В общем, результатом первого дня торговли стало соглашение по Черногорскому флоту. Цифры были – сорок тысяч тонн всего, семь тысяч тонн на штуку и восемь дюймов на орудия. Что меня до крайности удивило – вопрос о торпедах не поднимался вовсе.
На следующий день с утра переговоров не было – я с вечера объяснил сэру, что у меня завтра культурная программа и мне надо осмотреть достопримечательности. Действительно, прямо с рассветом я сел в «кошку» и полетел осматривать звезду Балкан, колыбель византийской цивилизации, и прочее, то есть Стамбул. Ну и береговые батареи Босфора тоже вызывали определенный интерес… Не один, разумеется, полетел, а в сопровождении еще двух «кошек».
Увиденное заставило меня обалдеть. До сих пор как-то по умолчанию мне казалось, что Босфор является мощнейшим укрепрайоном, потому Россия на него только облизывается, а взять не может. Нам же было как-то вообще не до него, но теперь, в связи с последними телодвижениями султана, пришла пора и поинтересоваться.
Так вот, я ожидал увидеть массу современных орудий в казематах из стали и бетона, а увидел… Я поначалу даже подумал: «Вот ведь как здорово маскируются басурмане, до ложной позиции додумались!» Снизился почти до бреющего и убедился: нет, позиции настоящие… Судя по длине стволов орудий, они стояли тут с Русско-турецкой войны, причем пятна ржавчины на стволах было отлично видно даже с самолета. Вместо бетонных казематов обнаружились земляные насыпи, и ни малейших признаков ПВО не нашлось вовсе. Кстати, сразу при появлении в воздухе наших «кошек» народ внизу пришел в движение. Только вот вектор его был направлен не к пушкам, а от них… Скорость я на глаз оценил километров в двадцать.
«И чего оно тут до сих пор лежит, такое бесхозное? – думал я всю обратную дорогу.– Приходи и бери, только с Вилли надо заранее поделиться. А потом построить тут хороший аэродром и как следует побомбить Дарданеллы, пока пехота по суше дойдет до них и объяснит остаткам тамошнего гарнизона, что в русском плену трехразовое питание. Причем англичанам там вовсе не светит – какое плечо снабжения будет у нас и какое у них? Надо с сэром на эту тему прямо сейчас побеседовать,– мысленно отметил я, уже заходя на посадку,– ну то есть не совсем прямо сейчас, после обеда, а то после осмотра тех пушек что-то аппетит разыгрался».
Следующий раунд переговоров начался с Одуванчика. Бьюкенен озвучил точку зрения, согласно которой от Маслачак-паши требовалось отдать награбленное, возместить убытки, а самому явиться на суд. Я согласился, что это интересно, и пообещал, что по возвращении из Австралии – потому как дорога домой долгая, а перегруженные корабли большой скорости развивать не смогут – его светлейшее высочество лорд-протектор обязательно обдумает предложенный ему вариант. На возглас Бьюкенена, что Сидней представляет собой неприступную крепость, я предложил не смешить людей и подумать, сколько минут она продержится при штурме с земли и с неба, поддержанном огнем главного калибра Пашиных крейсеров. Высадиться-то можно где угодно, Австралия большая! После этого разговор перешел в конструктивное русло. Я признал некоторую правомочность просьб насчет вернуть и возместить – в Гонконге Паша, даже на мой не очень придирчивый взгляд, слегка увлекся и перехапал лишнего, так что вполне можно было обсудить некоторую компенсацию.
– Но,– продолжал я,– вы ведь не хотите, чтобы адмирал расплачивался с вами сиднейским золотом? Город-то небольшой, и после операции по изъятию от него вообще ничего не останется. Вашему же флоту туда не успеть, а имеющиеся там три крейсера никакого влияния на ход событий оказать не смогут… Так что я готов рассмотреть сумму, за которую берусь удержать адмирала от австралийского рейда.
Самое пикантное – Бьюкенен согласился послать по этому поводу представителей к Маше! Интересно, на сколько она их нагреет – это при трех встречных платежах, растянутых во времени? Но он продолжал настаивать на явке Одуванчика в суд.
– Господин адмирал слишком занятой человек, чтобы мотаться по свету без прямой финансовой необходимости,– пояснил я.– Но вы не волнуйтесь, у него есть заместитель по этому вопросу, облеченный всеми необходимыми полномочиями, он и явится, только скажите куда. Но дорога за ваш счет, причем первым классом. Все-таки его сиятельство – первый зицпредседатель Курильского королевства, граф Рабинович, имеет ранг министра. И вместе с билетом и командировочными не забудьте представить обвинение по всей форме, чтобы граф заранее был в курсе. За что вы его, кстати, упечь-то хотите?
