Вот почему мне думается, что самые большие возможности военной темы до сих пор молчаливо хранит в своем прошлом пехота. Время показывает, что уже вряд ли придет оттуда в нашу литературу ее гениальный апостол, зато нам, живущим и, может быть, еще что-то могущим, надо искать там. Пехота прошлой войны — это народ во всей его многотрудной судьбе, там надобно искать его.
Василь Быков
Василь Быков давно уже нашел свое слово о пехоте. Однако ему, этому слову, не хватало эпической полноты. Нужен был роман, и Быков роман написал — «Его батальон». Л. Лазарев отметил, что этот роман не стал сенсацией для критики, которая к тому времени уже достаточно бурно реагировала на выход практически каждой новой вещи Василя Бькова. Действительна даже на сегодняшний день по этому роману немного литературоведческой литературы; наиболее интересный анализ романа представлен, пожалуй, в монографиях Дедкова и Лазарева. Оба литературных критика единодушны как в своей положительнейшей оценке этого произведения, так и в причинах замалчивания его большинством своих коллег. Это молчание объясняется огромным количеством сюрпризов, которые роман предоставляет читателю: почти все в нем кажется необычным для автора, литературные привычки и репутация которого казались прочно устоявшимися к середине 1970-х.
Во-первых, как мы уже отметили, Быков впервые для себя написал эпический роман: у него не было и уже не будет впредь ни одного прозаического произведения, которое настолько густо заселено многими разнообразными персонажами. Широкие ряды военнослужащих разного ранга (в основном солдаты-пехотинцы) проходят по страницам романа, и каждый из них, от солдата до двух генералов, включая носителей промежуточных званий, вносит свой вклад в общий план эпического действия. Во-вторых, Быков, трезвый реалист, очень скупо, но уместно, а главное — искусно вкладывает романтический элемент в повествование. В-третьих, главный герой романа, капитан Волошин, несмотря на белорусское происхождение, очень мало похож на молодых и наивных солдат и младших офицеров, в одночасье раскрывающих, а порой и открывающих «для самих себя» величие и слабость своей человечности. Волошин неоднократно и справедливо сравнивается и Дедковым, и Лазаревым с капитаном Тушиным из «Войны и мира» Льва Толстого. Действительно, он — едва ли не единственный положительный герой советской литературы этого периода, который не вызывает у читателя сомнений в своем существовании; Волошин, несмотря на обычные человеческие слабости, является носителем и выразителем как близких и многим понятных чувств, так и эмоционального накала момента. Интересно отметить, что И. Дедков, книга которого о Быкове выявляет стойкого последователя Бахтина (само по себе необычное и мужественное явление в литературоведении того периода), был достаточно далек от советских профессиональных трафаретов. Но даже он не может скрыть знакомого, идеального пафоса в своем восприятии образа Волошина:
Все, что делает Волошин, серьезно, осмысленно, здраво и все более самоотреченно. Ничего показного, тщеславного, корыстного. Много терпимости и сострадания. Этот человек острейшим образом чувствует Свое родство и единство с батальоном, со своими солдатами и офицерами (их всего 76!)[129], и основано оно на испытанном взаимном доверии, на уважении к солдатской жизни и судьбе, на сознании общности этой судьбы.
Мир Волошина представлен писателем как мир наивозможной на земле справедливости, чести и благородства. Через тридцать лет после войны В. Быков создал этот мир как напоминание о людях, чей военный профессионализм был соединен с человечностью и сообразован с нею. Ответственность этих людей не желала быть ответственностью нерассуждающих исполнителей и не уступала никакой другой, более масштабной ответственности по своему внутреннему нравственному смыслу. Она была практической, а не теоретически-отвлеченной, словесной ответственностью; бремя войны, тяжкое и необходимое, ложилось бременем глубокой, личной ответственности за жизнь, за реальные солдатские жизни, за человека, который очень хотел выстоять, победить и жить дальше[130].
В-четвертых, конечно, — все та же проблема выбора, поставленная перед героями «Его батальона» не менее остро, чем перед героями прежних сочинений писателя.
Главного героя романа, капитана Волошина, читатель встречает сразу, в траншеях, где он появляется с неожиданным компаньоном — собакой Джимом. Вскоре читатель знакомится и с ближайшим окружением капитана — его ординарцем Гутманом, заместителем Маркиным, командирами рот Кизевичем, Муратовым и Самохиным. За ними вслед появляются командир взвода Ярощук, старший сержант Грак, сержант Нагорный, медсестра Веретенникова, телефонист Чернорученко, комсомольский вожак Круглов, пара майоров, безымянный генерал, солдаты: Авдюшенко, Гайнадулин, Гамзюк, Дрозд, Кабаков, Тарасиков, Циток, Яршок и многие другие. Индивидуальная и коллективная судьба всех этих людей прямо касается судьбы Волошина, фигуры противоречивой, но как бы символа пехоты и художественного выражения ее «молчаливой» славы.
