На улице стоял такой яркий день, что я на миг ослепла; сощурившись и прикрыв глаза ладонью от солнца, я остановилась у загородки для цыплят.
— Я пленница.
Белка продолжала болтать. Она нервно бегала по жердочке туда-сюда и то и дело посматривала на меня искоса.
— Делл заморозит тебя заживо, — сказала я. — Будешь стоять с летучей мышью или рыбой во рту.
— Придется ей сначала меня убить, а иначе ей не заморозить меня заживо. Я же не какая-нибудь дохлая собака или кошка. Я белка.
— Мы тебя выручим, — сказала Стильная Девчонка.
В загородке, где сидела белка, была небольшая дверца, которая закрывалась на крючок.
— Давай ты, — сказала я кукле. — Не хочу, чтобы мне влетело.
Стильная Девчонка не дрогнула. Я и глазом не успела моргнуть, как она уже откинула крючок.
— Ты свободна.
Можно было распахнуть дверцу и показать белке мескитовую рощу за стеной лисохвоста и сорняков. Там, среди деревьев, она могла бы найти себе приют. Но, как мне ни хотелось ей помочь, я не стала этого делать. Хватит того, что я отперла дверь.
Потом я заглянула в сарай, проверить, не заметил ли Диккенс, что мы тут наделали. Но он стоял задом к двери, по локоть запустив руки в мешок, и я поняла, что он ничего не подозревает. А когда я снова бросила взгляд на загородку, дверца уже болталась на одной петле; пленница ускользнула. Шустрая она, эта белка. Сразу сообразила, что делать, куда бежать и где прятаться. Второй раз ее уж точно никто не поймает, — и, чувствуя, как солнце пригревает мои руки и плечи, я радовалась за нее.
Глава 21
В тот день мы с Диккенсом стали привидениями.
Пока мы на цыпочках поднимались вверх по лестнице, он сказал:
— Нельзя будить маму, поэтому разговаривать громко тоже нельзя, только в моей комнате.
И, снизив голос до шепота, он добавил:
— А пока будем говорить вот так.
— Мы тихие привидения, — сказала я. — Твой дом — это пещера ведьмы, но мы станем невидимыми, и нас не поймают.
Он ухмыльнулся:
— Ага, здорово. Хорошая мысль. А то Делл меня вздует, если застукает здесь с кем-нибудь.
Молчком, держась за руки, мы вошли в дом-пещеру через кухню, и едва за нами затворилась дверь, как солнечный свет кончился. Мне даже показалось, будто я стала совсем слепой, как Стильная Девчонка, но Диккенс легко находил путь в темноте и вел меня за руку. Мы, как два духа, скользили по коридору, почти не касаясь натертых до блеска половиц, и вдыхали знакомую смесь запахов лака и лизола в едва разбавленной светом кошки-ночника темноте.
На что тут похоже? — спросила Стильная Девчонка.
«На Хэллоуин, — подумала я в ответ.— В такой черноте запросто могут водиться болотные люди, а случайно залетевшая пчела наверняка подумает, что настала ночь и пора спать».
Все двери, мимо которых мы проходили, были заперты — все, кроме одной, за которой я разглядела смутные очертания звериной головы, похоже что лосиной, — она висела над диваном, а ее огромные рога загибались наверх, едва не касаясь потолка.
Диккенс продолжал тянуть меня за руку, пока мы не повернули за угол, где не было даже ночника. Что там? Другой коридор? Или дверь?
На что тут похоже?
Не знаю. Понятия не имею.
Он отпустил мою руку. И вдруг раздался щелчок и над нашими головами вспыхнула лампочка — так ярко и неожиданно, что я снова на мгновение ослепла.
— Моя комната, — объявил Диккенс, закрывая дверь.
Внутри было так грязно и неприбрано, что я нисколько не удивилась бы, увидев там стаю крыс. Вдоль одной стены громоздились пять или шесть стопок журналов «Нэшнл Джиогрэфик» — несколько сотен номеров, не меньше, и все они грозили вот-вот рухнуть. Под толстым слоем носков и футболок, трусов и джинсов, банок из-под колы и тарелок с засохшими объедками, ложек и вилок не было видно пола; среди всего этого барахла валялись и его вьетнамки, купальные трусы и еще журналы, на раскрытых страницах которых причудливо мешались пустыни, усыпанные звездами небеса, созвездия, киты-убийцы, океанские закаты и шлюпы на фоне коралловых рифов.
— Здесь не всегда прибрано, — сказал он. — Иногда можно и наступить на что-нибудь, так что лучше залезай сразу на кровать с ногами, чтобы не испортить чего-нибудь нужного, ладно?
— Ладно.
