в. на ворота прикрепляли иногда картины, изображавшие «знатного чиновника», облаченного в халат из темно-красного шелка, со шляпой покту на голове, которая надевалась только во время церемонии вручения диплома о сдаче государственного экзамена на должность. Эта картина содержала пожелание на успешное продвижение по службе. К верхней части ворот или к входным дверям прикреплялись сэхва, изображавшие момент изгнания «черта», «нечистой силы» (квисина), или просто морду квисина, так как полагали, что эти картины преградят путь духам заразных болезней, духам зла, предотвратят пожары, бедствия и несчастья[388]. Подобные изображения и связанная с ними магия восходят к глубокой древности. Так, маска-морда квисина очень часто встречается на черепице, датируемой периодом Трех государств. Особенно много такой черепицы и кирпичей сохранилось от периода государства Пэкче (I в. до н. э. — VII в. н. э.). Смысл символики этих древних изображений был тот же: защита жилища. Черепица и кирпичи с мордами квисина были своеобразными оберегами.
С оградительной магией были связаны и картины, на которых помещали изображение Чхоёна. Картины с Чхоёном прикреплялись и к воротам, и к дверям, и к окопным или стенным проемам[389], так как, согласно древнему мифу, сохранившемуся в
