Пятого ноября, когда море было поразительно спокойно и стояла прекрасная ночь, «Буссоль» едва не потонула на 166°52′ долготы к западу от Парижа и 23°34′ северной широты, ибо на пути фрегата оказался остров, вернее, скала в пятьсот саженей длиной, голая, без единого дерева и без единой травинки, покрытая птичьим пометом и окруженная бурунами. Шум прибоя почти не был слышен, и легкий шорох услышали только тогда, когда положение было уже очень серьезным. Сложные маневры, направленные на спасение корабля, удалось осуществить только тогда, когда фрегат находился всего лишь в одном кабельтове от рифов[144].
Четырнадцатого декабря фрегаты прошли через лабиринт, образованный Марианскими островами. Моряки высадились лишь на острове Успения, оказавшиеся бедным клочком суши вулканического происхождения, не представлявшем никакого интереса ни для мореплавателей, ни для ученых, ни для колонистов. Чахлая растительность виднелась в основном около лощин и пропастей, образованных потоками лавы, ибо там скапливался гумус, хотя и в очень небольших количествах. Образцы, собранные ботаниками, не стоили тех трудов, которые ученые затратили на очень опасное путешествие к острову и обратно.
Первого января 1787 года Лаперуз завершил переход через Тихий океан и на следующий день бросил якорь в гавани Макао. В этом порту экспедиция пробыла целый месяц. Перед Лаперузом стояла задача: продать меха, полученные от американских индейцев в обмен на доставленные французами товары, а также дождаться корабля, который мог бы отвезти во Францию его отчет. Вся его кровь француза и дворянина гневно кипела при виде тех страшных оскорблений, которым подвергали европейцев желтолицые марионетки. Лаперуз изо всех сил желал, чтобы была организована международная экспедиция и эти негодяи из насквозь прогнившего и коррумпированного правительства, жестоко угнетавшего всех и вся, получили бы по заслугам. Ведь оно, это правительство, пало бы даже от пустячного щелчка.
Испытывая безграничное отвращение к местным властям, Лаперуз покинул наконец этот ужасный город и дошел до бухты Кавите[145], где располагался военный порт острова Лусон. Гавань оказалась очень удобной. Испанцы чрезвычайно радушно встретили путешественников и предоставили очарованному таким приемом Лаперузу мастерские для починки парусов, для заготовки солонины, для постройки новых шлюпок, а также очень удобные дома, где поселились натуралисты и ученые-географы. Комендант порта предоставил свое собственное жилище для устройства обсерватории.
Лаперуз отмечал: «Мы пользовались полной свободой, как если бы находились в деревне. На рынке и в порту, на складах, мы нашли столь же хорошие припасы, что и в лучших портах Европы».
Фрегаты простояли на якоре до 9 апреля, а затем взяли курс к берегам Китая. 21 апреля они очутились около Формозы (Тайваня) и вошли в пролив, отделяющий остров от Китая. Немного позже Лаперуз уточнил координаты Пескадорских островов[146], которыми через 100 лет сумел овладеть адмирал Курбе[147] после ожесточенной борьбы, покрыв себя неувядаемой славой.
Затем «Буссоль» и «Астролябия», продолжая свое кругосветное плавание, вошли в Восточно-Китайское море и взяли курс к проливу, отделяющему Китай от Японии. Начальник экспедиции сумел определить точное местоположение южной оконечности острова Квельпарта (Чечжудо), так как место это было известно тем, что там потерпело кораблекрушение не одно судно. Определение точных координат острова было тем более важно, что никогда прежде ни один европейский корабль не бороздил эти моря, показанные на картах того времени только на основании сведений, полученных из китайских и японских карт, опубликованных иезуитами.
Двадцать пятого мая фрегаты вошли в Корейский пролив, тоже совершенно неизвестный европейцам. Была произведена тщательная съемка берегов, и каждые полчаса делались промеры глубин. 27 мая был обнаружен небольшой остров на удалении примерно 20 лье от берегов Кореи. Он получил название острова Дажеле[148].
Затем французская экспедиция направилась к берегам Японии и 6 июня обнаружила мыс Ното[149]. 11 июня корабли оказались у берегов Татарии (так тогда называлось побережье Японского моря, именовавшегося Татарским), где не нашли мало-мальски пригодного места для стоянки.
«До 14 июня мы шли вдоль берега на северо-восток, — писал Лаперуз. — Мы достигли 44° северной широты и добрались до того места, где географы предполагали наличие так называемого пролива Тессей, но нашли мы его только на 5° западнее той долготы, где он должен был располагаться».
Двадцать третьего июня «Буссоль» и «Астролябия» стали на якорь в бухте, расположенной на 45°13′ северной широты и 135°09′ восточной долготы, получившей название бухты Терней[150].
«Мы горели нетерпением, — писал Лаперуз, — исследовать эту землю, занимавшую наше воображение с момента отплытия из Франции. То был единственный уголок земного шара, который не посетил неутомимый капитан Кук. И тем, что мы первыми ступили на эту землю, мы были обязаны, наверное, лишь трагическим событиям, приведшим к его гибели.
Пять маленьких бухточек образуют бухту Терней. Они отделены одна от другой холмами, до самых вершин поросших деревьями. Никогда, даже самой ранней весной, вы не увидите во Франции столь яркой зелени и такого разнообразия оттенков. И хотя мы не заметили у берегов ни единой пироги, ни единого огонька, мы не могли поверить, чтобы столь плодородный и столь благодатный край, расположенный в непосредственной близости от Китая, мог быть необитаем.
Прежде чем спустить на воду шлюпки, мы осмотрели берег при помощи подзорных труб, но обнаружили только лишь оленей и медведей, спокойно бродивших у самой кромки воды. Это зрелище только увеличивало наше желание поскорее высадиться на сушу. Оружие было приготовлено и заряжено с такой поспешностью, будто нам предстояло сражаться с многочисленными врагами, а пока шли все эти приготовления, наши матросы-рыболовы уже поймали при помощи простых удочек штук двенадцать — пятнадцать крупных рыбин, и рыба эта оказалась при ближайшем рассмотрении треской.
Земля была устлана ковром из тех же растений, что произрастают и в нашем климате, но они отличались более яркой зеленью и большими размерами. Сейчас была как раз пора цветения, и на каждом шагу нам попадались розы, желтые и красные лилии, ландыши и прочие наши луговые цветы».
Рано утром 27 июня Лаперуз приказал оставить на берегу несколько медалей и врыть памятный столб с надписью, в которой говорилось о посещении сего места французскими кораблями. Затем фрегаты снялись с якоря. Через день матросы отправились на шлюпках на рыбную ловлю, и она оказалась очень удачной, так как было поймано около восьмисот штук все той же трески, а сети принесли со дня моря огромное количество устриц и изумительной красоты раковин-жемчужниц. Рыбу, разумеется, тотчас же засолили, а часть съели свежей.
