По приезде в штаб округа Канашов узнал, что его вызвали не в отдел кадров (как он предполагал), а в отдел боевой подготовки, и сразу успокоился: «Значит, меня еще не отстраняют от командования полком». Впрочем, вопрос о снятии командира полка сложный, и в один день и даже в неделю его не решить. В конечном счете он мог быть вызван даже самим Наркомом обороны.
В отделе боевой подготовки Канашова охватило сильное желание повидать подполковника Быстрова, который уже почти полгода рассматривал его предложения, о чем ему сказали в секретном отделе штаба.
Канашов так быстро зашагал по длинным коридорам штаба, что даже старшие командиры давали ему дорогу - видно, подполковник этот очень торопился, может даже на прием к самому командующему.
И вот Канашов ворвался в комнату, где за столом важно восседал Быстров. «Откуда у него такая самоуверенность? - подумал Канашов. - Год тому назад он был совсем не такой».
- А, это ты, Михаил Алексеевич! Садись, потолкуем, - кивнул он головой на стул. - Ты чем-то взволнован?
- Чем-то, что-то! - перебил нетерпеливо Канашов. - Ты что же это полгода письмо мое маринуешь, казенная твоя душа!
Быстров пугливо оглянулся. Направо за столом сидел новый работник их отдела, недавно прибывший в округ, молчаливый и замкнутый человек. Быстров его остерегался: еще, гляди, подсидит. Он указал глазами на дверь, приглашая выйти и поговорить без посторонних.
Они вышли за дверь, сопровождаемые любопытным взглядом.
Громко разговаривая на ходу, они зашагали по длинному полутемному коридору, по которому сновали озабоченные командиры - работники округа с начальственным угрюмым видом, с бумагами в руках.
- Потише, Михаил, ты совсем забываешь, ведь перед тобой не полк… Мне и так хорошо слышно… Давай присядем, - показал он на диван, стоящий в полутемном углу, на отшибе. - Ну, чего ты кипятишься? Каждый день гора дел.
Он сделал задумчивое лицо и протянул портсигар Канашову. Тот, не скрывая презрения, оглядел Быстрова с ног до головы.
- Бюрократом заделался?… Не понимаешь, что в этом письме говорится не о личных делах Канашова… Ты что, не согласен со мной, что настало время децентрализовать программу боевой подготовки и разрешить каждому из округов разрабатывать свои окружные программы с учетом местных условий? Неужели тебе, работнику отдела боевой подготовки, это непонятно?
Быстров снисходительно улыбнулся.
- Я вижу, Михаил, ты остался фантазером. Ну кто же будет, скажи, отменять единую программу боевой подготовки? Ведь это получается: кто в лес, кто по дрова. И к чему? Из-за того, что, видите ли, Канашову показалось, что мы односторонне, или, как ты пишешь, шаблонно, подходим к решению задач боевой подготовки, без учета значения округов и специфики местных условий.
- Нет, позволь, я обосновал свою точку зрения. Мы говорим везде, что нельзя всегда быть сильными и всегда наступать. А между тем восемьдесят процентов всего учебного времени тратим на наступление в полевых условиях и лишь двадцать процентов - на другие виды боевых действий в различных условиях. А нам бы надо учить действовать войска в лесистой и лесисто-болотистой местности. Да и истинной роли танков и авиации в боевых действиях мы по-настоящему не изучаем. И в большинстве случаев противник у нас условный, слабый…
- Ты командуешь полком, Михаил Алексеевич, вот и учи… Но нельзя забывать, что твои предложения, если сказать откровенно, противоречат нашей военной доктрине. Мы стоим за решительное наступление… Ты вот предъявляешь ко мне претензии: почему, мол, волокитишь, бюрократ ты, и так далее. Хочешь знать правду? Я докладывал твои предложения. Но ведь мало одной смелости предлагать проекты. А кто должен этим заниматься? Пойми, опыт полка Канашова не может быть законом для всей нашей армии. Значит, надо составить проекты, проверять это на многих частях, разработать новую методику для внедрения всего этого в войска. Нас по штату в отделении только два человека. Разве мы в силах все это сделать, скажи?
- Но ведь можно доложить начальству о том, как это сделать. Оно и решит, на кого возложить.
- Знаешь, Михаил, ты не искушен в этих вопросах, а я, слава богу, имею опыт. Никогда ничего не предлагай начальству, все равно придется все делать самому. К тому же отдел боевой подготовки не научно-исследовательский институт, ты пойми меня правильно.
- Понимаю, - сказал Канашов. - Вижу, глубоко закопал ты мои предложения. Лишнее беспокойство они тебе приносят, товарищ Быстров… Зачем эти хлопоты, которые, кроме неприятностей, вам ничего не принесут? Вот если бы за это Золотую Звезду Героя дали, дело другое. Ну, а так… Вдруг начальство разгневается!… Глядишь, с насиженного места и вышибут…
- Ну ты, Михаил, несправедлив ко мне. Кто, скажи, отстоял твое предложение о проведении показных тактических учений с боевой стрельбой?
