А после он ваш. Ну? Идём?
Ашша-Ри дёрнула верёвку.
Пустой котёл, оставленный внизу и пойманный крюком за ручку, загрохотал, падая со стола. Со звоном рассыпалась утварь, сложенная в него.
— Одде! — тревожно воскликнули за дверью. — Слышал?.. Эй, кто шумел внизу?
— Чего? — сонно откликнулся другой страж. — А?..
— Поднимайся! Внизу кто-то есть, молчат, глянуть надо.
Торопливые шаги удалились к лестнице. Шогол-Ву приоткрыл дверь, увидел пустой коридор, освещённый лампой, и выскользнул наружу. Спутники пошли за ним.
— Эта дверь, — указал человек.
Дверь была не одна, но он выбрал ту, у которой стояла скамья и масляная лампа рядом.
Шогол-Ву толкнул — заперто. Снизу доносились голоса стражей. Что-то загремело.
— Отойди, — прошипел человек. — Посвети!
Согнувшись, он завозился в замке. Выпрямился с торжествующей улыбкой, пряча инструмент за пазуху.
— Пустячное дело. Ты первый, мало ли что…
В комнате не было стражей.
Там не было никого, кроме человека на смятой постели. Большой тёмной тенью он раскачивался взад-вперёд в тусклом свете чадящей лампы. Смердело немытым телом, грязными тряпками и нечистотами. Шогол-Ву не сразу признал в человеке Свартина.
Тот был крепким, здоровым, как гора — этот тощ. Тот глядел нагло, свысока — у этого воспалённые глаза бегали тревожно, а пальцы сжимались и разжимались, комкая одеяло. У прежнего Свартина была густая тёмная грива над низким лбом, у этого — седые космы, нечёсаные и немытые. Он поглядел на вошедших и рассмеялся неприятным дробным смехом, будто камешки покатились, застучали по полу.
Шогол-Ву прикрыл дверь и встал, опершись на неё спиной, скрестив руки на груди. Ашша-Ри медленно вынула нож, не спуская глаз со Свартина. Человек решительно шагнул к постели.
— Белый камень! Где он, ну?
Свартин обвёл вошедших глазами, мелко кивая. Камешки падали всё реже, наконец, раскатились все до последнего. Наступила тишина.
— Где? — повторил человек.
Он выдвинул полку стола, скрипнул створкой шкафа. Вынул деревянную шкатулку, пошарил там, поднеся к носу, тряхнул головой и вновь спросил с досадой:
— Где камень? Говори, или заставим. Только вообрази, что с тобой могут сделать вот эти. Я им сейчас позволю тебя резать, только чтоб язык не трогали.
Свартин поглядел на него и вновь закатился негромким сухим смехом.
— Он безумен! — воскликнула Ашша-Ри. — Боги покарали его за то, что нарушил клятву. В том, чтобы убить такого, нет чести. Нет, пусть живёт вот так, как зверь — не свободный, людской зверь, беспомощный и слабый! Пусть гниёт в собственных нечистотах. Пусть подохнет, но перед тем опозорится. Я получила что хотела. Я ухожу.
— Ты не можешь!.. Мне нужен камень. Заставь его говорить!
Но Ашша-Ри только покачала головой.
Человек выхватил нож — видно, нашёл внизу — и взмахнул перед носом Свартина.
— Где прячешь камень?
Пустые глаза бессмысленно проследили за блеском лезвия.
Человек, свирепея, толкнул безумного, опрокинул. С усилием вспорол тюфяк, зашарил там, поднимая в воздух пух. Навалившись на грудь Свартина коленом, приставил нож к грязной шее, ощерился — и замер.
— А, во-от где стоило искать прежде всего!
Он дёрнул что-то, сжимая в кулаке. Помог ножом, снова дёрнул и обернулся:
— Уходим!
Шогол-Ву отворил дверь и увидел совсем близко вернувшегося стражника. Тот застыл оторопело.
