В рассказе хрониста подразумевается, что решение было принято Генрихом, и только Генрихом. Был ли это дух смелости, храбрости или безрассудства, который заставил его принять решение таким образом? Комментаторы придерживаются разных точек зрения. Насколько хорошо он был информирован, с одной стороны, о географических условиях и физических опасностях, с которыми ему и его армии предстояло столкнуться, и, с другой стороны, о вероятном присутствии врага в районах, через которые ему предстояло пройти? По самым лучшим оценкам и при самых благоприятных обстоятельствах путь, который англичанам предстояло пройти, составлял около 120 миль и это заняло бы у них около восьми дней[278]. Обстоятельства также не были в каком-либо смысле обычными. Брод у Бланштака, недалеко от устья реки Соммы (где Эдуард III успешно переправился в 1346 году), был вероятным местом, где англичане могли встретить сопротивление, которое могло быть оказано относительно небольшим числом французов. Предположим, что англичане наткнулись бы на гораздо более крупные силы или столкнулись бы с ними, что тогда могло бы произойти? Мы не можем знать объем информации Генриха о передвижениях французских войск в восточной Нормандии и Пикардии в это время[279]. Возможно, его убаюкало ложное чувство безопасности из-за того, что французы не откликнулись на призыв о военной помощи, посланный осажденными в Арфлере всего двумя неделями ранее.
Конечно, Генрих был не первым английским полководцем, оказавшимся во Франции на расстоянии от безопасного порта высадки и с враждебной вражеской армией где-то неподалеку, жаждущей настичь и наказать его в полевом сражении. Эдуард III был в похожем положении и в той же области Франции в 1346 году; а его сын, Эдуард, Черный Принц, возвращался в Бордо из успешной экспедиции в центральную Францию в 1356 году, когда французский король, Иоанн II, настиг его с армией. В обоих случаях англичане не искали сражения: инициатива исходила от французов, и в обоих случаях, при Креси и позже при Пуатье, они потерпели жестокое поражение. Эти исторические прецеденты, которые были хорошо известны королю, возможно, ободрили его. Он не мог не знать, что существует определенный риск и но это не могло не беспокоить Генриха. Вопрос был в том, насколько велик этот риск? Можно думать, что Джон Хардинг, который участвовал в походе к Кале и позже составил хронику, понимал все стороны проблемы, когда писал, что Генрих "вернулся домой через Францию, как человек"[280].
Поход, начавшийся в конце первой недели октября, был подробно описан одним из капелланов короля, анонимным составителем Gesta[281]. Генрих, возможно, двигался во главе около 6.000 воинов, вместе с неизвестным числом других, игравших вспомогательные роли. Поход начался с уверенностью в достижении конечной цели: предполагалось, что он займет около восьми дней, и большого сопротивления явно не ожидалось. В первые дни, несмотря на то, что англичан преследовали войска под командованием маршала Бусико и других, казалось, что все идет хорошо; один или два города, такие как Арк и Э, даже предложили снабдить английскую армию едой и питьем при условии, что они не подвергнутся нападению или их округа не будет уничтожена огнем[282]. Только 12 октября из сведений полученных от некоторых французских пленных стало известно, что брод у Бланштака на самом деле удерживается французами, которые фактически разрушили дамбу и установили колья, а высланный из Кале отряд был слишком мал, чтобы обеспечить Генриху переправу.
Психологический удар, и без того значительный, усугубился, когда стало известно, что французская армия патрулирует правый берег Соммы, ожидая переправы англичан. Ожидаемые восемь дней уже почти прошли; до Кале было еще далеко, и было ясно, что для безопасной переправы через Сомму придется сделать большой крюк. И король повел армию вверх по левому берегу реки, мимо Эйрена, Амьена и далее на юго-восток. Только 19 октября англичанам удалось прорваться через внутреннюю часть длинного изгиба Соммы к западу и югу от Перонна, где их ждала французская армия, а затем обнаружить место, не охраняемое должным образом, где, хотя и не без некоторых трудностей, они смогли пересечь реку. Французы, по крайней мере, писал один современник чуть позже, упустили свой шанс[283]. Теперь, когда река была пересечена, англичане преодолели одно из главных препятствий, стоявших между ними и Кале. С другой стороны, они едва ли могли избежать столкновения с врагом, которое, как писал бальи из Эно муниципалитету Монса 23 октября, было запланировано на следующую пятницу[284].
Gesta представляет свидетельства того, что английская армия, находившаяся в двухнедельном походе от Арфлера, была истощена как физически, так и морально, была обременена некоторым количеством людей, которые еще не достаточно оправились от болезни, полученной во время осады, и теперь находились в состоянии физического упадка, людей, которые были голодны и опасались будущего. 20 октября, на следующий день после переправы через Сомму, прибыли французские герольды и объявили, что герцоги Орлеанский и Бурбонский и коннетабль Альбре решили, что английской армии следует бросить вызов в поле. Генрих ответил, что будет двигаться дальше, и что они смогут найти его, где бы он ни находился. Такие новости могли только еще больше понизить боевой дух его людей, хотя, должно быть, пик отчаяния был достигнут в тот момент, когда, как драматически описывается в Gesta, англичане увидели на дороге следы большой французской армии, которая прошла этим путем незадолго до этого[285]. Королю требовалось все его мастерство как в поддержании боевого духа, так и в качестве полководца, если он хотел создать эффективную боевую силу из людей, которых он возглавлял.
В течение четырех дней после получения французского вызова Генрих и его армия, в которой латники теперь носили хотя бы часть доспехов на случай внезапного нападения, двигались на северо-запад к Кале, возможно, не зная, что французы, находившиеся в Перонне, соединились с гораздо большей армией у Бапаума и теперь находились лишь немного впереди них. 24 октября, переправившись через небольшую реку Тернуаз, англичане впервые увидели французскую армию, большую, как рой саранчи, по выражению автора Gesta[286]. И для короля, и для армии это был момент истины. Всем стало ясно, что никто не достигнет Кале, не столкнувшись с французами в бою. Шансы выглядели невероятными, и, как говорится в том же тексте, священники в английской армии были заняты выслушиванием исповедей и отпущением грехов. Некоторое время обе армии маневрировали на своих позициях, но к концу дня было уже слишком поздно начинать сражение. Сражение должно было состояться на следующий день. Вероятно, именно в этот момент, в ответ на замечание сэра Уолтера Хангерфорда о том,