– За каперство,– удивился моему вопросу Бьюкенен.
– То есть за нарушение Парижской декларации о крейсерской войне? Да уж, ну и предшественничек у меня был, такое подписать! Нынешний государь на что уж мягкий человек, но за этакий фокус повесил бы без разговоров… Но ведь Черногория ту поганую бумажку не подписывала. И не собирается, по крайней мере, до того, как к этой декларации не присоединятся Штаты и Япония. Так что подумайте еще, время есть, и условия содержания получше подготовьте, за судьбой необоснованно репрессированного бедного еврея будет пристально следить вся мировая общественность, почище чем в деле Дрейфуса, это я вам обещаю.
Ошарашенный Бьюкенен сказал, что ему надо проконсультироваться, сам принять столь ответственное решение он не может. И чего, спрашивается, удивляться – короли же постоянно вместо себя черт знает кого подсовывали!
– Консультируйтесь, граф потерпит,– кивнул я.– А теперь позвольте, в порядке отвлечения от мелкого и даже временами неприятного сиюминутного, поделиться с вами впечатлениями от моей утренней экскурсии?
По мере моего рассказа лицо посланника на глазах каменело.
– Статус проливов обеспечивается гарантиями Великобритании, Австро-Венгрии и Германии,– сообщил он мне.
– И что-то я здесь австрийского посланника не вижу, не подскажете, где он? Вот видите, даже не знаете… А я вам скажу – он с Николой беседует. Потому как здесь его никто слушать не собирается, ни вы, ни тем более я. Насчет Германии – это да, тут мы с его величеством послушаем их мнение обязательно. Но что-то мне интуиция опять же нашептывает, что ничего особенно неприятного мы там не услышим. Остается Англия – вот я и предлагаю договориться полюбовно, но с учетом изменившихся реалий.
– Правительство его величества не допустит изменения статуса проливов,– отрезал Бьюкенен.
– Это вы про Дарданеллы? Босфор-то мы хоть завтра можем начать захватывать, а послезавтра закончить. Видели бы вы, как турки от самолетов разбегаются! Не на всяком коне догонишь.
– Но это же война… – потерял половину своей уверенности сэр.
– Она самая. Надеюсь, вы в курсе, что сейчас происходит в России? Это называется «патриотический подъем». Так что в лучшем случае ваши войска с флотом продержатся в Дарданеллах недели две. А потом держаться станет некому… Может, все-таки решим дело миром? Обстановка-то изменилась, так что ничего удивительного, что и гарантии статуса проливов тоже слегка того. Во-первых, в число гарантов надо принять Россию, это даже не вопрос. А во-вторых, проливов два, а держав четыре. Вы не находите, что одно просто великолепно делится на другое? Статус Босфора обеспечиваем мы с Германией, Дарданелл – вы с Австрией. Детали каждая пара самостоятельно оговаривает с Турцией. А мы в благодарность повлияем на Черногорию, чтобы она тоже подписала ту декларацию про каперов. Ну не сразу, разумеется, не в полном объеме и не бесплатно.
Затронутые вопросы были слишком важны, чтобы Бьюкенен мог решать их единолично, так что в переговорах последовал перерыв. Сэр прочно обосновался на телеграфе – думаю, излишне говорить, что линия нами давно и качественно прослушивалась. А я решил поинтересоваться, как потратили время Никола с Фердинандом, ну и австрийский посол тоже. В конце концов, он тоже имел какое-то отношение к происходящему… То, что я узнал, живо напомнило мне начало девяностых в Москве, когда один мой сосед и по совместительству старый приятель занялся новым и прогрессивным делом, то есть крышеванием ларьков.
Воодушевленный скорым появлением у него несчитанной армады «Пересветов», свежеиспеченный болгарский царь решил малость пошантажировать своей воздушной мощью соседей: Сербию, только что ставшую частью Австрии Боснию и, возможно, Турцию. Но у него хватило ума поделиться своими мечтами с главой второй авиационной державы на Балканах – Николой. Быстро выяснилось, что тот вынашивал точно такие же планы… В результате родилась секретная договоренность. Предположим, один из монархов делает соседу предъяву. У того два выхода: или платить вымогателю, или обратиться за защитой к конкуренту – который поможет, но, разумеется, за деньги… Так вот, чтобы не ссориться по пустякам и не гадить друг другу в карман, император с царем договорились: бабки пополам в любом случае, неважно, кто кого и от кого защищает. Естественно, оба понимали, что их свобода действий по части доить соседей будет ограничиваться моим разрешением, так что теперь они хотели, чтобы я точно обозначил границы своих интересов.
