Во-вторых, просто невероятно, что хазарин, автор «Кембриджского документа», действительно называет предводителя Руси по имени. Это совершенно нетипично и невероятно. Личные имена вообще мало кому интересны. Вспомним, у обстоятельного Константина Багрянородного нет ни одного имени русских владык, просто собирательное греческое архонты. Сам автор «Повести» не знает имени даже кагана хазар (князь Каган!). Соответственно глупо хотеть от простого хазарина знания личного имени предводителя Руси, которое ему «до лампочки» и упоминается-то в документе постольку поскольку. Согласись, мой объективный читатель, титул под его пером более уместен.
Тут полезно еще раз обратиться к дорожнику аль-Идриси, цитату из которого с описанием славного города Матрахи (Таматархи, Тмутаракани) мы с тобой, мой проникшийся сложностями арабской графики читатель, уже однажды прочитали в «Измышлении о Руси Первой»: «Ее [Матрахи, Тмутаракани] правители известны под названием Олуабас и прославлены благодаря силе, смелости и их воинственности и являются очень грозными для своих соседей».
Название тмутараканских правителей олуабас Б. Рыбаков трактует как княжескую династию Ольговичей, родоначальник которой Олег Святославич, княжил в Тмутаракани с 1074 по 1079 и с 1083 по 1094 гг. Правда, остается неясным, какое все это имеет отношение к XII веку, поскольку сам Рыбаков признает, что «Русские летописные известия о Тмутаракани обрываются на 1094 г., когда Олег покинул город ради своей отчины Чернигова, и наши сведения о Тмутаракани в XII в. очень отрывочны». Между тем текст аль-Идриси не дает оснований говорить о династии. Речь идет о «названии» правителей, которое более естественно понимать как титул. Но если олуабас не «Ольговичи», а титул, то не все тот же знакомый нам [х-л-гу]?!
Итак, олег — это титул. Но это еще не все. «Повесть» — это такие дебри, что чем дальше в них, тем больше можно наломать дров. О, кстати, не спросить ли Бэрримора, где добывают дрова для Баскервиль-холла? Хотя нет, я уже спрашивал. Ладно, не будем отрывать дворецкого от его графинчика с горькой настойкой и углубимся ломать дрова в дебри «Повести», где нас уже ожидает воевода Свенельд.
Впервые Свенельд появляется на страницах «Повести» под 945 годом: «В год 945. В тот год сказала дружина Игорю: „Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам“» — уже предводителем, которому подчиняются какие-то отроки. Судя по тому, что эти отроки одеты и вооружены лучше дружины Игоря, статус Свенельда весьма высок и соизмерим со статусом князя. Так что вряд ли Свенельд в 945 году молод. Скорее это уже зрелый муж, доказавший свое ратное умение и приобретший такой вес, что не только он сам, но и его дружина чувствуют себя независимыми от Игоря. Сходит со сцены Свенельд, где-то после 977 года, успев послужить последовательно Игорю, Ольге, Святославу и Ярополку. По долгожительству и активности на старости лет он достойная пара Вещему Олегу. Равно как и по неизвестности византийским хронистам.
В «Повести» Свенельд — главный воевода Святослава во время болгарской кампании. У Льва Диакона войском руси действительно предводительствует архонт Святослав (Σφενδοσθλαβος [сфендостлабос] — пока еще с «носовым е» на месте будущего восточнославянского я!), но два его воеводы — это Икмор и Сфенкел (или Сфангел). По некоторому сходству имен Сфенкела можно было бы отождествить со Свенельдом, но мешает то, что Сфенкел погиб в Болгарии, а Свенельд надолго пережил Святослава. Правда, мешает только в том случае, если… Свенельд — имя собственное. Если же свенельд — титул аналогичный более позднему воевода, то свято место пусто не бывает: король умер, да здравствует король — Свенельд умер, да здравствует свенельд! Мир праху имени Свенельд, которое норовит превратиться в титул свенельд так же, как ранее у нас с тобой, мой непредвзятый читатель, уже превратились в титулы Рюрик и Олег. После такого превращения становятся понятными и живучесть, и долгая трудоспособность «варяга». Как зайцы в рекламе батареек Duracell, свенельды, все на одно лицо, подменяют в «Повести» друг друга незаметно для читателя и даже, вероятно, для самого автора.
