Шоссе, замаскированное цветастыми пятнами, кончается невысоким дубовым лесочком, у шлагбаума с предостерегающей надписью: «Halt!»[8] Отсюда любая процессия должна следовать к живому божеству пешком. Без всякого исключения. Откуда бы она ни прибыла. Указатель дальнейшего пути — аллея из колючих заграждений. По обеим сторонам ее — противотанковые ловушки. Серые стволы зенитных орудий тянутся вверх из чащи, готовые в любую минуту закрыть солнце огнем. Посеянные здесь драконовы семена — полмиллиона мин — не оставят никакой надежды тому безумцу, который вступил бы на эти клумбы. Сад в преисподней зловещ даже в мае.
Современная Валгалла расположилась за вышками из непробиваемого сплава. Ворота со множеством запоров. И не каждому дано их отпереть. Вместо отверстий для ключей — пулеметные гнезда. Крупповская сталь сочетается с жестяными черепами на фуражках ключников. Строгие правила не знают послабления даже для группенфюрера Франка. Автоматическое движение левой руки: документы. Автоматический взмах правой руки. Приветствие заводных манекенов у входа в мрачный паноптикум.
Железобетонный череп чудовищных размеров, погруженный в трясину Мазурских болот, оберегает мозг военной и государственной машины третьего рейха. Сей «невидимый шлем Зигфрида» при всей своей современности скрывает старый-престарый пангерманский миф. Планы тевтонов XX столетия покорить мир. На тысячу лет вперед.
Но план, который будет тут принят сегодня, не останется тайной этого волчьего логова.
Путешественник, прибывший из Праги, имеет привычку записывать все, что он считает важным для собственной карьеры. Он не предполагает, что его записки через 20 лет могут быть обнаружены и позволят точно восстановить все события прошлого. Те события, которые он сам старательно зафиксировал. И даже озаглавил:
«Визит в главную ставку фюрера в четверг 28 мая 1942.
Прибыть в 13 ч. 15 м. Секретно!»
13 часов 15 минут по имперскому времени — это время обеда фюрера, когда на свет божий выходят высокопоставленные обитатели подземного лабиринта. Наступает время обеда, когда они удостаиваются чести сидеть за одним столом с фюрером.
Перед бункером рейхсфюрера СС Гиммлера стоят двое... Один — в коричневом мундире ударных отрядов нацистской партии — это шеф НСДАП Борман. Он разговаривает с генералом СС Вольфом — адъютантом Гиммлера.
Бункер этот внешне ничем не отличается от остальных. Бетонный блок с двухэтажное здание, без окон. Отвесные стены, скошенные стыки. Крыша засажена лесными деревцами и кустами. Объекты крепостных укреплений системы «Вольфшанце» снаружи похожи на обычные доты, зато внутреннее убранство их отвечает изощренному вкусу цезарей. Немецкие инженеры из организации Тодта и специально отобранные архитекторы закончили свои проекты вовремя. И так же вовремя ушли в мир иной с помощью аварии элегантной машины, отравленного шампанского и тому подобного. После них очередь дошла до узников из рабочих команд. В одной смене — 15 тысяч человек. Их постигла та же судьба, что и египетских рабов, положивших последний камень пирамиды фараона. Их заставили молчать, засыпав глиной в огромной могиле.
Поэтому и посетитель из Праги сам пишет сакраментальное «Секретно» перед первой фразой своих заметок. Наверное, он сам после каждой фразы прикладывает палец к губам и напоминает самому себе о необходимости молчать обо всем, что он видел и слышал. Первый разговор происходит перед блоком Гиммлера. Он зафиксирован со стенографической точностью. Достаточно поставить имена говорящих, взять в кавычки — и перед нами зазвучит прямая речь.
Борман. Скажу вам прямо, статс-секретарь, я не понимаю вашей поспешности. И фюрер был неприятно поражен, узнав, что вы прилетаете сегодня.
Разговор начался не в очень-то дружеском тоне. Но ведь прибывший из Праги не может знать, что Борман люто ненавидит Гейдриха и сумел настроить Гитлера против его предполагаемого посла. Франку не остается в эту минуту ничего иного, как пожать плечами полунедоумевающе, полуобиженно.
Вскоре после этого разговора вышел из вагона собственного поезда «Генрих» рейхсфюрер Гиммлер. На обрюзгшем, невыразительном лице Гиммлера снисходительная улыбка. Внешним обликом этот человек напоминает мелкого банковского служащего, но маленькие глазки под пенсне принадлежат самому жестокому палачу третьего рейха.
Гиммлер. Так вот, дорогой Франк...
