Истеричной иронии Свердлов не заметил. Он рассматривал "доказательства"...
В город Екатеринбург вернулся вечером двадцать четвертого. Эвакуация шла вовсю: телеги, грузовики, колонны войск. Юровского застал в кабинете, он жег бумаги и на приветствие ответил походя:
- Ага...
Спросил - что делать дальше. Ответил:
- Ждать моих дальнейших указаний. А пока - съездий в театр, Зоя Георгиевна и Лукоянов - там, пакуют особо ценные документы. Чтобы не привлекать внимания тех, кому не положено. Езжай, помоги...
Пошел пешком, благо не так уж и далеко. Когда входил в знакомый подъезд - нос к носу столкнулся с... купцом. Он же - "государь император". Он же - покойник, и он же - неизвестно кто. Спросил, глотая ком:
- Ты... Ты же... Вы же... убиты? Все?
Купец - или кем он там был - посмотрел ошалело.
- Вы, товарищ, объелись белены? Я партсекретарь театральной парторганизации и вас, полоумного, впервые вижу! Воды попейте... торопливо ушел. Но по испуганным глазам, по голосу дрожащему понял, догадался: выполняет приказ, "купчишка-актеришка", говнюк чертов. Что-то теперь Зоя скажет...
Они встретили спокойно, с улыбочками:
- Как добрался? Как Москва? А мы вот прямо отсюда - в Пермь. Отходим. Белые будут завтра же здесь.
Спросил:
- Купчишка этот... Я его сейчас встретил. А?
Не смутились.
- Всякое бывает... - философски протянул Лукоянов.
- Вот еще? - удивилась Зоя. - Тебе показалось. Того не может статься...
Последнюю фразу она пропела высоким противным голосом.
Понял: ничего не скажут. И еще понял: акция, как они это называют, была. Следы запутаны. И прав Юровский: мир ничего и никогда не узнает...
- Юровский приказал тебе передать, - начал Лукоянов металлическим голосом, - ты - остаешься в городе. Завтра же явишься как вполне раскаявшийся чекист, а ныне - ярый враг советвласти, признаешься во всем и заплачешь, размазывая слезы по щекам...
- Тебя не шлепнут, не бойся, - вступила Зоя. - Им ты очень даже понадобишься. Они немедленно начнут расследование исчезновения царской семьи, и ты им поведаешь обо всем - безо всяких исключений и совершенно честно. Не утаивая ни-че-го!
Да-а... Умельцы.
- А вы не хотите... - улыбнулся. Чего там, теперь все равно...
- Не можем, - Лукоянов развел руками. - Нам не поверят-с. А тебе - за милую душу!
- Значит, я должен этой вашей "правдой" запудрить мозги точно так же, как и у меня они запудрены?
- Легче будет врать, - сказал Лукоянов.
- Я всегда говорила, - прошептала Зоя, - что среди нас всех - ты самый-самый умный, Сережечка... А жаль. Что не сладилось. У нас с тобой. А ты жалеешь?
Он знал, о чем жалеет. Но им этого сказать нельзя.
Сибирцы и чехословаки входили в город поутру, с оркестром, играли что-то славянское, но не русское. Жидкой цепочкой стояли по обе стороны Главного недобитки с цветочками, жидкое "ура" висело в грязном воздухе. Зрелище...
Спросил у офицера:
- А контрразведка где?
Офицер заморгал, потом на чистом русском объяснил:
- Называется "Военный контроль". Мы - армия освободительница. Нам старые приметы - ни к чему-с...
Нашел быстро, ведь от добра - добро никто не ищет: отделение этого самого "контроля" заняло "Американскую". Солдат у входа объяснил:
- Начальствует здесь надворный советник Кирста, Александр Федорович, так и обращайтесь, он любит.
В кабинете Лукоянова сразу же выделил среди шестерых присутствующих его, Кирсту. Говорил тот быстро, начальственно, остальные почтительно слушали.
- Вам что-с? - повернул голову. Глаза острые, взгляд сверлящий. Играет роль. Ладно...
Объяснил: кто, что, откуда и зачем. Они слушали с открытыми ртами и широко раскрытыми глазами. Слова Ильюхина поразили.
- Так-с... - Кирста сложил руки на груди. - А почему-с, собственно, я, мы все, должны вам верить? А?
Протянул мандат. У Кирсты отвисла челюсть.
- Его надо, его надо... Его надо немедленно арестовать? - не то спросил, не то потребовал кто-то из чиновников. От волнения у него потекло из носа.
- Нет-с! - Кирста завел руки за спину. - Никаких арестов! Меня вот тоже - князь Голицын, главнокомандующий, сдуру, сдуру арестовал! И отпустил! И назначил! Кто-то донес, что я, служа здесь, в уголовном розыске, воровал деньги! - Обвел присутствующих торжествующим взглядом. Допустим, сказал я князю. Но - во-первых - кто их не ворует? Кто? А во-вторых - где доказательства? И князь - внял. Вы, собственно, с чем пришли-с?