Признаюсь, мой не терпящий несправедливости читатель, я не первый, кто придумал, что свенельд — это титул, а не имя. Такую догадку выдвинул А. Дубовский69, обратив внимание на многочисленные странности, связанные с этим персонажем в «Повести». Воспользовавшись аргументами Дубовского, я все же хотел бы несколько уточнить этимологию слова. На мой взгляд, боле точный перевод слова свенельд, вероятного древнегерманского sveineld [свейнельд] или sveinheld [свейнхельд], — это соответственно нечто вроде «старшина отроков» или «содержатель отроков», что вполне согласуется с той ролью, в которой впервые появляется Свенельд в «Повести».
Таким образом, ряд замен личных имен «Повести» титулами у нас продляется:
князь Рюрик → рюрик
князь Олег, княгиня Ольга → ольг, ольга
воевода Свенельд → свенельд
И тогда первым исторически достоверным правителем Руси, имеющим имя собственное, оказывается Игорь Старый. С него начинает родословную «Рюриковичей» митрополит Иларион в своем «Слове о Законе и Благодати», с него начинается история Киевской Руси в «Начальной киевской» летописи, вычлененной А. Шахматовым из «Повести» в качестве ее первичной основы, Игорь— первый правитель Руси, названный по имени византийскими хронистами. Мы не знаем, кем правил Игорь, где находилась его резиденция и подвластная ему Русь, но вероятно в его владения входили берега Керченского пролива. Именно здесь разыгрывается пролог драмы, описанной «Кембриджским документом», — вероломное нападение Игоря на хазарский Самкерц, и именно сюда, по свидетельству Льва Диакона, он убегает с жалкими остатками войска после ее последнего акта — страшного разгрома у малоазийских берегов.
Эпоха хельгов и свенельдов на Руси заканчивается принятием христианства последними хельгами руси — «князем Игорем» и «княгиней Ольгой». Процесс превращения рюриков руси сначала в каганов Киевской Руси, а затем в великих киевских князей пока неясен, потому что это, по существу, и есть процесс становления Киевской Руси, как он шел в реальности, а не на страницах «Повести». А вот этого мы, мой просвещенный читатель, оказывается, так и не знаем.
Чтобы довершить картину, коснемся еще двух «киевских князей» — Аскольда и Дира. Понятно, что если мы отказываем в историчности Вещему Олегу, то не видно причин не сделать то же самое с его невинно убиенными предшественниками. Вокруг этих имен накручено много всяких небылиц и вымыслов. То Аскольд и Дир — соправители в Киеве, то Дир — преемник Аскольда. Аскольд то предводительствует набегом страшных безбожных язычников на Константинополь 860 года, то оказывается первым христианским правителем Руси. Дир то невзрачная проходящая фигура истории Руси, то величайший правитель восточных славян. На самом деле за всем этим ничего нет. Киев археологически не существует во времена Аскольда и Дира в ничуть не меньшей степени, чем он не существует во времена Вещего Олега. Византийцы так же не знают ни Аскольда, ни Дира, как не знают Олега. Изрядный шум вокруг свидетельства аль-Масуди о Дире Великом — не более чем лихие спекуляции. Во-первых, «царь Дира» в арабских текстах высосан из пальца. Надо обладать изрядной фантазией, чтобы в тексте Масуди прочитать именно «Дира». Во-вторых, этот «Дира» у Масуди живет почти на целый век (!) позже мифических Аскольда и Дира, и «мусульманские купцы прибывают в его землю с различного рода товарами». Восточные монеты в кладах на Киевщине появляются только с X века. Не ходили в Среднем Поднепровье арабские караваны в IX веке. Так что, оставив в стороне спекуляции, придется с ними вместе отбросить и Дира Киевского вместе с Аскольдом.
Однако дыма без огня не бывает. Откуда-то имена Аскольд и Дир выплыли и встали на вечный прикол на страницах «Повести». Вряд ли автор их просто выдумал. А может быть, это тоже какие-то титулы?
Нет, мой увлекающийся читатель, хватит титулов. По моему измышлению, Аскольд и Дир — это действительно имена, причем имеющие прямое отношение к скандинавам. Полагаю, что в летописных Аскольда и Дира превратились асы Скьольд и Тюр (Тир) скандинавского эпоса. Сводные братья, сыновья великого Одина так неразлучной парочкой и переселились из саг в «Повесть». Что принесло их на днепровские берега? Во-первых, хорошая память Яна Вышатича, рассказами которого о далеком чудном новгородском севере заслушивались монахи Киевско-Печерского монастыря, а внимательнее всех Нестор. Во-вторых, скандинавская эпическая традиция, по которой Один поставил своего сына Скьольда первым конунгом Рейдготаланда, с которым я отождествляю Русь Первую, а Нестор с его стремлением «опрокидывать» в прошлое реалии его времени вполне мог отождествить Русь Киевскую.
