— Через неделю после праздников, девятого мая, ко мне неожиданно приехал Константин. Он опять стал меня ругать, что я проболтался, говорил, что теперь нет ему из-за меня жизни, потому что она может выдать. Потом сказал, что раз я виноват, значит, я и должен исправить дело, то бишь Нинку убрать.
— Что означало «убрать»?
— Ну, убить…
— Вы подтверждаете слова брата? — спросил следователь Петрова-Семенова.
— Не я предложил «убрать», а он сам. Так и сказал: «Раз я виноват, исправлюсь, уберу ее».
— И вы согласились?
— Я сказал: «Ты лучше поговори с ней, убеди, чтобы меня не выдавала».
— Продолжайте, Владимир Семенов.
— Брехня. Не говорил он такого, — боязливо оглянувшись на брата, произнес маляр.
— Где же истина? — следователь поднял голову и посмотрел на Петрова-Семенова.
— Я настаиваю на своих словах! — ответил тот.
— Хорошо. Так и запишем. Дальше, Владимир Семенов.
— На майские праздники, второго, мы выпивали на поляне, в сосновой роще, недалеко от дачи. Приехав ко мне, Константин сказал: «Вот там, на той поляне, где мы были. Под яблоней. Понял?» Я ответил, что понял. Он говорит: «И положишь так, как она на той картине в зале. Посмотри еще раз, когда будешь, и запомни».
— А вы не поинтересовались, почему именно так, как на картине?
— Спрашивал. Он сказал: «Не твое дело, балда!»
— Константин Семенов, вы подтверждаете слова брата?
— В Брянске я этого не говорил. А на картину посоветовал посмотреть просто так.
— А где вы указали Владимиру Семенову место убийства вашей жены?
— Когда он приехал в наш город, семнадцатого, я встретил его на вокзале. Там я сказал ему о месте встречи с Ниной, а не убийства.
— А почему не дача была местом встречи? Зачем нужно было ориентировать на сосновую рощу? — спросил следователь.
— Там очень хорошо.
— А почему местом встречи не могла быть ваша городская квартира? Почему вы выбрали Березовое?
— Мне казалось, что там Владимиру легче будет ее уговорить. В мое отсутствие.
— А зачем вообще нужна была эта встреча в лесу? Неужели вы действительно полагали, что Владимир Семенов сможет лучше вас повлиять на Нину Андреевну? — задал вопрос до сих пор молчавший прокурор области, все время не сводивший испытующего взгляда с бывшего управляющего.
— Ну, в крайнем случае, он мог и припугнуть ее немного, Иван Филиппович.
— Чем? — резко спросил прокурор.
На этот вопрос Петров-Семенов не ответил.
— Что было дальше, Владимир Семенов? — спросил Коваль.
— На городском вокзале он мне сказал только, что в Березовом, на соседней даче, лежит на куче угля молоток и чтобы я его обязательно взял.
— Значит, уже было решено убить именно этим молотком?
— Вроде бы…
— Константин Семенов, вы подтверждаете эти слова?
— Нет. Ничего не было решено. На вокзале я говорил примерно то же, что раньше.
— Что именно?
— Чтобы там, на поляне, в роще, где мы были в праздничный день, он поговорил с ней, чтобы убедил ее во имя всего хорошего, что было в нашей жизни, не позорить меня.
— То есть ваш брат сам догадался взять молоток во дворе у Сосновского и положить убитую под яблоней именно в той позе, в какой изображена она на картине? Так?
— Не знаю. Может быть, и сам.
— Константин Семенов, вы ведь взрослый человек. Зачем же глупости говорить? — заметил Коваль.
— Я правду говорю! — вскричал бывший управляющий и внезапно вскочил. — А вы не подсказывайте, Коваль! — Огромный, грузный, он сделал несколько шагов к столу и обратился к прокурору области: — Кому вы больше верите — мне или этой фашистской шкуре, полицаю?!
Прокурор не ответил.
— Сядьте, — приказал подполковник.
— Не бойтесь! Не укушу, — зло проворчал Петров-Семенов.
— Сядьте! — еще строже приказал Коваль, и подследственному пришлось подчиниться, но теперь он сел совсем рядом с братом и глянул на него с нескрываемой ненавистью.
Маляр съежился и отодвинулся.
— В эту же ночь, девятого мая, Константин уехал из Брянска домой, — продолжал он. — Сказал, чтобы я был через неделю, утром семнадцатого, и дал мне двадцать пять рублей на дорогу. Обещал встретить на городском вокзале. Я так и приехал.
— Как вы были одеты, что у вас было в руках? — спросил Коваль.
— Одет я был в черный костюм, в синюю с белой полоской рубаху, в руке корзина была.
— А в корзине что?
— Бутылка спирта. И еще ацетон.
