За три или четыре года я перевидал больше трупов, чем мой старик за пятьдесят лет в своем бюро.
— Но потом вы все-таки нашли работу?
— На это понадобилось целых двадцать лет, да и то работу нашел, а ногу потерял.
— Выходит, это первая ваша работа в жизни, если не считать армии? — спросил Малыш-Коротыш.
— Так точно. Школу я кончил в шестнадцать лет, потом полгода места искал. В последний раз пытался заполучить место клерка в Комитете общественной помощи. Мой дядя был членом комитета, и еще за меня старик Келли словечко замолвил. Другой мой дядя был каноник, но он мне рекомендации не дал, сказал — не хочу своего племянника ввергнуть в пучину греха. Я со всеми в комитете договорился, и мне обещали, что место за мной.
— Ну и что же?
— У кого-то другого оказались знакомые в парламенте.
— Зато в армии небось жизнь была — умирать не надо! — сказал Малыш-Коротыш.
— Иногда солоно приходилось, а иногда и перепадало кое-что. И тогда уж, будьте покойны, старый Джек Минто не зевал.
— Это вы про девушек?
— Всех их не счесть, если б даже мне начать считать прямо сейчас и продолжать до конца своих дней.
— И вы со всеми крутили любовь?
— Если успевал.
— А как вы это делали, сержант? Как вам удавалось? — спросил Малыш-Коротыш.
— Ты еще слишком молод, тебе рано знать.
— Ну, расскажите!
— Ладно уж… Так и быть… В общем это было не так уж трудно. Во время войны этих иностранных девушек прямо лихорадка трясла…
— Ну, дальше, сержант!
— Взять хоть итальянок. Они голодали. Так голодали, что поневоле становились уступчивыми. Я видел, как в городках на По пользовались успехом такие хари, на которые в Гонконге, Карачи или Каире ни одна приличная девушка и не взглянула бы. Но лучше всего было в Риме.
— А что было в Риме, сержант?
— Там я себя чувствовал как дома, — сказал он и задумался.
— Расскажите же.
— Ее звали Лючия. — Сержант жестом показал, какая она была, и тихонько присвистнул. — Кожа белая, как слоновая кость, а волосы — черней воронова крыла.
Тут уже мы присвистнули.
— Только вы не думайте, мне с ней нелегко пришлось. Но это было просто чудо. Она жила одна, стряпала мне еду, вино покупала, все делала, но…
— Что — но? — Малыш навалился на прилавок.
— Только напьемся кофе, она будто броней оденется… Коснешься ее, а она как каменная. Кроме шуток, с этой девушкой я хлебнул горя, потому что был в нее влюблен без памяти… А вот и Носарь.
— Дайте маленькую пачку, — сказал Носарь.
— Привет, Носарь. Послушай-ка, что сержант рассказывает, — сказал я.
— Про то, как он покорил Рим, — сказал Малыш-Коротыш.
— Послушаем в другой раз, а теперь пошли.
— Обожди минутку, Носарь.
— Заткнись, дело срочное.
Такой уж он был, старик Носарь. Для него дело всегда было прежде всего. Малыш отправился в кафе собирать ребят, а Носарь пошел к двери, бросив мне на ходу:
— Идем, Артур.
Чтобы показать свою независимость, я задержался.
— И у вас вышло, сержант?
Он подмигнул.
— В другой раз расскажу. Со всеми подробностями.
— Но вышло?
Он кивнул.
— А как?
Он ответил мне глубокомысленным взглядом, и сказал только одно слово:
— Ноги.
3
Носарь ждал меня внизу.
— Пожар, что ли? — спросил я.
— Вроде того.
И замолчал. Когда все собрались, он кивнул, и мы выступили в неизвестном направлении, имея секретный приказ в запечатанном пакете. Как вспомню это, всегда восхищаюсь Носарем. Всякий другой проболтался бы сразу. Но он хотел, чтоб мы все увидели своими глазами, и вы скоро узнаете почему. А сейчас скажу только, что у него были задатки генерала, и он мог бы им стать в прежние времена, когда образования для этого не требовалось.
Ребята Келли хорошо поработали. Они все разнесли вдребезги. Разломали граммофон, перебили пластинки. Раскололи ящики и изрубили стул. Сорвали дверь с петель и превратили столы в щепки. Лихо позабавились, ничего не скажешь.
— Один из ребят Мика рассказал про это своему двоюродному брату, а тот — приятелю, который работает вместе со мной, — сказал Носарь. — Но не в том дело. Хотите рассчитаться с ними?
Возражений не последовало.
— Ладно, тогда давайте здесь приберем.
— Зачем? — спросил один, самый нетерпеливый. — Ведь ничего не осталось.
— Это наш штаб, надо его привести в порядок.
— Чтоб они его по новой разгромили? — сказал Балда.