- Я, собственно, с останками царской семьи пришел. Или, может, они и живы? Я участвовал. Во многом. И все, что видел и слышал, - не утаю. Когда вы узнаете подробности, - вы убедитесь, что я не сумасшедший. И что я раскаялся. Во всем. И совершенно искренне...
"Вам я помогу... - думал. - Помогу по правде. Но прежде всего - я помогу себе самому. Я должен найти истину. Если только... Если только мое раскаяние не входит в планы Яши-Зои-Яши и всех остальных зверей... Посмотрим. В конце концов - от земли быша и в землю отыдеши. Рано или поздно. А может, повезет?"
И с удовольствием вгляделся в их растерянные лица.
Кирста заговорил о явлении цареубийства на русской национальной почве. Сотрудники "Военного контроля", и Ильюхин - в том числе, почтительно внимали.
- Русским присуще убивать своих государей в гораздо большей степени, нежели тем же британцам! - вещал с искренним пафосом. - В Англии убивали по закону, и всё было абсолютно ясно! Кто, когда, где и чем! А возьмите, к примеру, царевича Дмитрия? Тьма. Одни легенды... А кто убил императора Павла I? Каша... А Александра II? И здесь мы верим тому, что сообщает преступник. Но ведь слова должны подтверждаться вещественными доказательствами, показаниями других лиц. Но в данном трагическом случае я не сомневаюсь: мы найдем пули, которыми убивали. Место, которое послужило эшафотом. Мы установим лиц, совершивших сие страшное преступление. Но вот главного доказательства - убиенных, их тел - мы не найдем... А раз нет тел - не было и преступления. Я прав, Ильюхин?
- Да. Насколько я понимаю замысел Москвы и Екатеринбурга, - все совершено так, чтобы тела убиенных никто и никогда не обнаружил. А слухи, сплетни и отдельные факты слились в песню: их никто не убил. Они живы. Вот в чем дело...
Всё, о чем сказал сейчас, зрело постепенно, складывалось из разрозненных и туманных предположений. И вот, вылилось...
Кирста смотрел сочувственно, присутствующие - бывшие служащие судебной системы и полиции, не скрывали - кто презрительного, а кто и восхищенного недоумения. "Вот, поди ж ты... От сохи, а как проникновенно мыслит", читалось на их лицах.
- Все свободны, - возвестил Кирста. - Прошу работать в городе и окрестностях. Ценна любая информация, пусть и самая недостоверная! Вас, Ильюхин, я попрошу остаться...
Когда все разошлись, сказал твердо:
- Мы с вами проверим всё, абсолютно всё, что будет на слуху или попадет в поле зрения. Сейчас мы отправляемся в дом инженера Ипатьева...
Ильюхин отметил, что в "Военном контроле" предпочитают называть ДОН "домом Ипатьева". А Уралсовет - "этим сборищем". "Так им, наверное, легче..." - подумал.
Доехали за несколько минут. Забор уже доламывали, вокруг сновали солдаты и офицеры чехословацкого корпуса. Кирста объяснил: "Здесь хочет поселиться генерал Гайда". Вошли беспрепятственно и сразу же столкнулись с генералом. Через плечо у того висела коробка с маузером, на ремне - большой браунинг в кобуре; Ильюхин, мысленно прыснув в кулак, подумал, что на поясном ремне генерала хорошо бы смотрелись две или три лимонки.
- Опять вы? - Акцента Ильюхин не заметил, но речь была беглая, непривычная, генерал так и сыпал словами, два адъютанта за спиной командующего почтительно внимали. - Какого черта йсче? Здесь теперь мой дом!
- Мы хотели бы осмотреть подвал... - старательно-безразлично произнес Кирста. - Мы понимаем - вам втуне чужой земли язык и нравы, и - тем не менее...
Гайда вгляделся, пожал покатыми плечами, сморщил нос.
- Подвал-подвал... - повторил, словно вдумываясь в смысл этого наипростейшего славянского слова. - А-а... Да. Идемте. Я туда даже не заглянул. В Чехословацкой республике много своих проблем. Мы ненавидим короны. Мы ведь были под австро-венгерской! А на русскую нам - насрать. По-русски это будет - нагадить, да?
- Наоборот. - Кирста уже вошел во двор, зашел в следующую дверь и с наслаждением прочитал вслух надпись на стене: - "Царя русского николу за х... сбросили с престолу". А? Господин генерал? Или вот еще: "У Гриши Распутина х... восемь вершков он как на этот х... посадит шуру она засмиётся". Великолепно, правда?
Гайда пожал плечами:
- Разгневанный народ имеет право на всё. И хватит болтать, подполковник...1
Шли знакомыми комнатами, Ильюхин перестал прислушиваться к перепалке Кирсты и Гайды. Словно из тумана появились "латыши" и заговорили на своем непонятном наречии горячо и нервно, столь же нервно собирая свои револьверы, детали которых были разложены на столе. Оружие готовили к бою. Или к убийству. Но ведь это - всего лишь мираж? Но захотелось спросить: "А что, ребята, расстреляли вы семью?"
