Через двадцать дней после покушения случилось то, что навсегда перевернуло наш мир в целом. Шкатулку смогли открыть. И оказалось, что мост означает необходимость разрушить все то, что было, разрушить мир, в котором мы живем. Тогда с неба упали грозы, молнии внедрялись в землю, ливни, волны, что сметали на своем пути все живое. Словно природа сошла с ума. Спаслись лишь те, кто близко был к воронке, что образовалась после того, как открыли шкатулку. Я не совсем понял, что тогда было. Вспышка яркого света…потом тишина. Только жуткий звон в ушах стоял еще несколько часов после этого. Стало трудно дышать, воздух изменился, помню жуткий холод и как нечто белое спускалось с неба на землю, словно укрывая всё ледяным покрывалом. Как потом оказалось – это был снег. Его мы видели впервые. Такие низкие температуры для нас, скажем мягко, в новинку, поэтому число выживших резко сократилось. Мы не сразу поняли, что находимся на новой земле, а когда вышли за пределы замковых ворот, так совсем обезумели. Брэндон тогда был похож на сумасшедшего: метался из стороны в сторону, хватаясь за голову. В принципе, именно так делали все ученые, что открыли шкатулку. Паника была безумная. А когда мы впервые увидели человека, закутанного в животные шкуры, да еще и в момент охоты, поняли, что придется нам не сладко. Мы понимали, что мы на этой земле – гости, что язык другой, что большинство знаний, с трудом накопленных предками, были навсегда утеряны, что за право существовать здесь и выжить придется бороться. Первыми на нас напали медведи. Тогда мы еще не знали, как вы их называете. Из-за холода наши движения были менее четкие, быстрые и, несмотря на небольшой для нас рост зверя, мы проиграли. Эрров было двое. Одного загрызли, второй успел спастись – все и рассказал. Как потом оказалось, альбиносам, совершенно не способным к долгому существованию в нашем мире, было легче приспособиться к местному климату.
Был один момент, когда из лесной глуши вышел человек, но очень странный. Он двигался медленно, обрывисто. Босые и тонкие ноги, руки, словно кроме костей ничего не осталось. Он шел прямо к нашим воротам, игнорируя предупреждения. Что-то шептал, но пар от дыхания отсутствовал. Тогда мы испугались. Сильно испугались. Особенно после того, как он попал в ловушку, расставленную по периметру против ваших зверей – капкан откусил ему ногу, а он, даже не крикнув, продолжал ползти прямо к воротам. Огненная стрела так же оказалась бессмысленной – ни криков, ни вздохов – ничего… Когда мы увидели его лицо, наполовину лишенного кожи с обнаженными лицевыми костями и почти отрезанным сгнившим языком, выпустили охранных зверей. Они тут же разодрали на части то, что осталось от человеческого тела. Мы немного успокоились, слабых женщин и детей укрыли в центре города под землей – там осталась система туннелей, правда все выходы завалены, а те, что остались открыты, мы не успели изучить до конца. К тому же, хищники обнаружили их в скором времени и стали проникать на территорию – пришлось ставить баррикады, так как не знали, кого еще ожидать.
Ночью, после происшествия, случилось нечто странное – те хищные звери, которых мы выпустили, внезапно пали прямо во время ночной службы, забились в судорогах, пошла пена из пасти зеленого ядовитого цвета с неимоверным зловонием. Брэндон тогда быстро сообразил, что к чему и тут же приказал выкинуть их за пределы замка. Через несколько часов, после того, как животные погибли в страшных муках, они медленно встали. Просто встали.
– Брэндон, – сказал я брату, указывая прямо на мертвые тела животных, – что происходит? Их грудная клетка … она не движется, значит они мертвы, но тогда почему…
– Я не знаю, Шалас, – брат в ужасе посмотрел на меня. Это лицо я не скоро забуду, впервые я видел, как мой старший брат не в силах был контролировать эмоции, – не знаю… Нужно их уничтожить, животные знают все ходы в замок. Если их память сохранилась, то считай – мы погибли.
Собак уничтожили огнем. Потом, когда тела стали похожи на угли, их головы отделили. Захоронили в глубине леса. Подобные твари еще несколько раз подходили к воротам, всегда разные – люди, звери (как наши, так и местные).
Изучая территорию, мы сталкивались с людьми и, видимо, сильно шокировали всех своим видом. Тут же началась война. Не смогли мы опомниться от потрясения, как нас заклеймили «демонами» и стали вести охоту. А потом зима закончилась. Стало тепло, мы снова приспособились к климату и, под действием солнца, вернули былую ловкость и силу. Как известно, война продолжалась десять лет, но, несмотря на нежелание людей идти на переговоры, мы продолжали пытаться достучаться до них. На окраине, если идти по западному пути, стоит людская деревенька – Киримки. Не знаю почему, но ни они, ни мы друг друга не трогали. Там мужчин осталось мало – почти всех забрали на войну, женщины ваши слабые, воевать не могли – защищали детей. Был один случай, когда наш израненный солдат, истекающий кровью, потерял сознание близ этой деревни…
Глава 8
Стрела вошла удачно – в миллиметре от печени. Закусив деревяшку, я с силой потянул за древко, вынимая снаряд из тела. Судорога охватила ноги, руки, перед глазами все потемнело, заискрилось, но, после стольких лет войны, казалась уже привычной. Оглянувшись назад, подождав некоторое время, я смог разглядеть волчью стаю, что идет по кровавому следу.
