Он проверял мою решимость. Но решимости мне было и без того не занимать, иначе я на схватку бы не напрашивался.
– Согласен.
Пехлеван и этим не удовлетворился. Ему хотелось запугать меня, придавить до того, как мы сойдемся вплотную. И потому следующее его условие прозвучало уже с откровенными угрожающими нотками:
– А если нет желания добивать, можно в плен взять.
Меня его настойчивость даже обрадовала.
– И на это согласен. Только что я с таким пленником делать буду? У меня теперь в распоряжении нет взвода, чтобы караул выставить.
Голос показал, что противник мой обескуражен тем, что его угрозы не действуют.
– Пленник дает слово не сопротивляться. На свое слово я надеюсь.
– Я на свое – тоже…
Пехлеван был уже готов к схватке. Пора было и мне подготовиться окончательно.
Изначально я раздеваться не хотел, но подумал, что, оставшись в куртке, дам противнику дополнительную возможность совершить захват. Хотя он не самбист и не дзюдоист, но что такое возможность захвата за одежду, понимает наверняка. И лучше не давать ему тех возможностей, которых можно избежать. Все же я относился к противнику серьезно, хотя и рассчитывал закончить схватку как можно быстрее; даже построил планы на разные варианты боя. Но все зависело от поведения самого Пехлевана. Я сумею подстроиться под любую его манеру проведения схватки.
Пехлеван бросил свою куртку на землю. Я свою – тоже, поскольку Илдар стоял далеко, и передать ее на руки было просто некому. Сбоку к нам подошел какой-то старик с посохом. Что-то сказал на своем языке, но обращался явно к нам обоим.
– Это судья, – Пехлеван поморщился, но перевел, хотя роль переводчика ему явно пришлась не по душе. – Его старейшины выбрали. Он даст команду к началу схватки и отойдет, чтобы нам не мешать. Ты готов?
– Готов, – спокойно ответил я.
– А я – тем более…
Пехлеван что-то сказал старику с посохом. Тот согласно кивнул, сделал два шага назад, слегка споткнулся или поскользнулся и едва устоял на ногах, но о своих обязанностях не забыл – поднял руку и махнул ею между нами, словно разрубая этим жестом преграду. А сам, так же пятясь, чтобы ничего не пропустить, стал отходить к остальным зрителям; но шаги уже делал мелкие, опасаясь снова споткнуться. Это было и мне предупреждением. Значит, почва под ногами не самая надежная.
Пехлеван принял борцовскую стойку, широко расставив ноги и присев, вытянув чуть вперед согнутые руки. Несмотря на всю свою самоуверенность, он, к моему удивлению, сразу не пошел на меня, предпочитая начать схватку с разведки. Левая нога его была выставлена на шаг вперед, и я не замедлил этим воспользоваться, сразу пробив лоу-кик [14] справа. Но бил в бедро, а не в колено, чтобы и свою ногу не повредить. При неудачном попадании в колено мы оба могли потерять подвижность. А мне этого не хотелось. Все-таки скорость я решил сделать своим козырем. Удар в колено обычно бывает более чувствительным. А бедро, как правило, пробивается с нескольких ударов в одну точку. Но Пехлеван имел мощные мышцы, и пробить их было не так уж легко. Однако мою быстроту он оценил и, наверное, боль тоже почувствовал. Когда через пару секунд я снова показал, что собираюсь провести лоу-кик, он присел ниже и выставил блок крестообразно составленными руками, стараясь захватить мою ногу и свалить меня. Однако бить так я не стал, а вместо этого, воспользовавшись его низкой посадкой и сократив дистанцию, ударил коленом в нос. Коленная чашечка у человека крепкая, гораздо более крепкая, чем нос, в чем Пехлеван сразу же убедился. Удар опрокинул его, находившегося в неустойчивом положении, на спину, но он, несмотря на возраст и тяжесть собственного тела, легко перекатился и вскочил на ноги, шмыгая разбитым носом. Первая кровь была пущена…
Зрители ревели и что-то кричали. Если кричали и мне, то я все равно их язык не понимал; но все они, скорее всего, подбадривали Пехлевана и расстраивались оттого, что мне удалось уже в самом начале схватки сбить его с ног. Но, наверное, из толпы прозвучало в его адрес и что-то обидное, потому что Пехлеван рассвирепел и от унижения, и от вида собственной крови и бросился вперед, как танк. Мне с трудом удалось сдвинуться в сторону и вперед, чтобы избежать столкновения с более тяжелым противником, но мой локоть все равно успел вылететь на траекторию движения его головы. В это мгновение столкнулись две силы: сила посланного в удар локтя и сила собственного резкого встречного движения тяжелого, но стремительного Пехлевана. Послышавшийся звук иначе, как хряском, назвать было трудно. Наверное, это был нокдаун. Так, по крайней мере, показывал рассредоточенный взгляд остановившегося противника. Нокдаун, конечно, можно и изобразить, чтобы заставить меня сблизиться, но взгляд при этом подделать трудно. Кроме того, я, собственно, и не боялся сближения, считая, что и в ближнем бою смогу оказаться сильнее. Таким образом, если Пехлеван и готовил мне ловушку, то он устроил ее и для себя. И я не преминул этим воспользоваться, тут же нанеся удар кулаком снизу в корпус. И попал точно, как и намеревался, в «плавающее ребро» [15], в одну из восьмидесяти болевых точек, удары в которые я отрабатывал уже несколько лет.
Я не знаю человека, у которого после такого удара ребро не будет сломано. Но в пылу схватки, если кости достаточно крепкие, а удар был нанесен не строго под необходимым углом, этого сразу можно не почувствовать. Что почувствовал Пехлеван, я не знал. Но, вероятно, боль в ребре вывела его из состояния «грогги», в котором человек мало что понимает. То есть один болевой шок прошел после наступления другого, уже не оглушающего, но острого и чувствительного, и он снова ринулся на меня. Впрочем, уже не так стремительно, как раньше, – видимо, опасался получить новый встречный удар. Я решил, что пора и мне с ним сблизиться, поэтому сам принял борцовскую стойку, позволил ему захватить себя выше локтя с обратной стороны руки, но и сам протянул левую руку, успев вцепиться всей кистью в его руку чуть повыше локтя с внутренней стороны – там, где сухожилия находятся близко к поверхности и где их легко передавить. И я сделал то, на что рассчитывал еще до начала схватки и к чему готовился. При этом старался смотреть Пехлевану в глаза, чтобы определить его реакцию на свои действия. Пальцы мои сжимались все сильнее, и я сам начал чувствовать, как они уходят, углубляются в тело под мышцы бицепса и раздавливают сухожилия.
Наверное, это было очень больно. Даже в теории должно быть так. Нестерпимо больно. Зрачки Пехлевана стали стремительно расширяться, пока не достигли предела. После этого у большинства людей следует потеря сознания. Наверное, Пехлеван был действительно очень силен, потому что сознания не потерял. Но у него наступил очередной болевой шок, и я почувствовал, как слабеет его хватка. Будучи еще в сознании, противник пытался мягко вырваться из моих рук, но уже не было резкости в движении и силы для сопротивления. Он словно пытался просто отстраниться, отодвинуться и даже чуть пошатывался при этом. Левая рука Пехлевана потянулась к моей, чтобы помочь телу избавиться от хватки. При этом его голова осталась совершенно беззащитной. И я без раздумий, ослабляя свою хватку и увеличивая резкость, сумел развернуть корпус, чтобы нанести свинг [16] в челюсть.
Почему-то большинство людей, занимающихся единоборствами, предпочитают наносить удар прямо в подбородок. И даже в школах бокса учат именно такому удару. Скорее всего, от незнания. Да, это эффективный удар, хотя часто ломает бьющему руку. Однако удар во вторую половину челюсти, чуть ближе к шее, как правило, имеет более серьезные последствия. Перебиваются, если не разрываются, нервы, и часто челюсть ломается одновременно в нескольких местах. Собирать осколки потом можно только в ходе хирургической операции. Но и после этого на протяжении многих лет, если не всей оставшейся жизни, любой случайный зевок будет вызывать у пострадавшего острую боль.
Пехлеван, еще не оправившись от перелома ребра и от моей болевой хватки, получил в дополнение удар в еще одну болевую точку. Этого хватило. Он рухнул на бок, успев вскинуть по инерции руки, и в такой позе остался лежать без движения. Со стороны казалось, что он даже не дышал, хотя я видел, как бешено пульсирует у него на горле тонкая синяя жилка-вена. Это от недавнего перенапряжения.
Зрители смолкли. Казалось, что облако тишины повисло над селом, только печальное, как всегда, мычание коровы, доносящееся издалека, мешало этому ощущению.
– Добивай! – вдруг крикнул из-за моей спины Илдар. – Добивай!
Но мне нужен был живой свидетель. А Пехлеван, лишенный своей гордости, теперь вполне мог стать таковым.
– Пехлеван – мой пленник, – твердо сказал я.
Глава седьмая
Над селом нависли низкие тучи, и складывалось такое впечатление, что сейчас не середина дня, а как минимум вечерние сумерки. Тучи начали собираться еще ночью, и я ждал снегопада. По крайней мере, было видно, что чуть выше, в горах, он уже идет плотной стеной. Наверное, там уже не пройти, не оставив следа. Впрочем, сильный снегопад все следы сровняет с общей поверхностью за считаные минуты.
