Не отнимая затылка от витрины, мужчина повернул голову вправо, направив слегка рассеянный взгляд ко вторым дверям другого смежного коридора.
– Зак, у тебя сигареты есть? – он выкрикнул свой вопрос с такой привычной для себя непосредственностью и апатией, будто пару минут назад вовсе не он находился на грани психофизического срыва. Просто поразительно!
– Чего? – раздался в ответ крик Фильцмана, не особо-то приглушённый стеной и ощутимо подпорченный сорвавшимся до визга голосом.
– Я говорю!.. – Марк принялся запихивать обратно под резинку трусов уже слегка обмякший член и подтягивать сверху края пояса брюк. – Курить жуть, как охота! У тебя там случаем не завалялось где какой-нибудь вшивой полпачки пусть и столетней давности?..
Застегнув наконец-то ширинку, Гордон оттолкнулся от угла витрины, замешкавшись лишь на пару секунд перед вызывающим видом лужицы у его ног.
– И, кстати! Тут у тебя по ходу кто-то разлил сиропчиком по полу. Надо бы убрать, не дай бог кто войдёт и поскользнётся.
Довольно захихикав над собственной шуткой, Марк переступил место со следами совершенного им преступления, тут же сворачивая расслабленной походочкой к дверям правого крыла ателье. Интересно, как бы он отреагировал, если бы вдруг узнал, что кроме него и Зака в салоне находится кто-то ещё? И не просто кто-то, а без пяти минут несостоявшаяся жертва их совместного изнасилования. А, главное, что бы он при этом сделал?
– Мать твою в жопу, Гордон! Какого хера ты кончаешь в открытом павильоне на глазах у прохожих? – Фильцман догадался на редкость быстро и даже без задержек на подумать. – Ты там в край уже ох*ел? Решил лишить меня последних клиентов для полного счастья?
– Ой, хватит уже бздеть! Где и когда наша не пропадала? Прорвёмся!
Эльвира пришлось проторчать в своей засаде ещё где-то секунд десять-пятнадцать, прежде чем шаги Марка окончательно затихли в параллельном коридорчике. После чего она как можно тише толкнула двери со своей позиции и тут же со всей дури рванула на выход из этого треклятого места. Единственное, пришлось разочек притормозить, едва не спотыкаясь от резкой смены скорости при виде оставленной Гордоном на полу омерзительной росписи из густых лужиц полупрозрачной жидкости. Да и кто бы не запаниковал, прекрасно зная, что это такое? Элл даже задержала дыхание, скривив личико от неприязни и едва не зажав нос пальцами.
Торопливо оббегая вызывающие пятна спермы под гнётом смешанных чувств и подгоняемых страхов, девушка вдруг подумала, что данная порция ещё совсем недавно предназначалась именно ей… Или всё же Елизавете Кэрролл?..
13 часть
Это всё ещё походило на кошмарный сон, нежели на происходящую с ней реальность, но она наконец-то выбежала на улицу, вопреки всему и вся, даже тем сумасшедшим обстоятельствам, из-за которых ей снова пришлось застрять в салоне. Яркий дневной свет невероятно огромного пространства, такой же мощный поток свежего (относительно свежего) воздуха и прессующий сверху небесный купол оглушили девушку за считанные секунды, подобно резкому погружению с головой в глубоководье горного озера. Всё теперь выглядело и воспринималось совершенно по-другому и иначе, каким-то неестественным и непривычным, буквально ирреальным. Будто ей приходилось по-новому привыкать к ещё недавно знакомым вещам и отторгающей её действительности.