— Они сюда больше не сунутся, мы отобьем у них охоту.
— За чем же дело стало? — сказал Малыш-Коротыш.
— Не бойся… Мы доберемся до них, когда надо будет. Готов поспорить, что они нас сейчас ждут. Ну и пускай ждут.
— Мы можем им хоть сейчас ума вложить, — сказал Балда.
— Конечно. Но будем действовать наверняка.
В прошлый раз Мик был с ножом, помните? А теперь мы вооружимся железяками…
— С ножом я не пойду, — сказал я.
— Никто не пойдет. Но чем плоха ножка от стула? Или велосипедная цепь? Или что под руку попадется?
— Все равно я против.
— Почему?
— Не нравится мне это.
— Никто тебя силком не тянет. Не хочешь — не ходи, мне плевать.
Он посмотрел на меня.
— Ну ладно, приду. — У меня не хватило решительности отказаться. — А куда?
— В «Альбион». Танцы в «Риджент» кончатся, так что все они наверняка будут там. Войдем, когда начнется сеанс. Мы с Малышом сядем в заднем ряду, а вы все дожидайтесь в боковом проходе у запасного выхода с левой стороны. И глядите в оба. Во время перерыва мы сделаем вид, будто идем купить мороженого. Тут уж они нас непременно увидят…
— Изобьют они вас до смерти, — сказал Балда.
— Не успеют. Мы, как только заметим их, побежим к выходу по левому проходу, будто испугались.
— Но они, как увидят нас всех, сразу назад повернут.
— Не увидят, потому что увидеть будет нельзя: мы погасим свет. Я и Малыш-Коротыш рванем по проходу, а они за нами, и тут вы всем скопом на них навалитесь.
— Что-то больно уж мудрено, — сказал Балда.
— Для тебя — может быть, но ты поглядывай на Артура, и все будет в порядке.
— Артур, вот еще умник выискался.
— Артур — молодец, правда, Артур?
— Честно драться я готов, — сказал я. — Но не хочу я тащить эти железяки — еще убьем кого-нибудь…
— Вот дурак, — сказал Балда.
— Нет, он умный, — возразил Носарь. — У него в одном мизинце ума больше, чем в твоей пустой башке… Ладно, Артур, обойдемся кулаками и будем молиться, чтоб Мик пришел без ножа. — Он пристально посмотрел на меня. — Значит, ты идешь?
— Конечно, иду, — сказал я.
— Ну ладно, заметано.
Мы прибрали свой штаб, потом скинулись по полдоллара, все, кроме Малыша-Коротыша, которого освободили как безработного, и поручили Балде доставить партию рыбы с жареной картошкой. Тем временем мы развели огонь в горне. Сидя у огня, мы ели рыбу с картошкой и запивали пивом. Слово за слово, ребята, как всегда, стали наперебой рассказывать анекдоты. Но я молчал. У меня душа не лежала к этой драке в «Альбионе». Я словно чувствовал, что как бы дело ни обернулось, добром оно не кончится; мы ли их вздуем, или они нас — все равно. У меня перед глазами все стоял этот нож. А тут еще моя старуха с Гарри и с моим пропавшим отцом и неприятности на работе — мне все мерещился Сэм, его острая, как у хорька, морда выросла раз в шесть или семь против нормального, и он гнался за мной, пока я не начал задыхаться. Жирная рыба с картошкой были не для моего живота, и я слишком много хватил пива. От этого меня мутило, и я отошел в угол. Носарь пошел за мной.
— Ты что, трухаешь, Артур? — спросил он.
Я слишком плохо себя чувствовал, чтобы возражать ему, и только покачал головой.
— Если мы хотим победить, надо действовать решительно, — сказал он. — Другого выхода нет.
— Я не против — только без этих железяк.
— Их не будет, — сказал он. Потом, помолчав немного, спросил: — Может, ты влюбился, Артур?
— С чего ты взял?
— Очень уж ты стал молчаливый — вот и сейчас все сидел у огня и думал.
— Не родилась еще та девчонка, — сказал я. А сам вспомнил про Стеллу, но потом решил, что она не в счет. «Легко встретились, легко и расстанемся», — подумалось мне.
— Ты не зарекайся, гляди, как со мной вышло.
— Знаю, от этого одни неприятности. Вот моя старуха собралась замуж выходить за Жильца. Так она ни о чем другом думать не может, кроме этого; ее одно интересует — как бы моего старика разыскать.
Бесполезно делиться своими неприятностями. Носарь только делал вид, будто слушает, да кивал.
— Вот встретишь девушку вроде Терезы, тогда по-другому заговоришь, — сказал он. — Я такой еще не видал.
— А тут еще один мошенник на нашем участке, Спроггет, меня без ножа режет. Он столько на мне верхом ездил, что у меня теперь мозоли на шее, а у него на заднице.