– Отлично, просто замечательно. Лучше не придумаешь.
Попытка встать на ноги оказалась делом не из простых – сознание покидало мою голову так же быстро, как и кровь цвета местного вина, которое изредка подают неразбавленным в местном трактире, что окрасила землю, покрытую снежной пеленой. Эх, а какие там женщины… одна краше другой, грудь что надо, как два винных бочонка, про филейную часть так и говорить нечего – как на подбор, иногда и перебор. А уж если выпил, так и никаких претензий – только радость да эстетическое удовольствие. Судя по запаху – стая близко. Достав меч трясущейся рукой и вспоминая былую жизнь, я сдаваться намерен не был. Слышны мелкие шаги, мягкие, тихие, но все же шаги. Чей-то голос… человека… почему тут человек? Ведется охота? Да нет, не может быть – это все неправда, просто видения после потери крови.
Ноги тонули в снегу, заплетались и я, как мешок с картошкой, неуклюже падал, хватая ртом ледяной воздух. Кончиков пальцев совсем не чувствую, носа, кстати, тоже… Опять все темнеет, деревья танцуют местные танцы, небо и земля периодически меняются местами. Это конец. Я больше и шага сделать не могу. Ноги перестали слушаться, как бы я ни пытался, но и ползти смысла не было, боль от стрелы и полученных ран своей пульсацией затмевала разум. Медленно сползая по стволу дерева, моя единственная рука, пока еще способная совершать движения, выставила меч перед собой.
Там кто-то стоит.
Рядом.
Совсем рядом.
Человек?
Вроде бы да… волки… непонятное рычание, не такое глубокое, как у той стаи, что следовала за мной… Это была человеческая девушка. Укутанная в волчьи меха, она смотрела на меня испуганным, совершенно безумным взглядом. Выставив перед собой охотничий нож, она спустила стаю псов… Перед глазами стояла лишь белая пелена и какие-то очертания. Не в силах держать больше меч и испытывать позор за бесчестную смерть, настигшую меня в глуши, а не на поле боя, я потерял сознание. Боль от полученных ран была настолько сильна, что укусов этих тварей и человеческого ножа, воткнутого прямо в сердце, я не почувствовал. Но по запаху, сталь у этой девицы отменная, если нюх меня вконец не подвел… Даже и не знаю, есть ли жизнь после смерти, если есть, то я явно не в самой лучшей компании.
Открыв опухшие глаза, я понял, что нахожусь в непонятном помещении, полностью завешанном шкурами убитых животных. Рядом со мной, что удивило меня еще больше, лежал огромный белый пес с яркими, как молодая зелень, глазами. Он смотрел на меня пронзающим взглядом, словно ждал чего-то. Видимо, сидит тут для охраны. И уж вряд ли охраняет меня, скорее всего от меня…
Осмотревшись чуть более детально, я с трудом смог узнать свой потрепанный дорожный плащ, меч, предусмотрительно отставленный в самый дальний угол и привязанный непонятными, хитроумными узлами прямо к стене, руки мои, между прочим, точно так же были привязаны к кровати.
– Крепкие, – прошептал я, полностью провалив попытку к освобождению. Ну вот, теперь и на опыты попал, лучше бы сдох под тем деревом… – Что уставилась, псина?
Псина промолчала в ответ, только клыки обнажила, случайно так, ненароком.
– Просто замечательно. И какая моя часть пойдет на суп? Рога на дверь повесите? Нечисть всякую отгонять и похвалу принимать по поводу пойманного да убиенного меня?
В комнате было темно и тесно, затхлый воздух и везде шерсть, что лезла и в глаза, и в нос, если не в уши… все мое тело было перебинтовано, причем явно делали это первый раз, но учитывая объем работы и глубину поражения – долго, упорно, и непонятно зачем. Человеком пахло отовсюду, словно он был рядом, если не под боком… В соседней комнате раздался звук бьющегося стекла, какие-то крики и, если не изменяет память на некоторые человеческие высказывания, явно нецензурная брань. Дверь тихо распахнулась, я напрягся. В комнату вошла девушка, держа поднос в руке. Судя по запаху – яд. Увидев, что я очнулся и открыл глаза, она замерла, как мышка, напряглась, немного попятилась назад, но дверь покосилась, преграждая путь к отступлению. Немного задержавшись, она сделала глубокий вдох и медленно, с осторожностью, подошла ко мне.