Гул машин дробил барабанные перепонки со стороны ближайшей к Элл площади, где пересекалось не менее пяти автотрасс пяти сходящихся в одном месте улиц. Нескончаемый двухсторонний поток прохожих на пешеходных тротуарах и мостовых раздражал глаза постоянно движущейся картинкой, как и более скоростные автомобили на дорожных шоссе. Резкие звуки из неизвестных источников бил по барабанным перепонкам едва ли не оглушающим ультразвуком, выделяясь на общем фоне слившихся в одну сплошную какофонию голосов, музыки, реже смеха или криков. Словно Элли каким-то невероятным образом только что и совершенно случайно проскочила в параллельное измерение похожей на её мир чужой реальности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Этот город и без того оставался для девушки всё ещё незнакомым, чуждым и неизученным, а теперь так и вовсе вдруг ощетинился, показав свой хищный оскал агрессивного, безумно кровожадного монстра. Кто знает, каких чудовищ и какие страшные тайны он ещё скрывал за окружающими стенами своих старых зданий? Сколько прятал за ними загубленных душ и обращённых им жертв, подчинившихся порочным пристрастиям его чёрной сущности с их самыми неожиданными формами проявления.
Скорей всего, реакция на произошедшее и на последовавшее оказалась слишком неожиданной, как и провал сознания во времени и в затянувшую в свои липкие сети пульсирующую реальность. Но Элл всё же удалось каким-то неимоверным усилием воли задавить и этот тошнотворный приступ панического страха, и острое желание отыскать в окружающей толпе первого встречного копа. Хотя, не последнюю роль в её выборе сыграла-таки Елизавета Кэрролл, которую девушка увидела у ближайшего поворота, возле соседствующего с фотоателье Фильцмана здания. Из головы Элли враз вылетели все последние мысли по недавно пережитому с одержимым соблазном отправиться прямиком в полицейский участок.
Лиз в это время стояла рядом с шикарным лимузином радикально чёрного цвета, облокотившись изгибом одной руки о верхний край открытой задней дверцы, а другой, как ни в чём не бывало, совершала привычные манипуляции с сенсорным экраном чёрного смартфона.
О Марке Гордоне, фотографе Заке, об их попытке изнасилования и даже о только что выстраданных чувствах ужаса и боли было моментально забыто, будто содрано или смято одним резким рывком чьей-то невидимой длани. В итоге остался лишь один единственный образ – первостепенно значимый, исключительный и самый-самый сверхважный.
Да кто вообще мог предположить, что столь редчайший в жизни шанс мог выпасть в самый худший для Эльвиры Бабич день? Неужели кто-то теперь станет её за это осуждать? Сетовать на то, что она не побежала, как того и требуется, либо в полицию, либо домой, и не спряталась от всего мира, посыпая голову пеплом, а решила воспользоваться совершенно другим путем. Просто взяла и сделала это, прекрасно понимая, что иной возможности у неё уже никогда больше не появится. Даже сейчас он казался слишком хрупким и едва осязаемым, почти иллюзорным, готовым в любую секунду раствориться в воздухе, выскользнув из твоих дрожащих пальчиков незримой нитью дышащей на ладан мечты.
Так что, как бы это ни банально звучало, но – либо сейчас, либо никогда!
И Элли за ней пошла. Вернее, потянулась, почти не соображая, что делает, потому что эта грёбаная нить скрутила её воспалённый рассудок и волю, превратив в подобие глупого ослика, бездумно шагающего за морковкой. Просто шла, ничего конкретного не преследуя и не планируя, будто под воздействием сильнейшего наркотика или гипнотического транса. Приближаясь к блондинке и совершенно при этом не зная, что будет дальше говорить или делать, когда достигнет намеченной цели. Хотя меньше всего в те моменты девушка ожидала возобновившейся атаки из панического страха и беспричинного волнения. Кто бы мог подумать, что девичья робость и до смешного наивная неловкость перед лицом этой женщины сумеют вытеснить практически весь кошмар недавно пережитого потрясения.
– Извините… – попытка привлечь к себе внимание с помощью банальной фразы закончилась первой неудачей. Собственный голос перестал слушаться своей владелицы.
Пришлось прокашляться, чем собственно, Элл и привлекла себе внимание Кэрролл. Та наконец-то обернулась к девушке, правда, не сразу. Видимо, просто решила проверить, кто это так настойчиво кашляет за её спиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В этот раз бездонные омуты серо-зелёных глаз молодой блондинки были скрыты за чёрными стёклами солнцезащитных очков. Возможность вновь увидеть их глубокий и до головокружения чарующий взгляд вдруг оказалась до обидного недосягаемой. В какой-то степени это было не совсем хорошо.