На стене над его кроватью висела какая-то карта — не Дании, а какой-то другой страны, с длинными горными хребтами и широкими долинами, — очень синяя, расплывчатая и странная. Сама кровать, на которую он велел мне сесть, больше напоминала походную койку: зеленый спальный мешок вместо белья и свернутая в ком куртка пилота вместо подушки.
— У меня есть сокровище, — сказал он, опускаясь на колени и заглядывая под койку. — Иногда я бываю богачом. Мне попадаются сокровища.
С этими словами он вытянул из-под койки ящик для инструментов и водрузил его мне на колени. Я смотрела, как он устраивается у меня между ног, открывает замочки и поднимает крышку, под которой хранилась его драгоценная добыча — в основном всякая мелкая дребедень: золотая запонка без пары, синие плавательные очки, кукольная рука по имени Арми, вытянутый рождественский чулок для подарков.
И монетки по одному пенни. Сколько их там было — тысяча, а может быть, миллион?
— Пятьдесят четыре. Почти сто. А вот, посмотри, это я тоже нашел.
Пара вставных зубов. Я взяла их и притворилась, как будто они хотят откусить Стильной Девчонке голову.
— Чав, чав, — сказала я. — Чав, чав, чав.
Диккенс нахмурился.
— Не надо так делать, — сказал он. — Это нехорошо.
И он взял зубы назад, дав мне вместо них пузатый рождественский носок.
У меня заурчало в животе:
— А конфетка там есть?
— Нет, тут мой секрет, — сказал он и встряхнул чулок. Его содержимое выскользнуло на койку.
— Динамит, — прошептала я. Динамит, объяснил он, со шнурами и взрывателями, как положено; палочки динамита оказались вовсе не палочками — и даже совсем не красными, как в мультиках, — а тонкими коричневыми трубочками не то из прессованных опилок, не то из картона. На вес они оказались легче камня.
— А как они делают «бум»?
— Так же как хлопушки, наверное, — сказал он громким от волнения голосом. — Нет, как настоящие бомбы! — И он надул щеки и с шумом выпустил изо рта воздух, подражая грохоту взрыва.
— Ка-бу-ум! — сказала я, стукнув подбородком Стильной Девчонки по одной из трубочек. Его ладони скользнули по моим ногам, заползли мне под платье и остановились на бедрах.
— Как будто конец света. Но взорвать их можно только один раз. Второй уже не получится, их просто разнесет в клочья, и все. Вот почему я берегу их до тех пор, пока не стану взрослым, а тогда я сяду в «Лизу» и убью ту акулу, и все будут считать меня героем, вот увидишь.
— А я буду тебе помогать. И нас обоих покажут по телеку.
— Потому что ты меня любишь.
— И всегда буду твоей женой. Тут он опрокинул меня на спину, и я легла, сжимая в каждой руке по динамитной шашке, и стала смотреть вверх, на непонятную карту. Он приложил ухо к моему животу и пальцами коснулся моих трусиков.
— Твой ребенок спит, — сказал он. — И храпит.
— Он растет, — сказала я ему. — Сегодня вечером или завтра он появится на свет. — Он будет хорошенький, точно. Прямо как ты.
Он уже лежал на мне, глядя сверху вниз в мое лицо. Но я была поглощена картой, ее аквамариновыми разводами, рваными контурами гор и широкими провалами.
— Что это за место такое? — спросила я.
— Это морское дно целиком, — ответил он.
Морское дно целиком? Такое не укладывалось у меня в голове.
Он объяснил мне, что расстояние от поверхности моря до самых глубоких точек на его дне больше, чем от поверхности земли до самых высоких горных пиков. Там, в глубинах моря, лежат неведомые страны и огромные города, полные людей и собак. Там есть свои замки и фермы. А еще там живут мужья, жены, их дети и привидения.
— И все они любят целоваться. Вот так.
И он высунул язык и пощекотал меня им.
— Бе-е.
Тогда я тоже высунула язык. Раньше мы никогда так не целовались, и при одной мысли об этом у меня снова защекотало в животе. Рот Диккенса завис над моим. Я подняла голову, закрыла глаза и забыла про морское дно и динамитные палочки.
Бе-е, подумала Стильная Девчонка. Бе-е.
Стиснув мои запястья, он навалился на меня всем телом, отчего койка несколько раз ударилась об стену. Но едва наши языки соприкоснулись, как в соседней комнате что-то упало, точно не выдержав ударов в стену; я слышала, как это «что-то» шлепнулось на пол и запрыгало.
Я тут же открыла глаза. Голова Диккенса дернулась в сторону.
— Ух-ху, — сказал он, напрягшись всем телом. — Это, наверное, мама. — Он слез с койки, подошел к двери, распахнул ее и некоторое время прислушивался к звукам в коридоре.