Первые же минуты капитана в траншеях выявляют его обычные заботы: он думает о том, как решить нелегкую ситуацию, в которой оказался его батальон, и в то же время у него появляется пустая и тщеславная мысль о запаздывающем ордене, которая явно беспокоит капитана. Он ее прогоняет, и когда в землянке его ординарец Гутман, заместитель Маркин и телефонист Чернорученко сообщают ему о том, что орден боевого Красного Знамени прибыл в штаб, капитан совестится той, предыдущей мысли и воспринимает новость внешне безразлично. Быков мастерски расставляет позиции каждого действующего лица по отношению к Волошину. Гутман, ординарец, предан ему не меньше Джима. Маркин, его заместитель, — осторожный, внешне покорный, расчетливый карьерист — скорее «и не друг и не враг, а так». Он — кадровый офицер, недовольный тем, что его обошли званием. Будучи только лейтенантом, он в настоящий момент не мог рассчитывать на повышение, так как провел три месяца в окружении и его делом сейчас занимался особый отдел. Все остальные герои романа относятся к Волошину с полным уважением, большинство с искренней любовью, но абсолютно все, что немаловажно в армии, особенно того времени, — без страха.
Капитан глубоко озабочен положением батальона: они вчера провели неудачную атаку, в которой батальон потерял треть своего состава. Сейчас перед ними угрожающе торчит высота, которую, по мнению Волошина, им нужно было взять до того, как там укрепились немцы. Однако он выполнил приказ, казавшийся ему неправильным, — занять их настоящие позиции, несмотря на то что из-за мощных немецких подкреплений техникой и людьми высота становилась недоступнее с каждой минутой, обещая стать сильной преградой на пути советских войск.
Неожиданно в землянке батальона появляется немолодой, легко раненный генерал. Раздраженный вчерашней неудачей, он устраивает разгон Волошину и его солдатам. Однако, ознакомившись с ситуацией, он, опытный вояка, понимает, чем грозит его людям укрепляющаяся немецкая высота, и решает атаковать ее как можно скорее. Майор Гунько, прилетевший туда же к Волошину, как только он услышал о визите генерала, с радостью прихлебалы тоже напускается на капитана, которого не выносит за «излишнюю» интеллигентность и гордый нрав, и поддерживает капризного генерала, который без причины наказывает капитана. Генерал, решивший, что Джим подходит ему по чину больше, чем Волошину, приказывает доставить ему собаку.
Визит генерала принес только одну хорошую новость — прибыло долгожданное пополнение. Проблема с новичками, однако, заключалась в том, что только несколько человек из девяноста двух говорили и понимали по-русски. Остальные — абхазцы — знали только родной язык. Волошин задал через переводчика три вопроса новоприбывшим: кто из них болен, кто ни разу не был в бою и кто не может преодолеть страха, — попросив тех, кто для себя ответил положительно на один из вопросов, выйти вперед. Так как после третьего вопроса ни один не вышел, Волошин понял, что трусы попали в первую группу, в которой оказалось пятнадцать человек. Капитан приказал удивленному Гутману отвести эту группу «больных» назад в штаб и обратился к оставшимся с такой речью: «А с вами будем воевать. Переведите. Завтра пойдем в бой. Все вместе. Кто-то погибнет. Если будете дружными и напористыми, погибнет меньше. Растеряетесь под огнем — погибнет больше. Запомните закон пехотинца — добежать до немца и убить его. Не удастся его убить — он убьет вас. Все очень просто. На войне все просто»[131].
В два часа утра капитану пришел приказ — готовиться к атаке. За этим приказом следуют два неприятных звонка из штаба полка — один от командира полка, Гунько, давшего нагоняй Волошину за то, что вернул «больных» новобранцев, а второй от его заместителя по политической части, Миненко, потребовавшего у Волошина разбудить солдат и прочитать им политинформацию перед боем. Волошин, рассердившись на обоих за их глупость и запугивания, резко отвечает обоим. «Уже второй раз ему сегодня напомнили о директивах Верховного (Главнокомандующего Сталина. — ЗГ). Волошин бросил трубку на кожаный футляр и в нервном потрясении прижался плечами к холодному брустверу траншеи»[132]. Ко всему прочему, он ужасно скучает без своей собаки. За последние шесть месяцев Джим стал для него больше чем хорошим компаньоном: Гутман однажды полушутя сказал, что и капитан, и его собака испытывают сильные человеческие чувства друг к другу.
