И я, недолго думая, решил посетить Полуденск. Слишком уж давно я не видел, как живут нормальные люди. Наверное, с тех самых пор, как сам перестал быть нормальным.
Шум города сдавил мое сознание в огромных тисках, едва я вышел из магнитолета. Забавно, за эти годы я настолько привык к молчанию космического вакуума, к монотонному бормотанию, изредка доносящемуся от членов группы во время испытаний и в свободное время в затянутом серой пеленой табачного дыма баре для служащих Корпуса. Даже слишком сильно привык. Казалось бы, еще немного, и я вообще перестану пользоваться речью. Вот почему я обрадовался увольнительной и рванул в город. Мне хотелось просто поговорить с кем-то, неважно с кем и неважно о чем. Только не о пушках и радиолокации.
Не знаю, происки ли это судьбы, а, может, подсознание тайно вело меня, пока я пытался привыкнуть к реву улиц Полуденска, но, окончательно совладав с собой, я увидел впереди цветочный магазин. Катя очень любила цветы. Не пустышки, которые по 2-3 дня в вазе стоят, а живые цветы в горшках. Азалии были её страстью. Катя собрала на подоконнике нашего дома на Земле целую коллекцию всевозможных разновидностей этого растения. Розовые, красные, голубоватые, лиловые. Я часто ругал её за то, что она уделяла цветам больше времени, чем мне, но конечно, я был неправ. Это прекрасно, если человек о ком-то заботится. Даже если этот «кто-то» зеленый и растет в горшке. И сейчас мне жутко захотелось купить кустик азалии, поставить в своей комнате и ухаживать так, как это делала бы Катя. Представлять, что она рядом, что она направляет мою руку с маленькой леечкой из оргстекла и шепчет на ухо «Вот так милый, лить нужно точно под корень». Едва я об этом подумал, по всему телу разлилась легкая теплая нега. Если кто-то из прохожих, спешащих каждый по своим делам, обратил бы на меня внимание, он бы сильно удивился. Потому что я ни с того ни с сего вдруг широко улыбнулся и слегка прикрыл глаза. Так продолжалось минут пять, но потом я вспомнил, где нахожусь, и прогнал свои грезы прочь.
Маленький серебряный колокольчик над дверью магазина нежно зазвенел, когда я вошел. Мир взорвался радугой ароматов, слегка пьянящих и, безусловно, приятных. Я курил достаточно давно, и оттого мое обоняние притупилось, но, несмотря на это, запахи всевозможных декоративных растений закружили мне голову. Наверное, потому, что я слишком долго дышал фильтрованной газовой смесью, которой заправляли рабочие скафандры. Одурманенный насыщенным диковинными эфирами воздухом, я не сразу заметил рыжеволосую девушку-продавщицу, читавшую настоящую бумажную книгу за прилавком. Она была удивительно красива. Не как лощеные девочки с обложки. Нет, её красота была в некой естественности и простоте черт, в неровном загаре, полученном не в солярии, а под настоящим солнцем. В руках, ухоженных, но не выхоленных. Я наверное слишком пристально смотрел на девушку, потому что она это внезапно отложила книгу и взглянула на меня. Красивые глаза. Зеленоватые при таком свете, немного печальные. Совсем как у Кати. Я часто удивлялся жене – когда её лицо смеялось, её глаза всё равно плакали без слез. Но я любил и эти глаза, и этот смех. Для меня ничего лучше в мире не существовало.
– Вам чем-то помочь? – спросила девушка. У неё был чудесный голос.
– Азалии… – замялся я. – Я в них шибко не разбираюсь, но хотел бы взять одну… Вон ту! – я ткнул пальцем в стоявшее на самой верхней полке растение с нежно-розовыми цветками. Просто потому, что видел такое у нас с Катей на подоконнике.
– А говорите, что не разбираетесь, – улыбнулась собеседница, сняв цветок с полки. – Это настоящий земной сорт, таких осталось очень мало. И стоят они в десятки раз дороже выведенных в колониях.
– Об этом не беспокойтесь, – сказал я, достав кредитку. – Я пять лет практически ничего не тратил, должно было накопиться порядочно деньжат.