Канашов с недоверием глянул на Быстрова, а тот продолжал:
- И зачем, не пойму я, ты на свою голову приключений ищешь? Разве и без этого мало у тебя неприятностей по службе? Пора бы тебе остепениться, Михаил. Испортишь взаимоотношения с начальством. Ведь, знаешь, начальство всегда право. Кто тебя поддержит?
- А ты?
Быстров даже вздрогнул.
- Я что? Я маленький человек.
- Ничего, что маленький, лишь бы не подленький. А впрочем, ты прав: на тебя плохая надежда.
- Да, отчасти ты прав. Но ты учти, иногда и маленькие, вроде меня, могут погоду сделать.
В это время работник их отделения вызвал Быстрова к генералу, и спор прервался.
- Мы еще увидимся, - сказал на прощанье Быстров. - Да, чуть не забыл: тебе надо зайти к начальнику отдела кадров.
У начальника Канашов узнал, что ему предлагают работать в отделе боевой подготовки округа. Канашов наотрез отказался и отправился к Быстрову. Тот, услышав об отказе, рассердился.
- Я тебя, как друга, выручаю. Ведь Русачев тебе не даст ходу, а у нас такое обширное поле деятельности: дерзай, твори, фантазируй…
- Нет уж, увольте от такой милости. Спасибо за заботу. Командование войсками ни за что не поменяю на стол, стул и бумаги.
- Чудак, - усмехнулся Быстров, - Гляди, чтобы после не пожалеть.
…Как только Канашов освободился в округе, он заторопился в часть. Его уже беспокоило, выдерживают ли командиры намеченные сроки работ по оборудованию лагеря; не слишком ли они увлеклись лагерем и не забросили ли подготовку к показным тактическим занятиям? На днях вернется из отпуска Чепрак. Вскоре полк должен перебираться с зимних квартир в лагерь. «Конечно, уехал я, к никто не занимается строевой, подготовкой. Воскресенье, намеченное для строевого смотра, прошло… Да и стоит ли его проводить наспех?»
…И сквозь это множество разных мыслей нет-нет и всплывет одна: «Надо доводить спор, поднятый в округе, до конца, не отступать…»
И он твердо решил: «Напишу обо всем Наркому обороны».
3
Воскресный день выдался чудесный. Небо необычайной голубизны без единого облачка. У самой земли цепко держалась утренняя прохлада, и трава и листья на деревьях, омытые росой, были новыми, будто кто-то их выкрасил свежей краской.
На плацу, посыпанном золотистым песком, выстроился полк, хотя командиры были уверены, что строевой смотр не состоится, так как Канашов еще не приехал из округа. Но, к удивлению всех, из штаба дивизии прибыл приказ комдива строевой смотр не отменять. Было приказано полком командовать капитану Горобцу.
На правом фланге стоял батальон капитана Горобца, в середине - батальон майора Белоненко, а на левом - батальон капитана Урзаева.
В девять часов утра прибыл полковник Русачев в сопровождении штабных командиров. Капитан Горобец громко подал команду: «Смирно! Равнение на средину!» - и, гордо запрокинув голову, направился навстречу Русачеву. Он так усердно «печатал» строевой шаг и с такой силой бил ногами о землю, что фуражка чуть было не свалилась с его головы. Затем о готовности к смотру доложили остальные комбаты: Белоненко и Урзаев. Русачев кивнул головой, и на середину плаца, ослепительно блестя начищенными трубами, вышел духовой оркестр полка.
И вскоре началось то самое важное, чего с таким нетерпением ждали все. Тысячи глаз с напряженным вниманием смотрели в сторону штаба. Оттуда должны были вынести знамя полка. Кто сегодня будет этим счастливчиком? Гордой торжественно со знаменем в руках пойдет он в голове колонны. Все ожидали с таким напряжением, что в глазах начинало рябить и взгляд туманили набегающие слезы.
И вот, наконец, из помещения штаба вышли три рослых человека. Два из них были младшие командиры и один лейтенант.
«Кто же это такой?» - нетерпеливо всматривались все в незнакомую высокую фигуру лейтенанта. Он стоял к ним спиной и, по-видимому, развязывал чехол на знамени. Наконец темно-зеленый чехол упал, его подхватил на лету один из ассистентов, и ярко-красное, с золотой окантовкой бахромы знамя полка выплеснулось огненной волной на солнце и, подхваченное ветром, затрепетало упругим шелком. Лейтенант уверенно поднял древко знамени, положил его на левое плечо и понес навстречу замершему в строю полку. Двое ассистентов, таких же высоких и стройных, как и знаменосец, шли по обеим сторонам знамени. Правого плеча их касались обнаженные клинки, сверкающие голубыми молниями. Оркестр дружно грянул торжественный марш. Все застыли в немой и торжественной позе по команде «смирно».
