— Наверное, трудно здесь жить под постоянным присмотром общины? Тебя не гнетет такая несвобода, надзор? Мне кажется, я бы так не смогла.
— Ты еще слишком молода, Марина, чтобы судить об этом, — строго заметила Рузанна. — Иногда внешняя несвобода нужна, чтобы укреплять дух. Человек слаб и не всегда умеет избежать искушений по собственной воле. Но когда правила, внушенные суровым окружением, становятся привычкой, их выполнять легко.
В словах Рузанны Марина почувствовала скрытый смысл. Задумчивый взгляд молодой монахини был устремлен куда-то вдаль, в то самое прошлое, где остался ее тайный грех, о котором, как она думала, Марине ничего не известно.
— Хорошо, хоть в келье ты можешь побыть наедине с собой, — заметила Марина, осматривая тесную темную комнату с крошечным окном вверху.
— Но не всегда так было, — слегка улыбнулась Рузанна. — Это теперь мне отвели келью за мое терпеливое послушание и хорошее знание священных книг. Кроме меня только матушка Ермиона и сестра Феодора живут в отдельных кельях, остальные — в общей. Но что хорошего оставаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями? Меня они только терзают, и я стараюсь загрузить себя трудами и молитвами.
— Но теперь, когда Андроник сам раскаялся, что поступил с тобой сурово, и позвал тебя домой, теперь-то тебе зачем продолжать такую трудную жизнь среди чужих людей? Не лучше ли вернуться в Кафу, в родной дом? Все домашние будут тебе рады!
— И Таисия тоже? — усмехнулась Рузанна и тут же помрачнела. — Впрочем, дело не в ней. Даже если бы твоя мать меня обожала, я бы не вернулась в родной дом. Андроник отправил меня в монастырь за мои грехи и, поверь, сделал это справедливо. Только праведной жизнью и трудами я заслужу у Бога прощение.
— Если и был у тебя какой-то грех, то ты его уже давно отмолила, и пора вернуться домой, — не унималась Марина. — В Кафе тоже много богомольных женщин, которые все дни проводят в церквах, ты можешь быть среди них. Но зачем же обязательно жить в таком отдалении, в пустынном месте? Ведь это же, наверное, опасно.
— Опасности нет, поскольку монастыри в окрестностях Сугдеи пользуются защитой генуэзских консулов, а у татар с ними договор. Дорога от Сурб-Хача до монастыря Стефана Сурожского — самая безопасная в здешних краях. Кстати, это хорошо, что вы добирались сюда именно по ней, а не по южной, через Отузы. Обратно поезжайте тем же путем.
Марина промолчала, решив про себя, что, если будет возвращаться домой без Рузанны, то как раз выберет южную дорогу, идущую вблизи тех мест, где располагалась хижина Симоне. А вслух она высказала другую мысль:
— Но если ты не хочешь жить в Кафе постоянно, то хотя бы поезжай на время… навестить родные места, где провела детство, где могилы твоих родителей.
— Может быть, и поеду, но позже, не сейчас, — качнула головой Рузанна. — Сейчас я нужна здесь, и матушка Ермиона не простит, если я брошу на полдороге начатое дело.
— Какое дело? — удивилась Марина. — Работу в огороде, в хлеву и бесконечные молитвы? Разве без тебя здесь не обойдутся пару месяцев?
— Нет, дитя, у меня есть миссия поважней повседневных трудов. Я не могу тебе всего объяснить, но, поверь, это то, чем я живу, чем спасаюсь от тяжких мыслей и воспоминаний.
— Наверное, это настоятельница приобщила тебя к какой-то миссии? — догадалась Марина. — Она… матушка Ермиона показалась мне суровой и властной. Кстати, она гречанка?
— Да, она гречанка, я армянка, сестра Конкордия — грузинка, ты славянка, но все мы — православные, вот что главное, — заявила Рузанна твердым голосом, и ее глаза сверкнули, отразив огонек свечи. — Наша вера пошла из Византии, из Константинополя — восточного Рима. А здесь, в Таврике, есть продолжение Византии — княжество Феодоро. И его первым правителем был Феодор Гаврас — князь армянского происхождения. Мой отец говорил, что его предки в каком-то колене были в родстве с Гаврасами. А матушка Ермиона родом из Феодоро, и мне близки многие ее мысли.
— Какие мысли, о чем?
— О божественном озарении, о безмолвной молитве. Но, впрочем, ты пока еще этого не поймешь… — Рузанна немного помолчала, а потом заговорила более мягким и будничным голосом: — Лучше расскажи о себе, о своей жизни. Этот Варадат Хаспек и вправду твой жених? Кто он, чем занимается?
— Я вовсе не считаю его своим женихом! — решительно заявила Марина. — Это Андроник и моя мать собирались выдать меня за него, но мне он не нравится. Варадат самодовольный и недалекий человек. К тому же он богатеет на работорговле. А это ведь неправедное занятие?
— Да, неправедное. Мне он тоже показался неподходящей парой для тебя. Но, однако, ты взяла его себе в спутники?
— Да, потому что без него мама не отпускала меня в дорогу. Но что о нем говорить, это неинтересно. А других женихов у меня нет, потому что я пока ни в кого не влюбилась. А ведь замужество без любви не сделает женщину счастливой, верно?
— Об этом я бы не хотела рассуждать, — сухо заметила Рузанна. — Лучше ложись спать, у тебя уже слипаются глаза. Но помолись на ночь хотя бы в душе.
Марине, уставшей после дороги, казалось, что, едва коснувшись подушки, она тотчас погрузится в сон. Но так не случилось. После того как Рузанна погасила свечу и легла сама, Марина вдруг ощутила, что сон куда-то улетучился, и никакая усталость его не приблизит.
Девушка думала о прошлом и настоящем, пытаясь понять сложную взаимосвязь причин и следствий. Никто не может знать своей судьбы, никто не в силах предугадать, чем обернется случайный поступок или даже случайно брошенное слово. Рузанна, юная, пылкая, порывистая Рузанна, с ее звонким смехом и вечерними сказками у постели маленькой Марины, куда-то исчезла, а вместо нее появилась суровая, замкнутая монахиня, живущая неведомой духовной миссией и отринувшая все мирское настолько, что даже не хочет навестить родной дом. Но кто знает, какой была бы судьба Рузанны, если бы маленькой Марине не вздумалось заглянуть в дверь ее спальни. Хватило бы у дочери Андроника духовных сил, чтобы самой, без внешней острастки, отказаться от греховной любви? И какова была бы ее жизнь, останься она в родном доме? А может, Григор уговорил бы ее бежать и они бы где-то скитались, и Рузанна могла погибнуть вместе с ним. Да, такой исход был вполне вероятен. Но тогда выходит, что Марина, оказавшись случайной разоблачительницей, помогла сохранить Рузанне жизнь. И пусть теперь эта жизнь трудна, сурова и одинока, но все равно жизнь лучше преждевременной смерти, уносящей душу грешника в ад.
Марина так и не смогла прийти к выводу, пользой или вредом обернулось ее детское любопытство для Рузанны. Ворочаясь на жестком монастырском ложе, девушка то закрывала глаза, пытаясь уснуть, то открывала их и смотрела на звезды, светившие в маленькое окошко под потолком. Дыхание Рузанны было сонным, ровным, и Марине подумалось: «Она спит как человек со спокойной душой, а я…» Девушка тяжело, прерывисто вздохнула, и в следующий миг услышала встревоженный голос Рузанны:
