Таким образом я поставил Илдара на место, чтобы не задирал нос относительно моего положения – и собственного.
– Да, – вспомнил вдруг парень. – Тебе же мобильник нужен. Я взял с собой телефон жены. Если тебе нужно, могу на время дать. С возвратом, конечно, если жив останешься. И… если я жив останусь… – добавил он, наклонив голову.
Мои старания не прошли даром – парень начал оценивать свое положение более здраво. Давно было пора прийти к такому пониманию. Тогда бы мы начали работать парой и оба получили бы больше шансов выжить.
– Спасибо. У меня пока есть две трубки. Беда в том, что нет зарядного устройства. Если подобрать не удастся, позаимствую аппарат твоей жены.
– Подберем. У нас в отряде все так делают. Берут трофейные телефоны, а зарядное устройство в салоне связи подбирают. Туда самые разные привозят. Я схожу в салон, как его откроют. Здравствуйте… – Илдар приложил руку к груди, здороваясь с опиравшимся на толстую палку пожилым человеком, что попался нам навстречу.
Уже почти полностью рассвело, и мы шли по улице у всех на виду, ни от кого не прячась. Мне казалось, что Илдар должен был бы стесняться такого гостя, не снявшего в СИЗО армейскую форму с погонами, поскольку звания до приговора суда его никто лишить права не имел. Однако он шел в открытую. Впрочем, погоны мои были скрыты бронежилетом и разгрузкой, надетой поверх бронежилета, а в камуфляже сейчас ходят многие, особенно в районе Северного Кавказа. Издали меня можно было принять за кого угодно. И даже внешностью я не выделялся здесь так, как выделялся бы, скажем, в той же Чечне. В Дагестане людей с почти европейскими чертами лица гораздо больше, хотя по крови они являются типичными жителями гор. Особенно это бросается в глаза в центральных районах республики.
Идти нам пришлось через все большое село – правда, не всю дорогу по главной улице. В том месте, где я увидел Илдара в бинокль с чердака нежилого дома, мы свернули на боковую улицу и перешли на параллельную главной. Здесь уже было совсем безлюдно, а многие дома имели вид нежилых.
Фигуру человека около калитки я заметил издали.
– Отец вышел встретить, – сказал Илдар. – Не удивляйся, что он не будет по-русски разговаривать. Он не хочет. Я буду переводить.
– Да, ты предупреждал, – согласился я.
Приблизившись, я первым протянул для рукопожатия обе руки на восточный манер…
Глава шестая
Я посчитал бы человека, которого Илдар звал отцом, его дедом. Но хозяин дома был не настолько стар, как показалось вначале. Это я понял уже в доме, где горел свет в большой, просторной комнате, не загроможденной мебелью. Более того, он мне показался человеком сильным и крепким, несмотря на возраст. Ну да, вспомнил я, Илдар же говорил, что он – младший сын в большой семье. И вполне нормально, что отец выглядит его дедом. По возрасту так оно и может быть. Наверное, у Илдара есть и племянники одного с ним возраста. Это Кавказ, здесь свои законы, а удивляться им или говорить на эту тему было бы просто бестактно по отношению к хозяину.
– Мы обычно дома не завтракаем, только чай пьем, – сообщил Илдар, переводя слова своего родителя. – Или наш гость голоден?
Честно говоря, я предпочел бы перекусить, но нарушать традиции семьи не хотелось, и потому я соврал:
– Я возвращался на базу и успел там позавтракать. Но от чая не откажусь, поскольку всю ночь провел на ногах, а я всегда предпочитаю быть бодрым.
В принципе, я равнодушно отношусь к еде и к отсутствию сна, если, конечно, оно не слишком продолжительное. И пока чувствовал себя вполне удовлетворительно.
Молодая женщина принесла чай с печеньем, поставила на стол, но с нами не села. Я так понял, что это была жена Илдара. Мать его ходила где-то в коридоре, шаркала ногами, но в комнату даже не заглянула. Видимо, здесь поддерживались свои традиции, и нам предпочитали не мешать.
– Меня зовут Николай Викторович Самоваров, я старший лейтенант спецназа ГРУ, – представился я главе дома.
– Меня зовут Абумуслим Маналович, – на нормальном русском языке ответил тот. Но тут же задал вопрос на своем языке. Илдар перевел:
– Отец говорит, что знает о сложной ситуации, в которую ты попал вместе со мной. И готов предоставить тебе свой дом на любое время, какое тебе потребуется.
– Я благодарю Абумуслима Маналовича за гостеприимство, но не хочу обременять его дом своим присутствием. Я не думаю, что задержусь надолго, потому что не люблю откладывать свои дела. И чем быстрее я их завершу, тем раньше смогу вернуться к своей обычной жизни.