Запятнанный схватил лампу со скамьи и бросил о пол. Глиняные черепки разлетелись, звеня, масло пролилось и запылало. Стражник замер по ту сторону огня, но тут же ожил.
— Выродок! — завопил он, пятясь. — Здесь выродок!
Шогол-Ву обернулся. Двое за его спиной метнулись к оставленному окну, к балкону со спасительной верёвкой. Ашша-Ри шла второй, заметно прихрамывая.
Снизу кто-то кричал, кто-то бежал по лестнице, грохоча сапогами. Запятнанный поднял скамью, подождал — и метнул её в первого же стражника, готового прыгнуть через пламя. Тот упал, вскидывая руки, блеснул клинок. Его товарищ отскочил, ударившись спиной о стену.
Пламя поднялось, облизывая дерево. На миг упало, и Шогол-Ву увидел черноволосого. Тот замер, как дикий зверь, готовясь к рывку — и полетел, не разбирая пути. Перескочил сваленную скамью, оттолкнул охнувшего стража и лишь на миг укрыл лицо в сгибе локтя, прорываясь сквозь огонь.
Двое сцепились. Человек был силён и зол. Запятнанный то прикладывал его о стену, то бился сам — а пламя трещало и пело, всё жарче, всё светлее. Мир сузился: был только враг, и никого кроме. Глухо доносились крики, дымный смрад выедал глаза, стискивал горло.
Шогол-Ву ударил противника под рёбра. Тот закашлялся, на миг слабея. Запятнанный оттолкнул его и бросился за дверь, к раскрытому окну.
Верёвки не было.
Он замешкался лишь на миг. Схватился за перила, перебросил себя, нащупывая резьбу ногой — и черноволосый налетел с рёвом. Поднял ногу, ударил с размаху, и узорные балясины не выдержали, надломились с хрустом. Шогол-Ву полетел вниз.
Он мягко приземлился на носки, перекатился на бок, но когда уже поднимался, что-то с силой ударило его в висок, опрокидывая. Он даже не успел понять, что произошло.
Глава 11. Помост
Вода плеснула в грудь, холодная, как лёд. Поднялась выше, заливая лицо, не позволяя дышать.
Шогол-Ву снова был там, у чёрных камней под чёрным холмом. Он бился, пытаясь вдохнуть, а волны накрывали. Коса Белой девы оплела тело, сковала ноги и руки, сдавила тисками.
Он дёрнулся, теряя надежду — и во мраке разгорелся тусклый свет. Ушла река, оставив его промокшим. Но руками, поднятыми над головой, пошевелить не удавалось.
Ноги нащупали каменное дно.
— Очнулся, выродок? Что, готов сознаться?
Кто-то подошёл — освещённая со спины неясная тень, размытая, без лица.
— Говори, где остальные!
От стен тянуло холодом и сыростью. От лампы — прогорклым жиром. Огонь резал глаза.
Шогол-Ву поморщился с трудом. Щёку стянуло коркой.
— Ну! Будешь говорить, или по-другому потолкуем?
Запятнанный промолчал.
Свистнув, короткая плеть ударила по коже спины. Он лишь стиснул зубы. Что он мог сейчас, растянутый между полом и балками, связанный, как опасный зверь?
— Ну как, нравится, а? У-у, тварь!..
Плеть хлестнула по плечам.
— Где они, твои дружки, а? Я ж так всю ночь могу, пока с тебя шкура не слезет! Ну! Где?
Страж замахнулся, грозя. Ощерился, не дождавшись ответа, и ударил всерьёз, на миг лишая дыхания.
Шогол-Ву отстранился — и ушёл на берег реки, тихой, спящей. Догорал у кромки холма свет алого фонаря Двуликого. Пахло сыростью и прелой листвой, речной туманной прохладой, тревожило сердце — и хотелось бежать, лететь по берегу, держа руку на спине ветра, спешить неясно куда, к чему-то, что никогда не может быть найдено.
Страж мог, зверея, хлестать его тело — он остался позади,
