стояла странная тишина, какой и должна быть смерть.
Мне не хотелось оставаться здесь в окружении страданий. Они напоминали о Тамазе и брате. Но как насчет меня самой? Оборотень не только выколол мне глаз, но и перерезал горло. Так почему же я жива?
В голове вспыхнуло воспоминание: пока моя душа парила наверху и как птица наблюдала за резней, я увидела, как перерезала себе горло, а потом Эше схватил меня за руку и вышиб нож. Он окунул пальцы в мою кровь и написал… у меня на шее какие-то знаки. Кровотечение остановилось, словно рана затянулась. То, что он сделал, спасло меня от потери крови. Неужели Эше… тоже колдун?
В любом случае, это он виноват, что мне приходится страдать, вместо того чтобы умереть с миром. Теперь самое лучшее, что я могу, это умереть где-нибудь в святом городе, поближе к Лат и святым. В раю мне точно будет лучше… если я туда попаду. Даже вечное небытие казалось спасением… если меня им одарят.
Я видела, как бабушка умирала от кошмарной болезни и у нее слезала кожа. На смертном одре она беспомощно бормотала молитвы, это был такой резкий контраст с ее жизнью. Силгизская охотница – вот это жизнь. Как далека я от такой благородной судьбы.
Я села на тюфяке. Боль уже не была такой сильной. Душа не улетала в воздух и не падала, а крепко держалась внутри. Быть может, ей трудно было снова найти равновесие после того, как оборотень вырвал ее из тела. Или все дело было в маке, которым Эше набивал мой рот.
Я встала и вышла из лечебницы, вот так просто. Думаю, если у человека хватает сил, чтобы выйти, его никто не будет здесь держать. Никто меня не остановил.
Улица, больше похожая на долину между двумя горами, была наполнена распевающей толпой. Горы отбрасывали тень на все вокруг, а между ними гудел ветер. Двери храмов были обрамлены высокими яркими колоннами – золотистыми, красными и зелеными, а над каждой пылала восьмиконечная звезда Лат. Внутри храмы были темными и манящими.
Я выбрала один наугад, постояла в короткой очереди вместе с энергичными паломниками и вошла. Я нашла женскую половину, сразу за гробницей с телом святого, и села на холодный камень. Входили и выходили женщины, в основном в белых одеждах, некоторые зажигали свечи у основания гробницы, другие просто садились и бормотали молитвы.
– Кева, – произнесла я, пожалев, что Эше вообще мне об этом сказал. Лучше бы он позволил моим надеждам умереть, чтобы меня мирно похоронили. Но нет, он назвал мне это имя, будь он неладен. – Кева.
Я произносила это имя снова и снова, словно молилась ему. Словно пыталась его вызвать. Имя просто так приятно звучало. Если бы у нас с Кярсом родился сын, я назвала бы его так.
Какая печальная мысль. Сидя в священной пещере среди набожных женщин я задумалась, а не остаться ли здесь навсегда. Забыть обо всем. Только молиться день и ночь. Ни имени, ни статуса, ни места в мире. «Травинка, гнущаяся на ветру», как сказал Тамаз. Его последние стихи.
– Прощай, Тамаз. Прощай, Джихан, – рыдала я в тишине, зажав рот рукой, чтобы не привлекать внимания. Они и правда умерли или это просто долгий и жестокий кошмар? – Прощай, Джихан. Прощай, Тамаз. Здравствуй, Кева.
В отличие от имен умерших и дорогих мне людей его имя было полно надежды. Где же он? У меня не было ни сил, ни желания рыскать по горному городу ради призрачной надежды. Пусть он сам ко мне придет, раз уж настолько могущественный. Пусть услышит мой шепот.
– Здравствуй, Кева. Прощай, Джихан. Прощай, Тамаз.
По моему лицу текли слезы. Как мне было жаль себя. И правда, что может сравниться с такой судьбой? Быть может, все началось, когда йотриды схватили меня и доставили во дворец. А может, мне не стоило пытаться выйти замуж за человека выше меня по положению, вроде Хадрита или Кярса. Разве я не могла довольствоваться… буквально кем угодно? Просто смеяться с кем-то вместе и завести детей, как это было у моих родителей.
Но я тут же вспомнила о холоде, из-за которого мой брат чуть не отморозил пальцы на ногах, о холоде, убивающем силгизских младенцев в колыбелях. Чтобы выжить, требовалось много всего. Во-первых, плодородная земля у реки Вограс. Золото тоже было нелишним – покупать то, что не можешь вырастить. Поэтому в Кандбаджаре были пряности, шелка, металлы, книги, животные, фрукты, орехи, семена и драгоценные камни с восьми концов света. А чтобы защитить то, что построишь, нужны солдаты. Точнее, больше солдат, чем у врага.
Вот почему я хотела подняться так высоко. Я просто пыталась выжить, только и всего. Но меня переиграли… Переиграл тот, о чьем существовании я даже не знала. Проклятый оборотень.
– Прощай, Джихан. Прощай, Тамаз. Здравствуй, Кева.
Конечно же, он не придет. Нужно поднять свою задницу и найти его. Но где начать поиски в таком огромном и полном тайн городе?
Я размазала слезы по щекам, подползла к сидящей рядом женщине и спросила:
– Э-э-э… Вы не знаете, где живет Кева?
Крепко сбитая женщина посмотрела на меня светлыми глазами и ответила на незнакомом языке. Вероятно, на кашанском диалекте. Я улыбнулась, встала и вышла на улицу, смущенная уже тем, что попыталась.
На улице стоял парень в зеленом тюрбане и зевал.
– Ты знаешь Кеву? – спросила я.
Он поднял брови:
– Кеву, инспектора рынков? Да это ж мой пьяница-брат!
– Нет-нет, мага Кеву. Знаешь, где он живет?
– Ах, мага. Нет, не знаю.
Все без толку. Потом я посмотрела наверх. В конце главной улицы высился над другими горами храм святого Хисти. Дверь была выкрашена желтым, словно на нее плеснули солнечный свет.
Я пошла туда, пока не застряла в толпе. Нет, то была очередь. По улицам змеилась самая длинная очередь, какую я когда-либо видела. Продвигалась она очень медленно, по шагу в минуту. Неужели люди и правда готовы так долго ждать, чтобы помолиться у гробницы святого Хисти? Наверное, если молитва и способна помочь, то это молитва самого святого человека.
Прежде я никогда не стояла в длинных очередях. И теперь поняла, насколько это ужасно. А хуже всего, я даже не была уверена, что найду Кеву в этом гигантском храме.
Я протолкалась вперед через море людей. Те, мимо кого я проходила, осыпали меня насмешками и ругательствами, но если они хотели остановить меня, пришлось бы меня оттащить. Возможно, их пугало мое перевязанное
