Оставив цветок в номере, я решил побродить по улицам, поискать что-нибудь интересное. Не публичный дом, как почти вся солдатня нашей части, а концертный зал или музей. В теперешнее время было очень популярным собрать по рукам с дюжину предметов, увезенных с Земли, и выставлять их как музейные экспонаты. Не каждый, конечно, соглашался передать частицу памяти об уничтоженном доме в руки хозяев таких музеев. Но многих подкупали предлагаемые им суммы.
Я в очередной раз убедился в том, что мысли материализуются. Не прошел я и пятисот метров, как перед моими глазами возникла вывеска «Помянем Матушку. Музей осколков Старой Земли». Под осколками, разумеется, подразумевалась разного рода утварь, принадлежавшая тем, кто жил в колыбели человечества. Я не мог отказать себе в удовольствии поглядеть на когда-то бывшие копеечными вещички. По большей части, конечно, безделушки вроде расчесок, шпилек для волос, сковородок, но попадались и весьма любопытные вещи, вроде записей Высоцкого на виниле. Они и на Земле-то были раритетом, а уж тем более в миллионах световых лет от неё. А еще приз моих симпатий завоевала трубка из слоновой кости. Было видно, что её делал настоящий мастер, а заказывал настоящий ценитель. У меня когда-то была трубка, еще до рождения Сонечки. Тогда я мог часами сидеть на балконе нашей тогда еще двухкомнатной квартиры и наслаждаться ароматом настоящего табака по три сотни за сто грамм. Катя, конечно, ворчала, но не так, как если бы я дымил сигаретой. А может, ей просто казался довольно романтичным мой силуэт с трубкой в лучах заката. Да, как это было давно…
– Это вы! – услышал я слева. Я повернул голову и увидел Кристину, всё в той же малиновой кофточке, но с выключенной визиткой. – Вспоминаете?
– Да, – со вздохом ответил я. – У меня там была семья. Эти вещи просто как бальзам на душу. А вы почему здесь? Вы тоже кого-то потеряли?
– Потеряла, – кивнула девушка и отвернулась к стеллажу с экспонатами. – У меня погиб муж, но не на Земле, а здесь, во время нападения бандитов. У него была кофейня. Потом выяснилось, что он оставил после себя кучу долгов, и кофейню отобрали приставы. Хорошо еще, не тронули мой магазинчик.
– Вы сказали «бандиты»? – удивился я.
– Ну да, – ответила Кристина. –В последнее время они поутихли, но тогда, год с лишним назад, после захода солнца на улицах творился хаос.
– Не могу поверить, – тихо произнес я. – Я не думал, что люди такие идиоты, и после катастрофы будут жрать друг друга.
– Вы плохо знаете человеческую природу, – улыбнулась девушка. – И, между прочим, Содружество и Протекторат возникли тоже не от большого ума!
– Вы правы, – улыбнулся я в ответ. – Но я не могу понять, почему вы здесь? Вы скучаете по Земле? Вы давно её не видели?
– Честно говоря, никогда, – призналась Кристина. – Я родилась здесь, в Полуденске, и больше всего на свете мечтала слетать на Землю. Но Игорю было некогда, потом его не стало… А потом появились эти музеи. Я решила, что это хоть что-то, и вот, хожу сюда почти каждый день. Кстати, мы так и не познакомились. Меня зовут…
– Кристина, – перебил я, не переставая улыбаться. – Я прочел на вашей визитке еще там, в магазине. А я – Виктор. И раз уж мы теперь знакомы, разрешите пригласить вас на чашечку кофе?
– Вы ведь не знаете, куда, – улыбнулась девушка. – Но я покажу вам дорогу.
– Знаете, я не хочу вас обидеть, Виктор, но вы совсем не похожи на военного, – внезапно сказала Кристина. Мы с ней сидели в уютной кофейне «Тихий уголок», начинало смеркаться, но мы никуда не торопились. «Я всё равно это время провела бы за чтением, одна, в своей темной квартирке». А что касается меня, то у меня в запасе было еще два дня. Если, конечно, не поднимут военную тревогу. Но я почему-то не думал о том, что будет, если прямо сейчас нападут Могильщики. Наверное, оттого, что четко знал, что потом уже не будет ничего. Оттого, что знал не из вторых рук, что Могильщиков невозможно победить, если они появились внезапно. Ни один тяжелый корабль, могущий расщепить на атомы летающий по космосу ком плесени, не успеет выйти на орбиту атакованной планеты за время, которое требуется этим тварям на свое черное дело. Если не сработает «Сонар», нам не поможет никто. – Я видела в городе солдат и служащих Корпуса, они грубые мужланы. Хотя конкретно вашим сослуживцам скорее просто хочется казаться такими.
– Это потому, что мы играем роль этаких «ботанов» в школьном классе, – ответил я, заказав себе двойной эспрессо; девушка от очередной порции кофе отказалась. – А боевые подразделения – они как «хулиганы». Многие «ботаны» в глубине души завидуют «хулиганам», и сами пытаются походить на них. По мне так это всё ребячество, и многим из нас пора вырасти из коротких штанишек. Но служба в армии – она ведь как та же школа. За тебя решат, когда ты проснешься, куда ты пойдешь в воскресенье, что ты оденешь, в кого ты будешь стрелять. Человеку не приходится принимать решения, за редким исключением, конечно. Поэтому процентов семьдесят военных – этакие подростки-переростки. А оставшиеся тридцать – это те, кто до службы успел пожить жизнью рядового гражданина, столкнуться с обществом, одержать свою маленькую победу. Стать личностью, если угодно.
– У вас, наверное, социология была любимым предметом в университете, – улыбнулась Кристина.
– Я просто люблю наблюдать за людьми, выводить какие-то закономерности их поведения. Это несложно. Хотя в последнее время я начал разочаровываться во многих представителях нашего рода, – мрачно произнес я. Наверное, не следовало показывать девушке, с которой только что познакомился, темноту, обитавшую в моей душе. Но я ничего не мог с собой поделать. Мне пять лет некому было рассказать о том, что выжигало мой мозг, как концентрированная кислота. – Мы только и можем, что кичиться своей силой. А когда возникла реальная угроза, не смогли сделать ровным счетом ничего. Наше оружие может убивать только нас и подобных нам. Наши радары могут обнаружить только наши корабли. Вот оно, великое и могучее человечество! Мы совершенны в самоистреблении! – последние слова я практически прокричал, тем самым напугав в первую очередь себя. Слава Богу, Кристина поняла мои чувства и не сбежала домой. Наоборот, она придвинулась ко мне и положила руку на мое плечо.
– Не надо так, Витя. Прошлое уже не вернешь. Тебе пора забинтовать свои раны, а не расковыривать их, – девушка, наверное, сама не заметила, как перешла со мной на «ты». Впрочем, мне это было очень приятно.
– Могу ли я в качестве небольшого пластыря проводить тебя до дома? – улыбнулся я. Кристина не ответила. Ответили её глаза. Они застенчиво смеялись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
