глоток и увидел Ольгу. Очнувшись, женщина медленно ползла к выходу, ее необъятный живот, будто громадный шар, волочился по полу, перепачканному грязью от обуви непрошеных гостей.
– Мы не дадим тебе уползти! – взвизгнул Фил. Подскочив к Ольге вплотную, он с размаху ударил ее ногой в лицо. Носок ботинка пришелся в переносицу, голова Ольги резко дернулась, и она, обмякнув, распласталась на истрепанной ковровой дорожке, которая тут же начала темнеть от расползающейся крови.
– Ты родишь только тогда, когда мы этого захотим, – прошептал Фил, безумно вращая сузившимися зрачками.
Карпыч тем временем добросовестно выполнял указания приятеля. Когда все окна были плотно закрыты занавесками, он нажал на магнитофоне клавишу «воспроизведение».
«Хирургия, – тут же взревел „Шарп“ хриплым голосом Борова. – Ужасы больницы „морг“!.. сейчас ты станешь заикой… адский аборт… полчища зомбирующих эмбрионов… ждут в аду своих матерей!..»
Глаза Карпыча вспыхнули триумфальным блеском. Раздувая ноздри, словно волк, учуявший раненую жертву, он плотоядно уставился на Ольгу, которая со стоном пыталась подняться. Сглотнув подступившую слюну, Карпыч снял с себя влажную от пота футболку. На его худой шее, тускло поблескивая, болтался серебряный крестик.
– Как это символично – и музыка сегодня вместе с нами! – воскликнул Фил. Шагнув к приятелю, он сорвал с него крест. – Иисусу лучше не видеть, что сейчас будет происходить.
Произнеся эти слова, он швырнул крестик на истоптанный пол.
«Адский аборт… Под наркозом пытки садизм! Садизм! Ночи кошмар! Ужасы больницы морг!» – надрывался голос, звучавший из магнитофона.
Глядя на Карпыча, Фил тоже последовал его примеру и снял с себя рубашку. На его левой груди, покрытой редкими волосками, был вытатуирован скалящийся череп в капюшоне.
– По… пожалуйста… – пролепетала Ольга, размазывая по бледному лицу кровь. – Не надо…
Сквозь слезы она видела двух сумасшедших, которые с жуткими ухмылками склонились над ней, словно стервятники над смертельно раненной ланью.
* * *
– Если вы боитесь за свои шкуры, я все расскажу сама.
Алексей метнул в сторону Жанны взгляд. На мгновение банкир поразился, как сильно состарилась эта женщина за минувшие трое суток. Но, несмотря на изможденный вид и темные круги под глазами, сейчас ее глаза горели отчаянной решимостью.
«Похожа на волчицу, которая защищает своего детеныша от охотника», – подумал Алексей.
– Считаешь, в этом есть какой-то смысл? Тот, кто сидит за стеклом, и так все знает, – сказал он.
– Судя по всему, знает. Только не все, – уточнил Юрий. Пинками он отфутболил дохлую крысу к ведру с нечистотами, затем взял ее за хвост и швырнул внутрь. При этом его лицо было совершенно спокойным.
– Тому, кто все это затеял, нужно показательное шоу, – произнес он, вытирая пальцы о джинсы. – Массовое раскаяние. Это не Ох, а Робин Гуд, блин. Спасатель мира и человечества.
– Я должна рассказать, – упрямо повторила Жанна.
– Ты уверена, что нас простят? – проникновенно спросил Рэд. – Милая, неужели ты думаешь, что, как только случившееся выплывет наружу, нас под звуки оркестра выпустят отсюда? Перед нами человек, которого буквально распирает от гордости за то, что только он способен восстановить справедливость. Он жаждет наказания и душевно болен.
– Я не хочу, чтобы меня и моего ребенка сожрали крысы, – замотала головой Жанна, и ее взор непроизвольно устремился к поблескивающим разводам крови на полу – все, что осталось от грызуна. – Нужно использовать любой шанс спастись.