– Ты хочешь доказать свою невиновность? – через переводчика спросил Абумуслим Маналович. Обратный перевод при этом не требовался, потому что мои ответы он понимал прекрасно. Странная манера разговора, но с этим приходилось мириться.
– Конечно. Люди, даже если они виноваты, часто стараются доказать свою невиновность. А если я не виноват, то тем более обязан доказать это.
– А еще сын сказал, что ты хочешь вызвать на поединок Пехлевана…
Он критически осмотрел меня. Конечно, мощи Шахмардана Саламовича во мне не было, и потому, наверное, мое поведение казалось легкомысленным. Опять-таки Абумуслим Маналович хорошо знал, что собой представляет Пехлеван.
– Да. Для меня это дело принципа, – сказал я категорично.
– Ты боролся когда-нибудь, я полагаю?
– Нет. Я только дрался. Я обучен рукопашному бою, но не борьбе. И вызвать Пехлевана я хочу не на ковер, а на боевую схватку. Рукопашный бой и борцовский поединок – это разные вещи. А мы в данной ситуации не спортсмены, а противники.
Абумуслим Маналович только головой качнул в сомнении.
– Я считаю, что Пехлевана может победить только борец более высокого класса, из тех, кто еще сейчас тренируется. У тебя нет шансов. Он тебя просто убьет.
– Простите, но я свои шансы знаю лучше.
Я ответил настолько твердо, что Абумуслим Маналович возражать не стал. Он понимал, что отговорить меня от схватки не сможет, но, кажется, был уверен, что я самоубийца. Однако не жалел меня, а только уважал за это.
– Ты отважный человек.
Он взял в руку чашку с чаем. Я взял свою только после него. Не зная местных обычаев, я не торопился, потому что слышал, что у некоторых народов никто не прикасается к угощению, пока к нему не прикоснется хозяин дома.
Сахара к чаю не было, но сладким было печенье.
– Соседи будут спрашивать, что за гость у меня. Я могу сказать им, что ты пришел, чтобы вызвать на поединок Пехлевана? Или ты сначала хотел бы другие дела сделать?
– Можно сказать.
– Если передадут Пехлевану, а ему могут просто позвонить, он заявится сразу.
– Тем хуже для него…
* * *
Мне отвели для отдыха средних размеров комнату, постелили на диване и вручили ключ от двери, чтобы я имел возможность закрыться. Естественно, не от недоверия к хозяевам, а только по устоявшейся привычке соблюдать правила безопасности я закрылся на полтора оборота замка – так, чтобы ключ на последнем обороте повернулся только наполовину и его невозможно было вытолкнуть из замочной скважины с другой стороны, открыв дверь другим ключом. Привычка эта не может быть излишней. Так, в Ингушетии воевал рядом с нами сводный отряд спецназа внутренних войск. И базировались мы рядом. Я немного сдружился с капитаном из этого отряда. Вообще «краповые береты» с уважением относятся к спецназу ГРУ и охотно идут с нами на контакт. Толковый был капитан и подготовлен хорошо. В следующей командировке мы опять сошлись с этим отрядом в одной операции. Я поинтересовался, где мой знакомый капитан. Оказалось, он дома, во время отпуска, погиб. Просто лег ночью спать, а бандиты – не какие-то с Кавказа, которые умеют воевать, а простые, доморощенные уголовники – подобрали ключ к замку, открыли дверь и вошли. Когда капитан проснулся, было уже поздно. Попытка сопротивления привела к выстрелу в грудь. Памятуя это, я всегда к дверям и замкам отношусь настороженно. Не только во время командировок, но и дома. Даже в военном городке, где появление посторонних – редкость, не говоря уж об ограблении квартир.
После бессонной ночи и всех тех непростых дел, которые выпали мне сегодня, я уснул практически сразу, даже не успев толком осознать, что впервые за последнее время сплю в нормальных человеческих условиях. Сказался и разговор с подполковником Громадским. Ведь, начиная со своего ареста, я ни разу не мог уснуть без размышлений о своем положении. По большому счету, случившееся в тот пресловутый вечер было крахом всех моих надежд, всех жизненных планов. И не переживать по этому поводу было просто невозможно, даже имея самые крепкие нервы. Утешала христианская истина: Господь не дает человеку больше испытаний, чем тот может выдержать. А если Господь вообще не дает испытаний, значит, он видеть тебя не хочет и знать о тебе – тоже.
Спать мне никто не мешал, и я даже сквозь сон слышал, как за окном начали что-то кричать на своем языке мальчишки, к которым вышла женщина, шикнула на них и прогнала, оберегая, видимо, мой покой. И, тем не менее, встал я не сам. Проснулся от негромкого стука в дверь. Вскочил сразу, посмотрел на часы. Спал я чуть больше трех часов. Для меня это достаточно. Я открыл дверь, за которой стояли Абумуслим Маналович и Илдар.