Посиневшие от холода губы его собеседника напряженно сжимаются. Он ждет.
Гиммлер. ...я понимаю ваше состояние. Но фюрер принял решение сам, сразу же после вашего вчерашнего сообщения о покушении. Даже не поговорив со мной предварительно. Управление протекторатом будет возложено не на вас, а на другого руководителя СС.
Франк. Я охотно принимаю это к сведению, но все же не понимаю причин.
Гиммлер. Фюрер настаивает на том, чтобы при всех условиях была сохранена, как он говорит, парная упряжка из протектора и статс-секретаря. Чехам должно быть совершенно ясно одно: в лице статс-секретаря и высшего руководителя СС мы имеем в Праге твердую и постоянную власть независимо от того, кто является в Чехии протектором. Уйдет один имперский протектор, на его место придет другой. И притом немедленно... Протектор всегда будет заменен. А статс-секретарь? Он должен оставаться. В нем воплощена преемственность.
Франк. Значит, статс-секретарь навсегда...
Гиммлер. Сначала фюрер хотел послать в Прагу в качестве протектора обергруппенфюрера фон дем Баха. Он уверен, что тот стал бы действовать так же решительно, но еще грубее, чем Гейдрих. Фон дем Бах не побоялся бы окунуться в море крови. Это заставило бы чехов понять: застрелите одного, моментально появится другой, еще хуже. Но когда фюрер поделился со мной своими планами, я ему сразу же возразил, сказав, что при современной ситуации мы не можем обойтись без фон дем Баха на Востоке. И тогда выбор пал на генерала Далюге.
Франк. Не могу удержаться от вопроса: почему именно на него?
Гиммлер. Потому что он как раз сейчас в Праге...
Взгляд Гиммлера за стеклами пенсне становится вдруг холодным. Терпение, с которым эсэсовский маршал дискутировал о целесообразности решений фюрера со своим пражским подчиненным, исчерпано. Только теперь Франк начинает понимать, что он приехал хлопотать о заранее проигранном деле. Гиммлер лжет. Он утверждает, что фюрер решил все сам, не спросив его. А затем проговаривается, что они обсуждали с Гитлером кандидатуру преемника Гейдриха. Они говорили о фон дем Бахе. А его, Франка, сразу же исключили из игры. Но почему же? Почему? Разве то, что он хорошо справляется с обязанностями статс-секретаря, может помешать ему стать протектором? Фон дем Бах, видите ли, устроил бы им такую же кровавую баню в Чехии, какую он учинил в Польше и на Украине. А что он, Франк, недостаточно надежен? Забыли они, что ли, кто организовал первые казни на первой территории, присоединенной к рейху. Кто проявил больше суровости к пражским студентам 17 ноября 1939 г.? Протектор или статс-секретарь? Черт возьми, спросите в Праге. В каждом кабаке вы услышите, что единственное человеческое в Карле Германе Франке — это его стеклянный глаз. А теперь, видите ли, и Гиммлер сомневается в способности группенфюрера СС Франка действовать в протекторате без всякого снисхождения. Чехи дорого заплатят за это.
Гиммлер. Хочу верить, что вы согласны с принятым решением.
Франк. Рейхсфюрер, я говорю вам совершенно откровенно и без преувеличений, что считаю себя лично ответственным за проведение политической линии нашего вождя и СС в протекторате.
Гиммлер. Значит, все в порядке, Франк. А ваши опасения, касающиеся сотрудничества с новым исполняющим обязанности имперского протектора, я хочу рассеять. Я самолично дам Далюге инструкции насчет того, что будет делать он, а что вы. Да я и сам приеду в воскресенье или в понедельник в Прагу и лично во всем разберусь.
Франк. Благодарю вас, рейхсфюрер.
Гиммлер. Ну, а как себя чувствует Гейдрих?
Только теперь вспоминает он о том, кто как раз в эту минуту пришел в сознание после наркотического сна в пражской больнице. Прошло всего 24 часа после взрыва бомбы. Медведь корчится, но еще жив, а шкуру его уже поделили.
«После того как я доложил рейхсфюреру Гиммлеру о состоянии здоровья обергруппенфюрера, речь зашла о его заслугах. Мою позитивную оценку рейхсфюрер поддержал, заметив, что он считает Гейдриха выдающимся, единственным в своем роде политическим деятелем. При последних словах рейхсфюрера зазвенел гонг, означавший приглашение к обеду. Мы направились к блоку, где находится столовая главной ставки. По дороге я увидел самого фюрера. Он выходил из блока фельдмаршала Кейтеля в сопровождении других маршалов и генералов».
