– Не хотите сказать нам кое-что? – допытывалась девушка в синем.
– Что именно? – спросил он.
– Сами знаете, – игриво отозвалась она. – Скажите «вне всяких сомнений». Вы ведь скажете, правда? Мы мечтали об этом с самого детства.
Все остановились среди запущенного парка. Дамы перестали хихикать и затаили дыхание.
– Все всяких сомнений, – эхом повторил Рэнсом, не понимая зачем.
Дамы дружно и томно вздохнули.
– О-о… – простонал кто-то из них. – О, этот голос! Ах, мое беспокойное сердце! Как это романтично!
– Фрейлины! – воскликнула мисс Гуднайт детски-невинным голосом. – Видите, что там, вдалеке? Руины павильона. Поспешите же туда. Мне не терпится узнать, кто из вас сумеет составить самый большой букет шиповника к тому моменту, как я присоединюсь к вам.
Радостно визжа, юные леди подхватили свои юбки и бросились вперед наперегонки.
– Ну вот, – заключила мисс Гуднайт. – По крайней мере, несколько минут им будет чем заняться. А я пока что все объясню.
– Да, сделайте одолжение. Что происходит, черт возьми? «Все всяких сомнений» – это что еще за чушь?
Иззи взяла его под руку и повела в сторону разрушенного павильона. Она не спешила.
– Это знаменитый монолог из «Сказок на сон грядущий». Ульрик произносит его в присутствии Крессиды перед тем, как отправиться в поход. «Вне всяких сомнений, я вернусь, миледи». И так далее, и тому подобное. «Вне всяких сомнений, мое оружие, моя сила, мое сердце…»
– Зачем же они требовали этих слов от меня?
– Боюсь, объяснение вам не понравится, – грустно ответила Иззи. – Просто внешне вы похожи на него.
– Я? На Ульрика?
– Да. Невероятно похожи. Широкие плечи, довольно длинные золотисто-каштановые волосы, небритость… Словом, как две капли воды, вплоть до потрепанных ботфортов.
– Но… – Рэнсом нахмурился. Так вот почему она просила его не появляться во дворе! – Вряд ли у этого вашего Ульрика есть шрам на лице.
– Вообще-то есть. С тридцать четвертого выпуска, где он бился с Рыцарем-Тенью в Бантервикском лесу.
Рэнсом чуть не ахнул. Происходящее сразу обрело смысл. И от этого смысла на него накатила тошнота.
Он остановился и заставил Иззи повернуться к нему лицом.
Сегодня утром он видел хорошо. Настолько хорошо, насколько теперь мог. Он обошел бы пень, попавшийся на пути, и различал неясные силуэты деревьев и обрушившихся арок, хотя о том, что вокруг порхают птицы, догадывался лишь по щебету.
Самая жестокая пытка – видеть туманный образ Иззи и знать, что отчетливее не увидит ее никогда.
Он различал пухлые алые губы и ореол темных волос, падающих на плечи, прикрытые светлой – или желтой? – тканью платья. Но разглядеть выражение ее лица он не мог.
– Не верю, – сказал он. – Вы все выдумали. С самого дня своего прибытия сюда вы воплощаете в жизнь какие-то нелепые фантазии. Ваш собственный замок, ваш израненный, покрытый шрамами Ульрик… Так вот почему вы не желаете уехать отсюда и оставить меня в покое. Вот почему каждое утро приходите посмотреть на меня спящего. Я для вас игрушка.
– Нет, – запротестовала Иззи, и он увидел, как решительно она качает головой. – Нет, нет, нет! Никакие фантазии я не воплощаю.
– Проясним одно, мисс Гуднайт: вам лучше не питать никаких надежд.
– Надежд на что?
– На меня. На нас. На роман. Если вы выросли на сказках, это еще не значит, что вы попали в одну из них. Я не имею к ней ни малейшего отношения. Я вовсе не отважный герой.
Она шумно вздохнула.
– Знаю, знаю. Вы опасный обольститель, вам присылают из публичных домов счета длиной с руку. Честно говоря, не представляю, можно ли донести эту мысль доходчивее, разве что вышить на вашем гульфике: «Опасен для женщин!» Я не дура, я все понимаю. Ни в какие рыцарские фантазии я вас не помещаю.
– Вот как? Зачем же вы тогда целовали меня так первой ночью?
Она ответила не сразу.
– А… как я вас целовала?
– Как будто вам этого хочется, – с упреком объяснил он. – Будто вы всегда об этом мечтали. И годами ждали именно этого поцелуя. От меня.
Закрыв лицо ладонью, она застонала.
– Почему все это выглядит так унизительно? Ясно почему. Ведь это моя жизнь.
Рэнсом молчал, ожидая объяснений.
Она опустила руку.
– Поверьте, ваша светлость, вы не встретите второй женщины, надежды которой на роман были бы так же ничтожны. Вы же видели, как относятся ко мне лорд Арчер, мисс Пелэм и все эти люди – как к наивной малышке. Так обращались со мной все и всегда. У меня никогда не было ни единого поклонника. Так что да, я поцеловала вас так, словно ждала этого поцелуя всю жизнь. Потому что я и вправду всю жизнь ждала, когда меня поцелует хоть кто-нибудь. Просто губы, которые наконец коснулись моих губ, по случайному стечению обстоятельств оказались вашими.
Он покачал головой.
– Вы целовали меня совсем не так, как будто этот поцелуй стал для вас первым.
– Разумеется. – Она отвернулась и зашагала в прежнем направлении. – Я целовала вас так, словно этот поцелуй станет для меня последним.
«Последним?..»
Эти слова вертелись у него в голове, пока он с Иззи приближался к разрушенному павильону. Нелепость услышанного казалась ему невероятной.
– Это же просто смешно. Вы как будто набили голову волшебными сказками настолько, что для здравого смысла не осталось места. Вы умны, остроумны, привлекательны. Наверняка мужчины добиваются вашего внимания.
Она взяла его за руку и слегка толкнула в сторону, обходя препятствие на их пути.
– До сих пор в моей жизни наблюдалась явная нехватка подобных усилий.
– Только потому, что вы живете в розовых сказочках вашего отца.
– Дело не только в этом. – Она попыталась отойти.
Он крепче сжал ее руку, не желая отпускать.
Надо хоть как-нибудь растолковать ей, что к чему. Нельзя допустить, чтобы она и впредь считала, что новые поцелуи ей не суждены. Или, хуже того, что ей не следует к ним стремиться. Ей не место в этом замке, ей незачем прятаться и увядать здесь до конца жизни. Эта участь уготована ему, а не ей.
– Рэнсом, – зашептала она, – неужели вы не понимаете? Что бы там ни говорили эти девушки, сколько бы они ни хихикали, я все равно не вижу в вас Ульрика. Ульрик благородный и порядочный, а вы…
– А я нет. – Он нетерпеливо отмахнулся от ее слов. – Это мы уже выяснили.
Она предприняла еще одну попытку:
– В этих сказках, которые всякий разумный человек сочтет не чем иным, как сказками, Ульрик любит Крессиду всей своей чистой, благородной, до смешного целомудренной душой. Они обмениваются тоскующими взглядами с соседних башен. Передают друг другу письма через слуг. За двенадцать лет они поцеловались всего два раза. Если бы я мечтала о таком мужчине, как Ульрик, я не бросилась бы к вам на шею в первую же ночь. И не сидела бы, размышляя, что означает ваше «великолепие». И уж конечно, не лежала бы без сна каждую ночь, уставившись в темноту и представляя себе прикосновение ваших рук к моей обнаженной коже.
