дамы предпочитают решать вопрос меньшей кровью, только доведённая до самых бездн отчаяния женщина хватает первое, что под руку попадёт, случаи бывали. Да, что и говорить, подозреваемых не просто много, а очень много, впору устраивать жеребьёвку через соломинки, кто короткую вытянет, того и убийцей назначать. Мда, вот он, профессиональный цинизм, а я-то наивно полагал, что мне он не свойственен.
Я ещё немного попытал Петра Игнатьевича, используя технику холодного душа, когда в ходе беседы резко меняется тема, или всплывают новые, неприятные для собеседника, факты. Мальчик пыхтел, краснел, сопел, угрожающе хмурил брови, становясь в этот миг удивительно похожим на капризничающего малыша, но ничем путным так и не разродился. Ни факты, для следствия полезные, не вспомнил, ни иронию мою, кою я скрывать и не пытался, распознавать так и не научился. Господи, да что только Елизавета Андреевна нашла в этом пупсике, ему же не за девушками ухаживать, а в солдатики играть и деревянную лошадку за собой на верёвочке таскать! Так, стоп, мне нет ни малейшего дела ни до Петра Игнатьевича, ни до его невесты. И мне глубоко безразлично, что он ей не пара, и если Елизавета Андреевна станет супругой Петеньки, то будет тащить его на своих хрупких плечах до конца своих дней!
Я сердито хмыкнул, резко попрощался с Петром Игнатьевичем и вышел, звучно бухнув дверью и тут же укорив себя за столь глупое проявление раздражения. Как маленький, честное слово! Радоваться надо, что жених Елизаветы Андреевны к убийству тётушки непричастный, не способен он на преступление, только вот подспудно гложет раздражение и даже зависть. У этого мальчика есть невеста, которая любит его и готова следовать за ним хоть на край земли, а моей Лики больше нет и никогда не будет. И наш с ней малыш никогда не появится на свет, не откроет глаза, так и оставшись крохотным комочком, коему не суждено стать человеком. Ну почему, почему всё сложилось именно так?! Зачем нужно было дарить мне любовь, только для того, чтобы потом отобрать, решительно и жестоко? За что?!
Виски словно стальным обручем сжало, я сдавленно застонал, недобрым словом помянув наехавшую на меня карету. Руки бы этому кучеру оторвать по самую шею! И спички горелые на их место вставить.
- Алексей Михайлович, подождите!
Звонкий голосок Елизаветы Андреевны показался мне омерзительнее перфоратора в три часа ночи. Господи, а ей-то от меня что нужно, квохтала бы со своим Петенькой, а ко мне бы не лезла, мне сейчас не до дамских капризов.
- Алексей Михайлович, - моей руки коснулись нежные девичьи пальчики.
Я остановился и, выразительно приподняв брови, повернулся к раскрасневшейся и чуть запыхавшейся барышне:
- Слушаю Вас, сударыня.
Вместо того чтобы чётко и внятно сказать, что ей вообще от меня нужно, Елизавета Андреевна поступила как стопроцентная барышня: залилась краской и потеряла дар речи. Вот уж нашла время скромницу изображать! Я терпеливо подождал десять секунд, двадцать, минуту, но девушка продолжала молчать, посматривая на меня из-под густых ресниц и изредка бесшумно шевеля губами. Тоже мне, Джульетта на балконе: «губами шевелит, а слов не слышно»! Только я не Ромео, готовый часами созерцать любимый облик, в сём спектакле мне выпала роль статиста, не более.
- Сударыня, - я мягко, дабы не оскорбить трепетную барышню, снял её пальчики со своего рукава, - прошу меня простить, но мне нужно идти. Дела служебные не терпят отлагательств, а потому, если Вам нечего мне сообщить…
- Петенька не повинен в смерти тётушки, - выпалила Елизавета Андреевна и снова залилась жаркой мучительной краской.
Кто о чём, а Лиза всё о Пете. Можно подумать, я в чём-то её ненаглядного обвинял. Да он муху на стекле раздавить и то не сможет, как его вообще в армию взяли такого, нежного! Не удивительно, что белогвардейцы проиграли, с такими Петеньками в отрядах у них вообще не было шансов против решительно настроенных красноармейцев.
- Сударыня, - я вежливо приподнял уголки губ в успокаивающей улыбке, - Вы перенервничали, извести о гибели Дарьи Васильевны Вас потрясло…
- Перестаньте говорить со мной как с нервической барышней, коя при малейшем беспокойстве сознание теряет, - неожиданно вспылила Елизавета Андреевна. – Я всего лишь хотела спросить: ежели Вы уверены в невиновности Петеньки, то почему гневаетесь на него? За что?
Ого! А эта барыня не устаёт меня удивлять! В голове всплыл услышанный от Сашки анекдот: «С непредсказуемой женщиной не соскучишься, никогда не знаешь, чего от неё ждать: бездомного котёнка, безудержного секса или цианида в борще». Надеюсь, травить меня Елизавета Андреевна не захочет, но лучше, пожалуй, в конфронтацию с ней не вступать, а то мало ли, что она может учудить, с её-то страстностью. Я с пробудившимся интересом посмотрел на стоящую рядом со мной девушку, отметив, что она очень даже мила и аппетитна. Невинна, разумеется, но лично мне это даже нравится… Так, стоп, Алексей Михайлович, что-то Вас совсем не в ту сторону заносит, Вы ещё слюной капать начните на непорочную девочку лет на десять младше, тоже мне Гумберт Гумберт из «Лолиты»! Елизавета Андреевна очаровательна, спору нет, но она, цитируя классика: «другому отдана и будет век ему верна». И помимо этого, барышня слишком хороша для короткой интрижки, а что-то больше и серьёзнее ты ей предложить не сможешь, ведь твоё сердце без остатка отдано Лике.
Я вздохнул, отодвинулся от Елизаветы Андреевны и ровным тоном, словно речь шла о предметах совершенно незанимательных, произнёс:
- Уверяю Вас, сударыня, вы заблуждаетесь, я не гневаюсь на Вашего жениха. А теперь прошу меня простить, мне нужно идти.
Я звучно щёлкнул каблуками, коротко поклонился и решительно оставил соблазнительную сирену за бортом, на всех парусах направляясь к безутешному вдовцу. Интересно, он действительно оплакивает потерю супруги или не может поверить свалившемуся на него счастью?
У двери в покои Прохора Захаровича стоял даже не один городовой, а два, причём оба настоящие богатыри: высокие, широкоплечие, способные голыми руками из медведя-шатуна коврик сделать. При моём появлении добры молодцы вытянулись ещё больше, буквально пожирая меня глазами и всем своим видом демонстрируя готовность исполнить любой мой каприз. Я коротко кивнул служивым и спросил больше для завязывания беседы, чем получения ответа:
- Хозяин дома, Прохор Захарович, у себя?
- Так точно, Ваш Выс-родие, - бодро отрапортовал один из городовых. – Оторван от тела супруги и доставлен в свои покои, где и ожидает допроса.
- В каком смысле оторван? – моё воспитанное