— Вы подтверждаете, Константин Семенов?
— Да. Но еще и ручка торчала.
— Какая ручка? От чего?
— Не знаю. Никакой ручки в корзине не было, — возразил маляр. — Две бутылки, больше ничего.
— А зачем ацетон? — спросил Коваль.
— Чтобы пятна крови вывести, если на одежде будут.
— Константин Семенов, вы подтвердили, что видели в корзине эти бутылки, — сказал следователь. — Как вы тогда думали, зачем взял с собою ацетон ваш брат?
— Я не знал, что это ацетон.
— В котором часу вы приехали на городской вокзал? — спросил Коваль маляра.
— В восемь пятьдесят утра. Брат меня встретил. Сказал, чтобы я ехал электричкой в Березовое, там подождал в лесу, а в час дня чтобы на дачу пришел. Туда, мол, он и Нинку пришлет. На этом разговор наш кончился. Константин еще раз напомнил мне про молоток и поехал на работу, а я остался ждать электричку. Приехав в Березовое, я побыл немного в лесу и пошел к даче. Когда проходил мимо соседа ихнего, увидел во дворе кучу угля, а на ней молоток. Я вошел во двор и взял его.
Прокурор открыл сейф и достал оттуда два молотка.
— Какой? — спросил Коваль.
Маляр уставился на один из них — почерневший от угольной пыли и влаги, отшатнулся и издали ткнул пальцем:
— Этот. Справа.
— Константин Семенов, вы подтверждаете встречу с братом на вокзале семнадцатого мая в восемь пятьдесят?
— Да! Да! Да! — закричал бывший управляющий, снова вскакивая со стула. — Подтверждаю, черт возьми! Но только прекратите это! Прекратите! Я не могу больше! Я устал…
— Хорошо, — сказал прокурор, — сделаем перерыв. Сядьте и подпишите протокол.
— Дайте закурить, — попросил Петров-Семенов и, жадно затянувшись сигаретой, принялся читать страницы протокола.
36
«17 мая. Уходя на работу, Иван постучал ко мне и сказал, что сегодня днем приедет его брат. Владимира вроде бы вызывали в Брянске в милицию и расспрашивали о младшем брате. По телефону Владимир не мог рассказать подробности и поэтому приезжает. Но не на квартиру, а прямо на дачу. Иван просил меня поехать туда к часу дня и поговорить с братом. Сам он не может — у него в это время важное совещание, и приедет немного позже.
Я согласилась. Подумала: милиция заинтересовалась — это хорошо. Может быть, это и будет толчком, который заставит Ивана во всем признаться. Да и Владимира попрошу на него повлиять.
Сейчас я сижу на даче у окна и пишу эти строки. Владимира еще нет. Хотя и гадок мне, и страшен теперь Иван, но если бы я верила в бога, то без конца, без устали просила бы: «Господи, помоги спасти его от самого себя, помоги ему смыть кровь со своих рук!»
Но вот на повороте дороги показался Владимир. Он идет с корзинкой в руке. Почему у меня на сердце так тяжело? Это, наверно, тот самый камень, который давит и Ивана, и меня.
Ну, пока все. Оставлю страницу недописанной. Надо еще спрятать тетрадь и переодеться…»
37
— Итак, продолжим, — сказал прокурор, обращаясь к Ковалю и к следователю, занявшему свое место за столиком.
— Подтверждаете ли вы показания, которые дали на предыдущих допросах? — спросил подполковник Семенова-старшего.
— Да, — ответил маляр.
— Мы остановились на том, что ваш брат Константин Семенов возвратился с вокзала в город, а вы уехали в Березовое. Что было дальше? — спросил Коваль.
— Приехавши в Березовое, я посидел немного в лесу, а потом на дачу пошел. Нинка во дворе меня встретила, а затем в дом позвала. Я постоял возле картины, потом ей говорю, мол, пойдем, погуляем, мне для здоровья на свежем воздухе хорошо быть. Нинка согласилась, и мы с ней пошли в лес, то бишь в рощу.
— Нина Андреевна не заметила у вас молотка?
— Нет, я его на дно положил. Она спросила, почему я не оставил корзину на даче и что там в ней. Я сказал: «Спирт, чтобы выпить».
— Дальше!
— Ну, посидели мы на траве. Я выпил спирту и Нинке предложил. Она отказалась. Вскоре тучи стали собираться.
— О чем был разговор?
— Ни о чем. Нинка сказала, что о брате хочет поговорить, спросила, зачем меня в Брянске в милицию вызывали. Я говорю: «Подождем, Коська приедет, тогда все вместе и обсудим».
— Вы действительно думали, что он приедет?
— Нет. Мы договорились, что после всего я вернусь в город, на ипподром, и он там будет меня ждать.
