Идти пешком по горной дороге, по скользким после дождя камням оказалось делом нелегким, и Марина должна была рассчитывать каждый свой шаг, чтобы не упасть и не подвернуть ногу. Однако и спустившись в долину, она особого облегчения не испытала: после проливного дождя здесь стояла грязь, и девушке приходилось, подобрав юбку, перескакивать с кочки на кочку. Поскользнувшись, она с размаху вступила в глубокую лужу, промочив ноги и забрызгав платье почти до пояса. Теперь ей было жарко, хотя еще недавно, в пещере, она мерзла. Все тело ныло от усталости и напряжения. К прочим страданиям прибавились и муки голода, — ведь после скромной утренней трапезы в монастыре прошло уже много времени. Иногда девушке хотелось сесть и плакать от отчаяния, но она знала, что останавливаться нельзя, ибо приближалась вечерняя темнота, а с ней — новые опасности.
Наконец, впереди на склоне горы Марина увидела виноградник и несколько приземистых хижин. Значит, здесь было человеческое жилье, в котором она могла попросить временного пристанища. Девушка поднесла руку к поясу, где, скрытый складками плаща, висел мешочек, в котором были гребень, зеркальце и кошелек с деньгами, выданными матерью на дорогу. К счастью, мешочек не оторвался во время сумасшедшей скачки по горам, и теперь девушке было чем заплатить за еду и ночлег. Вот только… тут Марина засомневалась, — только на каких людей она набредет в незнакомом селении? Вдруг это будут недобрые люди?
И все же другого выхода не было. Девушка осторожно спустилась со склона горы, вошла в маленькую рощицу — и вдруг увидела между деревьями пожилую женщину, которая несла на плече мешок и вела за собой козу. Судя по одежде, это была греческая крестьянка, и Марина обратилась к ней на ее языке:
— Доброго здоровья тебе, тетушка! Не могла бы ты мне помочь?
Женщина с некоторым испугом посмотрела на молодую незнакомку, простоволосую, растрепанную и перемазанную грязью. Марина тут же поспешила пояснить:
— Не бойся меня; я из Кафы, из уважаемой семьи. По дороге на меня и моих слуг напали татары, и я чудом от них спаслась. Теперь пробираюсь домой, но уже очень устала и проголодалась, мне надо бы где-нибудь отдохнуть и поесть.
— Поесть? — озадаченно переспросила женщина, которая, очевидно, не очень поверила словам незнакомки.
— Да! Продайте мне немного еды, я вам заплачу! — Марина положила руку на кошелек у пояса.
— Ну, хорошо, деньги нам нужны. Мой муж скоро поедет в Кафу за покупками. Пойдем, я дам тебе хлеба и молока.
Настороженно оглядываясь, крестьянка привела Марину к своей хижине и вынесла ей оттуда завернутый в ткань хлеб и кувшинчик молока. Девушка расплатилась и, усевшись на деревянную скамью возле сарая, тут же с жадностью накинулась на еду.
— Только в дом я тебя не пущу, пока муж и дети не вернутся с виноградника, — заявила женщина, искоса наблюдая за незнакомкой. — Муж не любит, когда я привечаю всяких странников.
— А скажи, тетушка, далеко ли до Отуз? — спросила Марина, утолив первый, самый острый голод.
— Недалеко. Часа два пути, если бодрым шагом.
— А может, ты даже знаешь, где находится жилище знахаря Симоне?
— Знаю, — с готовностью откликнулась гречанка. — Его тут многие знают. Он славный лекарь, хоть и латинянин. Муж в прошлом году сильно поранил ногу, так Симоне ее быстро залечил.
— А далеко ли до его дома?
— Ближе, чем до Отуз.
— А успею я дойти до темноты?
— Успеешь.
— Ты мне покажешь, по какой дороге идти?
Видимо, имя Симоне невольно вызвало доверие поселянки, и она предложила усталой путнице:
— Вообще-то ты можешь заночевать и у нас, если в нашей бедной хижине тебе не покажется тесно.
— Спасибо, тетушка, но я, пожалуй, пойду к Симоне.
Марина, еще минуту назад собиравшаяся проситься к поселянам на ночлег, теперь взбодрилась и решила все-таки дойти до жилища отшельника. Утолив голод и умыв испачканное лицо колодезной водой, она немного посидела на скамье, прислонившись к сараю, и скоро почувствовала, что готова продолжать свой путь.
После объяснений поселянки Марине казалось, что она легко одолеет тот почти прямой отрезок дороги, что оставался до усадьбы Симоне.
Но скоро девушка поняла, что в горах, да еще в незнакомой местности, где после утренних злоключений она на каждом шагу опасалась встретить лихих людей, дорога не может быть простой и ее не удастся одолеть до темноты.
Когда начало смеркаться, девушка побоялась идти по зарослям, свернула на открытую дорогу и, увидев пастуха-татарчонка, загонявшего овец в кошару, спросила его, не знает ли он, где дом знахаря. Оказалось, что жилище Симоне было уже совсем близко, за рощей.
Скоро Марина увидела между холмами маленький дом с двором, окруженным деревянным забором, и поняла, что это и есть усадьба отшельника. Сделав над собой усилие, вконец измученная путница взобралась на холм и, тяжело дыша, свалилась с ног прямо у забора. Последний луч догорел за горизонтом, и окружающий мир стал быстро погружаться во мрак. Но Марина уже не боялась темноты, поскольку спасительное пристанище было совсем рядом. Отдышавшись, она вытащила из мешочка на поясе гребешок и причесала растрепавшиеся волосы. Теперь пора было идти к дому, в окне которого приветливо мерцал огонек светильника. Но, едва девушка ступила во двор, как раздался громкий собачий лай. Марина тотчас отпрянула назад, за ограду, а уже в следующую минуту поняла, что собака лаяла не на нее, да к тому же была привязана, так что не могла наброситься на нежданную гостью.
Между неплотно пригнанными досками забора девушка видела пространство двора от дома до сарая. К сараю подошел человек, на ходу что-то бросил собаке, и она замолчала. В этот миг из-за облака выплыла яркая луна, и в ее призрачном свете Марина разглядела лицо человека, который, судя по одежде, был генуэзцем и походил не то на стражника, не то на корсара. Не успела девушка удивиться, почему он оказался во дворе отшельника в столь позднее время, как подозрительный незнакомец вытащил из-под камня за сараем какой-то предмет и на мгновение задержал его на ладони, разглядывая. В лунном свете блеснули белые горошины жемчужного ожерелья. Воровато оглянувшись, генуэзец завернул драгоценность в платок и спрятал во внутренний карман своего камзола. Затем, немного потоптавшись во дворе и потрепав по загривку собаку, вернулся в дом.
«Не иначе — вор! — пронеслось в голове у Марины. — Может, он украл этот жемчуг у Симоне? Или просто перепрятывал здесь краденое?»
Встретить подобных гостей в доме отшельника девушка никак не ожидала, и холодок страха снова закрался ей в душу: а не подстерегают ли ее в этом доме новые злоключения? Но выбора не было: ночевать под открытым небом казалось несомненно опаснее, чем под крышей. К тому же она надеялась, что Симоне не позволит своим гостям ее обидеть.
