Ведь ясно: влиянием будут пользоваться в стране те, кто действительно сражается.
Бенеш, человек своего класса, чувствует, что рискует попасть если не в тупик, то во всяком случае на неверный путь. Вместе с тем он чувствует, что предстает в невыгодном свете и перед своими западными покровителями, для которых он должен быть гарантией не только освобожденной, но и капиталистической Чехословакии. Иначе он не может рассчитывать на их поддержку. А что он без нее может сделать?
И Бенеш, как обычно, когда его принципиальные установки вступали в явное противоречие с действительностью, склонялся к компромиссам, стремясь выиграть время, чтобы различными маневрами укрепить свои позиции и обеспечить в качестве резерва на будущее совершенно иное представление о себе в глазах общественного мнения. Поэтому «у нас могла бы стать желательной и даже необходимой какая-нибудь насильственная акция, — как заявлял он за несколько дней до этой насильственной акции, — даже если бы это стоило больших жертв». Итак, залихватский жест, который привлечет внимание и послужит в то же время для его западных покровителей доказательством того, что он имеет в Чехии влияние, авторитет, что он там признан, его приказы выполняются... Мы хорошо помним, какое обязательство подписывали в лондонском рабочем кабинете Моравца Кубиш и Габчик: «...организовать саботаж или выполнить какую-либо другую действенную акцию, — говорится в нем, — которая имела бы достаточный отклик дома и за границей».
Есть, однако, еще кой-какие важные обстоятельства и весьма красноречивые симптомы. Из лондонских депеш и из официальных документов можно усмотреть отрицательное в принципе отношение Бенеша к прямым акциям сопротивления. От этого отрицательного отношения он отказывался лишь время от времени, когда ощущал необходимость в выразительной и броской аргументации для своей политической и дипломатической деятельности. Подобное его отношение проявлялось не только на бумаге, но и осуществлялось на практике, там, где участники сопротивления находились под его влиянием.
«С политической и пропагандистской точки зрения — а она в нашей ситуации бесконечно важна — такая антинемецкая активность бесполезна, если она не может быть оценена и использована в соответствующих местах».
Эту депешу Моравца из Лондона принимал радист «Либуше» 27 мая 1942 г., то есть в тот же день, когда Габчик безрезультатно нажал курок автоматического пистолета, а Кубиш подскочил к едущей машине и бросил в нее бомбу.
Та же «Либуше» передавала 4 мая 1942 г. в Лондон депешу, составленную руководителем подпольной сокольской организации «Йиндра», с которой поддерживали связь парашютисты. Командир группы «Сильвер А» офицер разведки Альфред Бартош докладывал:
«По желанию Йиндры, который получил приказ в ночь с 30.IV на 1.V и который вступил в контакт с нашим связным, посылаем эту депешу, с содержанием которой мы полностью согласны:
Судя по приготовлениям Отто и Зденека (Кубиша и Габчика. — Прим. авт.), судя по месту, где они проводят время, мы пришли к выводу, что, несмотря на их продолжительное молчание, они подготавливают покушение на Г. Это покушение ничем не помогло бы союзникам и повлекло бы за собой неисчислимые бедствия для нашего народа. Такая акция поставит под угрозу не только жизнь заложников и политических заключенных, но и приведет к тысячам новых жертв. Под угрозой окажутся также последние остатки нашей организации. Тем самым будет упущена возможность принести какую-либо пользу нашим союзникам. Поэтому просим вас отдать через «Сильвер» приказ не совершать покушения. Промедление опасно, дайте приказ немедленно. Если по внешнеполитическим причинам нужна какая-нибудь акция, можно организовать покушение на любого из здешних квислингов и прежде всего на Э. М. (то есть на Эмануела Моравца. — Прим. авт.)».[10]
Депешу с предупреждением такого же рода послал в Лондон несколькими днями ранее и главный бенешевский центр — центральное руководство Сопротивления внутри страны.
На эти прямые запросы, которые в Лондоне, разумеется, не могли считать маловажными, прямого ответа не последовало. А может, косвенным ответом и было цитированное письмо Бенеша от 15 мая, где прозвучал призыв к насильственной акции, «даже если бы это стоило больших жертв»?
На предостережение руководителя организации Сопротивления на родине не последовало ответа, к его голосу не прислушались, покушение на Гейдриха не было отменено. Почему? Ведь если бы лондонским организаторам нападения был важен только лишь эффективный жест как доказательство их влияния в стране, то покушение на Эмануела Моравца дало бы тот же самый результат. Во всех известных сохранившихся документах в связи с покушением на Гейдриха постоянно делаются намеки на «отклики за границей», «помощь союзникам», «международное значение»...[11]
Лондонские организаторы покушения на Гейдриха не могли не представлять себе, какой ад воцарится на чешской земле в случае осуществления акции, а если и не представляли, то их недвусмысленно предупреждали об этом. Но они не приняли предложения убрать Эмануела Моравца. Для лондонских руководителей важно было не просто покушение, которое вызовет шум, а покушение именно на Гейдриха, каких бы жертв оно ни стоило.
Видимо, в этом были заинтересованы не только определенные круги чешской буржуазной эмиграции, столь решительно настаивающие и требующие не считаться с жертвами, но и еще кто-то.
Кубиш и Габчик сделали свое дело. Теперь они скрываются в подземелье пражского храма вместе с пятью другими парашютистами. На дворе лето, но на каждом из них надето теплое белье, толстые носки и по два свитера, потому что в подземном склепе всегда холодно. У них есть консервы; отважные и самоотверженные люди носят им еду. Парашютисты подогревают ее на спиртовке, кипятят чай.
Каково им? Чувствуют ли они гордость и удовлетворение от того, что им удалось выполнить такое трудное и опасное задание?
Они освободились от того напряжения, которое владело ими перед покушением, — это верно. Но появилось нечто такое, что отравляет им радость. Каждый день они читают в газетах длинные списки тех, кто «расстрелян за одобрение покушения на исполняющего обязанности имперского протектора...» Читают они и сообщение, каждая фраза которого, как удар по голове:
«ЧТК. Прага. 10 июня. Официально сообщается: при розысках убийц обергруппенфюрера СС Гейдриха получены сведения, неопровержимо доказывающие, что жители деревни Лидице, близ Кладно, оказывали помощь преступникам... Все взрослые мужчины деревни расстреляны, женщины отправлены в концентрационные лагеря, а дети отданы на воспитание надлежащим образом. Все строения сравнены с землей, а название деревни исключено из списка населенных пунктов».
Каково-то им?
В подземный склеп доносится только слабый отголосок того, что происходит снаружи, но все же они могут понять, что речь идет не только о расследовании и розысках убийц, что это месть, которая будет стоить не только тысяч жизней, но и гораздо большего...
Приостановим еще на минуту действие. Каково же было бы участникам покушения, если бы они узнали, если б они догадались, почему должна была взорваться бомба для Гейдриха?
Ведь интересы определенных кругов чешской буржуазной эмиграции — далеко не полный ответ на это «почему?». Не забудем, что организатор покушения — полковник Франтишек Моравец — стоял во главе чехословацкой военной разведки, будучи ставленником британской секретной службы. А это значит, что чехословацкая разведка была не чем иным, как филиалом британской секретной службы.
Да и сам Бенеш вместе с его лондонским эмигрантским правительством целиком и полностью зависел от англо-американских правящих кругов. Он не только не мог, но и не хотел сделать сколько-нибудь решительного шага без их согласия. Трудно себе представить, чтобы этот человек сам принял решение осуществить террористическую акцию, предусматривающую покушение на одно из самых влиятельных лиц гитлеровской Германии, на одного из доверенных Гитлера. Скорее всего, чьи-то интересы совпадали с интересами Бенеша. Это было кому-то выгодно, могло быть практически использовано. Ведь метод «чужой руки» всегда — вплоть до сегодняшнего дня — был испытанным методом британской секретной службы[12].
Эти «чужие интересы» непременно должны были возникнуть в связи с развитием основных военных событий и с их закулисными причинами. Вспомним хотя бы исключительно важное значение битвы под Москвой осенью 1941 г. Она сокрушила гитлеровскую теорию «молниеносной войны», развеяла миф о непобедимости немецкой армии. Советские войска впервые нанесли чувствительное поражение гитлеровцам и вынудили их встретить зиму в таких условиях, к которым они совершенно не были подготовлены. Пришел конец распространявшемуся в пропагандистских целях мифу о непобедимости гитлеровских войск. Позор лег на головы нацистских вояк. Ведь Гитлер видел себя уже в Москве, он объявил на весь свет, что Советская Армия полностью разбита и совершенно неспособна к сопротивлению, а падение Советского Союза — вопрос даже не дней, а часов. Дело дошло до того, что руководитель гитлеровской прессы Дитрих сообщил иностранным журналистам, аккредитованным в Берлине, о подробностях парада нацистских войск, назначенного на 7 ноября 1941 г. на Красной площади в Москве, и даже роздал некоторым корреспондентам пропуска на трибуны!
