Требовалось все это и еще две очень важные вещи: тишина и скорость. Джоб и Шон бежали, как два самца антилопы куду, — легко и беззвучно, то и дело подныривая под низко нависающие ветки, продираясь сквозь колючие заросли, оба постоянно настороже. После первого часа погони Матату, вылетевший на прогалину, сделал им рукой знак, который Шон сразу понял. Сигнал означал: «Еще двое».
К первым двоим браконьерам присоединились еще двое, которые тоже устремились в погоню за слоном. Они бежали еще с час, не замедляя бега ни на секунду, как вдруг Матату снова посигналил им.
«Уже близко, — гласил красноречивый взмах его розовой ладони. — Внимание. Опасность». В ответ Шон свистнул песчаной куропаткой и замедлил бег, что было сигналом о возможности контакта с противником. Теперь они бежали осторожной трусцой.
След повел их вверх по склону невысокого плато, и теперь они бежали параллельно древней слоновьей тропе, вытоптанной в твердой, как камень, земле. Когда они наконец добрались до плоской вершины плато, то сразу почувствовали дуновение вечернего ветерка, принесшего с востока блаженную прохладу, и Шон с удовольствием подставил ему мокрое лицо.
Плато было менее мили шириной. Они быстро пересекли его и, добравшись до противоположного края, бросились на землю, немного проползли вниз по склону, чтобы их силуэты не выделялись на фоне вечернего неба, а затем, пригнувшись, стали спускаться вниз в неглубокую долину, на противоположной стороне которой высилось другое поросшее лесом плато. По середине долины тянулось русло реки, выделяющееся сочной зеленью обрамляющего его кустарника. В остальном долина представляла собой довольно открытое место: пожухлая зимняя трава, посверкивающая на солнце, высоченные муравейники размером с порядочный сельский дом и лимонно-желтые стволы деревьев. Шон быстро обвел долину взглядом.
Слева от него Джоб вдруг издал резкий крик тростникового козла — один из самых тревожных сигналов. Он указывал куда-то вниз, в долину, чуть левее того места, против которого они находились. Шон проследил за направлением его руки. Сначала он ничего не заметил, а потом как-то внезапно в поле его зрения вдруг появился Тукутела-Свирепый. Он был скрыт от Шона одним из муравейников, но теперь вышел на открытое место, и Шон едва не ахнул. Даже отсюда, на расстоянии почти в милю, он казался гигантом, и Шон понял, что за время, прошедшее с момента их последней встречи, успел забыть, насколько же величественно это животное.
Тукутела был цвета серой вулканической породы, высокий, худой; даже на таком расстоянии Шон различал складки и морщины на его древней, иссеченной шрамами шкуре и проглядывающий из-под нее шишковатый хребет. Его уши с зазубренными рваными краями, похожие на два побывавших не в одном бою штандарта, изорванные шрапнелью и закопченные пороховым дымом, при каждом шаге мягко колыхались.
Бивни Тукутелы также были черного цвета, покрытыми пятнами от старости и от сока деревьев, которые он за свою жизнь уничтожил. Бивни торчали над отвисшей нижней губой, чуть изгибаясь и едва не сходясь концами в девяти футах от головы исполина. Они были безупречны, эти колонны из слоновой кости, свисающие так низко, что их центральная часть скрывалась в траве, и казалось, что даже такому великану тяжело с ними справиться. Вполне возможно, что подобной пары бивней не будет больше никогда. Этот слон был одновременно и легендой, и самой историей.
Шон на мгновение ощутил чувство вины. Даже не принимая во внимание вопроса о законности охоты, убийство этого слона будет просто преступлением против Африки, вызовом, брошенным богам ее дикой природы и самой человеческой душе. И все же он знал, что не колеблясь убьет его, и осознание этого лишь делало чувство вины еще острее. Им как охотником двигал принцип — чем благороднее добыча, тем сильнее искушение ее заполучить. Джоб снова свистнул и указал рукой куда-то в другую сторону, отвлекая внимание Шона от слона. Шон перевел взгляд правее и только тогда увидел браконьеров.
Те почти нагнали слона. Теперь были видны все четверо. Они только что показались на опушке леса, на дне долины, и теперь гуськом бежали через луг. Трава доходила им до подмышек, и головы казались буйками сети, установленной в море травы. У каждого на плече висело по «АК-47».
Легкие быстрые пули этих автоматов не слишком подходили для охоты на массивных животных, но Шон знал, как это делается. Они подберутся поближе и все четверо одновременно откроют огонь, всаживая в старого слона сотни пуль, наполняя его легкие пулями в латунной рубашке, заваливая его просто одной плотностью автоматического огня.
Цепочка браконьеров чуть изменила направление движения и теперь двигалась не прямо к слону, а понемногу стала обходить его с фланга, стараясь при этом по-прежнему держаться с подветренной стороны, чтобы случайное дуновение ветерка не донесло до него их запах. Несмотря на это отклонение, они не сбавляли хода и быстро приближались к жертве. Слон все еще не подозревал об их присутствии, широким шагом двигаясь к реке, но, прикинул Шон, при такой скорости сближения они перехватят его гораздо раньше.
Распоряжения правительства, отданные владельцам концессий, были ясными и недвусмысленными. Неизвестных посторонних лиц на территории охотничьей концессии, если они явно появились там с целью охоты, предлагалось рассматривать в качестве браконьеров. За последние четыре года от рук браконьеров погибло четверо патрульных охотничьего министерства и один владелец концессии, поэтому директива гласила, что огонь по браконьерам можно открывать без предупреждения. Премьер-министр Роберт Мугабе выразился еще лаконичнее: «Стрелять на поражение!» — вот его точные слова.
«Нитро-Экспресс-577» на ближнем расстоянии представлял собой страшное оружие, но на дистанции свыше ста ярдов тяжелая пуля быстро теряла высоту. Группа браконьеров была в шестистах ярдах от них. Шон вскочил и, пригнувшись, скользнул вниз по склону, туда, где за стволом поваленного дерева залег Джоб.
Пристроившись рядом с ним, он бросил:
— Дай-ка мне «уэзерби»! — И взял более легкую винтовку из рук товарища. Джоб был отличным стрелком, но в данном случае требовался настоящий снайпер.
Шон передернул затвор и убедился, что в патроннике есть патрон. Это был нослеровский патрон со 180-грановой пулей, и Шон попытался прикинуть, сколько высоты потеряет пуля на расстоянии в шестьсот ярдов, да еще при стрельбе сверху вниз, да при том, что слева задувает легкий ветерок. Он припомнил баллистические таблицы, в которых говорилось, что на трехстах пятидесяти ярдах пуля теряет шесть дюймов высоты, следовательно, на расстоянии в шестьсот ярдов это будет фута четыре, а то и больше.
