«Самгук юса», о котором говорилось выше, Дух лихорадки обещал Чхоёну, что если он увидит облик господина (Чхоёна) на картине, то не войдет в ворота, на которых она будет висеть. В «Самгук юса» было сказано: «С тех пор люди, чтобы отогнать бесов и зазвать в дом удачу, вешают на воротах изображение Чхоёна»[390]. Вообще надо отметить, что образ Чхоёна как оберега и защитника от болезней и бедствий занимал и занимает очень важное место в календарной обрядности корейцев.
Уже в период правления династии Корё и особенно в период правления династии Ли (1392–1910) существовала традиция, согласно которой ван на Новый год одаривал своих подданных новогодними картинами. На них обычно изображались либо «небесный воин» (или военачальник), либо небожительница с жемчужиной в руках. Создавались эти картины художниками Ведомства живописи (Тухвасо) и преподносились в качестве дара при распределении чиновничьих рангов. Такие же картины рассылались провинциальным чиновникам вместе с извещением, подтверждающим их должность в наступающем году. Подобные же картины украшали дома и менее знатных людей[391].
Новогодние картины вывешивали как накануне праздника, так и в первый день Нового года.
Крестьяне украшали ворота, двери и внешние стены домов картинами, изображающими петуха и тигра, а стены внутри дома — картинами, на которых были нарисованы тигр и сорока. За всеми этими изображениями стояла древняя символика. Так, петух считался птицей, приносящей счастье, он ассоциировался с солнцем, теплом, началом весны. Тигру приписывали способность приносить счастье, изгонять болезни и горе, поэтому в некоторых местах картинки с изображением тигра помещали на главной входной двери[392]. Особое почитание тигра в новогодний праздник связано также и с тем, что 1-й (лунный) месяц (чонъволь) имеет и другое название — «месяц тигра» (инволъ)[393]. Кроме того, тигр почитался как посланник Горного духа. На новогодних картинах тигр часто изображался вместе с летающей над ним сорокой (или сороками). Сорока издавна почиталась корейцами как птица, передающая добрые вести. Сэхва, на которых тигр изображался с сорокой, должны были обозначать момент, когда сороки как посланники Духа деревни передают тигру как посланнику Горного духа пожелания и мечты жителей деревни и каждого из членов семьи о счастье и благополучии в новом году[394].
На картинах XVII в. тигр изображался полосатым, а на картинах XIX в. — пятнистым. Тигр почитался также как один из стражей четырех сторон света.
В крестьянских домах на Новый год на дверях кладовой появлялась картина с изображением собаки. У богатых людей на женской половине дома или в спальнях по случаю праздника выставлялись нарядные ширмы, вывешивались свитки, на которых красовались играющие дети, летали птицы в ярком оперении, распускались пышные цветы.
Исследователь корейских народных картин Чо Джаён отмечает, что в Корее народные картины были всегда связаны с календарной обрядностью и вывешивались на праздник Нового года, в связи с праздником Начала весны (в прошлом входившим в новогодний цикл), а также на Праздник лета (Тано), отмечавшийся в 5-й день 5-го лунного месяца. Функциональная предназначенность новогодних картин, по мнению Чо Джаёна, имеет два основных момента: пожелания долголетия, счастья и процветания через изображение символов долголетия и счастья, а также стремление защитить семью от бед, зол, болезней и несчастий в наступающем году, для чего жилище украшалось картинами стражей-хранителей, стражей-защитников[395].
К Новому году в каждой семье обязательно шили новые одежды. В «Тонгук сэсиги» для их обозначения использован термин «новогодние наряды» (сэджан). Однако в быту более распространенными были термины сорпим и сорот, ташке имеющие значение «новогодние одежды». На о-ве Чечжудо эту одежду называли «праздничной одеждой». К празднику Нового года новая одежда шилась для всех членов семьи: для мужчин и женщин, для мальчиков и девочек, для старых и молодых; новую одежду шили и в богатых и в бедных домах, хотя, конечно, материальный уровень и достаток диктовали выбор разных тканей и разных украшений.
С начала или с середины зимы женщины изготовляли или покупали материал для новых одежд. Как отмечает корейский этнограф Чин Сонги, на о-ве Чечжудо еще в начале XX в. ткань для праздничной новогодней одежды ткали в каждой семье. «В течение 11-го месяца ткали хлопчатобумажную ткань, в течение 12-го месяца ее стирали, крахмалили, красили, — пишет Чин Сонги, — а затем из нее шили кофты (чогори) и штаны (паджи)»[396]. В провинции Южная Чхунчхон, например, мужчинам справляли даже два комплекта одежды, в каждый из которых входили носки (посон), белье, кофты, штаны и два халата — турумаги и топхо. Чогори, паджи, турумаги и топхо подбивали тонким слоем ваты[397]. Новогодняя одежда в провинции Южная Кёнсан называлась «новогодние украшения» (сорчхирэ, сорчхири), причем этими терминами обозначались как сама одежда, так и соответствующие ей аксессуары[398].
Интересна история двух халатов — турумаги и топхо, которые в конце XIX — начале XX в. входили в состав праздничной одежды для мужчин. Согласно письменным источникам, в XIV–XVII вв. турумаги и топхо были одеждой знати, однако начиная с XVIII в. они получили более широкое распространение как вид верхней одежды. Турумаги, имевший узкие рукава, носили и мужчины, и женщины, и дети, представители всех слоев общества. Его шили и без подкладки, и на подкладке, а зимой подбивали ватой. Турумаги использовали в качестве повседневной и праздничной одежды. Топхо шился с широкими и длинными рукавами, на спине делали двойную подкладку. Турумаги и топхо, предназначенные для Нового года, шились из тканей белого или светло-зеленого (молочно-зеленого) цвета. Ткань светло-зеленого цвета называлась «цвет яшмы» (оксэк). Халаты топхо «цвета яшмы» считались особенно нарядными[399].
К новогодним праздникам тщательно готовилась одежда для детей, каждому ребенку обычно шили один комплект из цветных тканей. Праздничная одежда детей называлась «детская кофта с разноцветными рукавами» (сэктонъгори) или «одежда, сшитая из тканей разных расцветок» (сэктонъот).
Как видно из названия этой одежды, ее основной особенностью была кофта, рукава которой сшивались из узких полос тканей разного цвета: темно-синего, черного, красного, желтого, зеленого, белого. Обычно использовалось чередование трех, чаще всего пяти, семи и девяти цветов (см., например[400]).
Можно предположить, что это украшение детской одежды первоначально было связано с древней цветовой символикой. Сейчас пока трудно выявить генезис этой особенности детской праздничной одежды корейцев, но, очевидно, первоначально эти разноцветные полосы служили своеобразными оберегами, призванными оградить ребенка в наступающем году от болезней. Известным подтверждением этому служат детская кофточка и нарукавники, предназначенные для очень маленького ребенка (до года или годовалого), хранящиеся в фонде Музея антропологии и этнографии в Ленинграде[401]. Каждый рукав кофточки и каждый нарукавник