Девушка провела моей кредиткой по считывающему устройству, списав со счета солидную сумму. Но меня не заботила цена вопроса, память была намного дороже.
– Вам как упаковать? Вы далеко живете?
– Пока не знаю, – смутился я. – Вообще-то я не местный, приехал в увольнительную и еще не успел нигде остановиться.
– Простите, дежурная фраза, – усмехнулась девушка. – Я уже поняла, что вы не в городе живете. Да и как не понять, на вас же форма Исследовательского Корпуса. Здесь поблизости есть неплохая гостиница. Называется «Пушинка», если пойдете вверх по этой улице, сразу её увидите.
– Спасибо, – поблагодарил я и взял с прилавка сверток, в который Кристина – я наконец заметил светившуюся на её малиновой кофточке голографическую визитку – упаковала азалию. – Всего вам доброго.
– Приходите еще! – крикнула мне в след девушка. Снова дежурная фраза, но мне было чертовски приятно.
Кристина не обманула меня – «Пушинка» действительно была первоклассной гостиницей, с дорогой отделкой, уютными номерами и приветливым персоналом. Окна моего номера выходили на залитую солнцем площадь, посреди которой расположились несколько художников, рисовавших портреты на заказ. Несмотря на развитие цифровой техники, их ремесло не потеряло популярности. Наверное, потому что настоящее не может погибнуть от веяний времени. Потому же, почему до сих пор печатали книги. Я распахнул окно настежь и, высунувшись наружу, закурил. Я понятия не имел, куда пойду, и чем буду заниматься. Слишком уж отвык я от жизни в городе. А может быть, просто давно не брал выходной. Борьба с Могильщиками, пусть даже и не на передовой, а в тестовой камере, забирала всего меня без остатка, оставляя лишь положенные восемь часов на сон и два на еду и сигареты. Вот почему я не тратил денег – мне было просто некогда это делать. Одеждой меня обеспечивал Корпус, кормил тоже он. Сигареты стоили в магазине части четыре рубля за пачку. Итого сто двадцать рублей в месяц. Вот и все мои расходы, при жаловании в четыре тысячи. Конечно, будь у меня увольнительные, я бы наверняка надрался дорогого виски, выкурил бы земную сигару, скатанную на бедрах мулатки. Только я не просился в увольнительные. И если бы нас с парнями не отправили отдыхать насильно, черта с два бы взял.
Оставив цветок в номере, я решил побродить по улицам, поискать что-нибудь интересное. Не публичный дом, как почти вся солдатня нашей части, а концертный зал или музей. В теперешнее время было очень популярным собрать по рукам с дюжину предметов, увезенных с Земли, и выставлять их как музейные экспонаты. Не каждый, конечно, соглашался передать частицу памяти об уничтоженном доме в руки хозяев таких музеев. Но многих подкупали предлагаемые им суммы.
Я в очередной раз убедился в том, что мысли материализуются. Не прошел я и пятисот метров, как перед моими глазами возникла вывеска «Помянем Матушку. Музей осколков Старой Земли». Под осколками, разумеется, подразумевалась разного рода утварь, принадлежавшая тем, кто жил в колыбели человечества. Я не мог отказать себе в удовольствии поглядеть на когда-то бывшие копеечными вещички. По большей части, конечно, безделушки вроде расчесок, шпилек для волос, сковородок, но попадались и весьма любопытные вещи, вроде записей Высоцкого на виниле. Они и на Земле-то были раритетом, а уж тем более в миллионах световых лет от неё. А еще приз моих симпатий завоевала трубка из слоновой кости. Было видно, что её делал настоящий мастер, а заказывал настоящий ценитель. У меня когда-то была трубка, еще до рождения Сонечки. Тогда я мог часами сидеть на балконе нашей тогда еще двухкомнатной квартиры и наслаждаться ароматом настоящего табака по три сотни за сто грамм. Катя, конечно, ворчала, но не так, как если бы я дымил сигаретой. А может, ей просто казался довольно романтичным мой силуэт с трубкой в лучах заката. Да, как это было давно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