– Ну, скажем так, – задумчиво проговорил Есин. – Даже если здесь окажется десяток крыс, мы их быстро затопчем. Не забывай, это обычные помойные падали, а не жуткие людоеды из фильмов ужасов. Они так же боятся нас, как ты их. Никто тебя не сожрет. И твоего карапуза, когда он родится, тоже.
– Десяток крыс, – повторил Рэд. – Десяток мы, предположим, затопчем. А если их будет пятьдесят? Сотня? И все они голодные?!
С яростью глядя на экран, где уже мелькали финальные кадры, он подошел к нему.
– Эй, вы! – заорал он, ударив кулаком по стеклу. – Я хочу знать, что случилось с писателем Таро! Тем самым Евгением Таро, что притащил меня на эту чертову вечеринку! Он с вами заодно? Он и тот, кто с нами говорит, – одно и то же лицо?! Если это так, подтвердите! Проклятье!
Экран ожил, алая строчка деловито задвигалась вверх-вниз.
– Хочешь поговорить, Рэд? – невозмутимо осведомился Ох.
– Я знаю, что это ты, конченый ублюдок, – процедил сквозь зубы режиссер. Он потирал свои сухие кулаки с узловатыми костяшками, словно собирался броситься в драку. – Я слышал, что ты сумасшедший! Нормальный человек не станет писать такую слякотную рвоту, как это делаешь ты! И зачем я только связался с тобой, чертов урод!
– Ты закончил? – холодно спросил Ох.
Рэд хрипло дышал, свисавшие с его головы слипшиеся от пота и грязи волосы колыхались, как водоросли на дне мутного пруда; разбитые очки съехали на нос, грозя свалиться на пол.
– Я хочу знать, где Таро, – устало произнес он. – Потому что я уверен, что это твоих рук дело.
Ох сипло засмеялся, и Юрий подумал о клубке извивающихся змей. Звуки, доносившиеся с той стороны, больше всего напоминали трение скользкой и прохладной кожи пресмыкающихся.
– Боюсь, тебе не очень понравится, как сейчас выглядит Таро, – сказал Ох. – У этого графомана в данный момент не совсем подходящее настроение для беседы.
– Я тебе не верю! – Рэд вызывающе смотрел на бегущую зигзагообразную линию. – Психопат хренов!
Линия замерла, будто наткнувшись на невидимое препятствие, затем нехотя заскользила дальше.
– Я, как и моя сестра Ах, не терплю оскорблений. Вы забыли про сауну? Я могу сделать так, что все то, что с вами происходит сейчас, покажется отдыхом в санатории.
– Не зли его, старик, – вполголоса промолвил Юрий. – Мячик не на нашей стороне поля.
Локко резко крутанулся на каблуках, повернувшись к мужчине.
– Я тебе не старик, – проскрежетал он. – Закрой свое вонючее хлебало, щенок!
Алексей захлопал в ладоши:
– Вот он, настоящий Витя Матюнин! – провозгласил он. – Тот самый Витя, который уже тогда знал, как именно будет сниматься его знаменитая «Седая ночь»!
Рэд скрипнул зубами:
– Ты тоже захлопни пасть! Сраные дегенераты, вы ни черта не изменились с тех пор! А стали еще хуже!!! – Он снова уставился в экран. – Я. Требую. Показать. Евгения Таро, – чеканя каждое слово, проговорил режиссер. – И если это твоих рук дело, я вырву твое сердце своими руками! Ну?!
Вместо ответа экран, на котором мелькали титры, посветлел, затем, словно издеваясь, вновь вспыхнул грязно-белесыми буквами: «СЕДАЯ НОЧЬ».
– Я сейчас блевану, – скривился Алексей.
– Все никак попкорн до конца не выйдет, Карпыч? – хмыкнул Юрий. – Ничего, пару дней на строгой диете, и блевать будет нечем.
– Давайте сломаем стулья! – закричал Рэд. – Надо
