Она осеклась, потому что Валентайн посмотрел на нее очень пристально. Так пристально, как не смотрел уже очень давно. Примерно со дня нашей первой встречи. Догадался? Почувствовал что-то?
Угасшая было надежда вспыхнула с новой силой, и я мысленно вновь закричала: «Валентайн! Валентайн, это не я!»
Он вплотную шагнул ко мне, то есть к Ленор, а я затаила дыхание. Если бы, конечно, оно у меня было.
«Валентайн, Валентайн, Валентайн…» — шепчу я, глядя ему в глаза. Точнее, пытаясь, потому что Ленор отводит взгляд, когда он произносит:
— Мне казалось, мы все обсудили по поводу твоей безопасности. Или что-то сейчас изменилось?
В его голосе холод, и Ленор пожимает плечами.
— У меня было не так много уютных моментов с друзьями. Мне хотелось бы быть поближе к ним, вот и все.
— Ты — не простая девушка, Лена. Ты же это помнишь? — Валентайн касается ее подбородка, невольно побуждая поднять голову. Когда он смотрит на меня так, мне кажется, что он смотрит на меня. Или мне просто очень этого хочется.
— Конечно, помню, — отвечает она. Немного раздраженно. — Просто я опять буду выделяться… даже Соня будет жить в Академии.
Это правда. Соня будет жить в Академии, хотя она замужем. Очередной звоночек о том, что с Сезаром у них ничего не наладилось. Вот только Ленор на это плевать, ей плевать на всех, кроме себя. Ей даже наплевать на то, что она снова собирается обманывать Люциана, которого якобы любит.
— Все дело в Соне? Ты хочешь быть ближе к ней?
— А ты как думал? Сам же видишь, что они с Сезаром ближе не становятся, а она совершенно одна! Думаешь, для меня это так легко?
Что я говорила? Ей бы в театр! Такая актриса пропадает. Вот только сейчас вместо злости и раздражения на меня накатывает усталость. Я правда устала надеяться, что у Ленор проснется совесть, а у Валентайна — осознание того, с кем он находится рядом. Если очень долго надеяться, надежда может протухнуть. Она, конечно, не сыр бри, но похоже, что у нее тоже есть срок годности.
Интересно, если Ленор попытается соблазнить Люциана снова, у нее получится? Да наверняка получится, я в ней больше не сомневаюсь. Потом она, правда, ему признается — ну, по крайней мере, пока что собирается признаться. Как будет дальше, одной Тамее известно. Хотя скорее уж Лозантиру. Может, и передумает, и проживет рядом с ним всю жизнь, как Лена. Особенно если ее мечты о домике с садом станут реальностью.
— Хорошо, — говорит Валентайн. — Давай договоримся так: день дома, день в Академии. Я спрошу, что осталось свободного из комнат.
— Правда? Правда?! Ты лучший! — Ленор взвизгивает и повисает у него на шее, а он притягивает ее за талию и целует.
В такие моменты мне очень хочется выйти из тела: это все равно, что смотреть, как твой любимый мужчина занимается любовью с другой. У тебя на глазах, а ты не можешь ни пошевелиться, ни закричать, ни даже выбежать из комнаты.
Еще я очень остро вспоминаю наш с ним последний разговор:
— Тебя не смущает, что она все видит?
— Нет. Потому что я вижу только тебя, Лена.
Ты никогда меня не видел. Потому что если бы видел, ты бы не допустил всего этого. Ладони Валентайна скользят по ее плечам, а я ощущаю, как по моим щекам бегут невидимые слезы. Конечно, это всего лишь мои чувства, никаких слез нет. Я не бестелесное существо, я даже не призрак, все, что от меня осталось — имя и память. Во мне, потому что никто другой обо мне не вспомнит.
Это я — Лена, а для всех Лена она.
«Не сдавайся, — мысленно шепчу самой же себе, — не сдавайся. Ленор же смогла пробиться, пусть почти спустя год, а значит, и ты сможешь!»
Увы, сейчас это не помогает, потому что губы Валентайна скользят по ее шее, и она запрокидывает голову, обвивая его всем телом. Нет, знаете ли, это уже совсем не похоже на месть: сейчас в ее-моем теле вспыхивает желание, Ленор даже прикрывает глаза, вздрагивая от его прикосновений-ласк.
Наверное, мне стоило бы привыкнуть.
Наверное.
Но я не могу! Не могу!
Не могу!
Вспышка перед глазами настолько неожиданная, что я не сразу понимаю, что произошло, а когда понимаю…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты совсем обнаглел? — холодно интересуется Валентайн Альгор у Дракуленка. Хотя теперь, пожалуй, уже даже не у Дракуля, а у Дракулища! Глаза зверя сверкают, будто их накачали пламенем. Я бы даже сказала, будто у него вместо глаз само пламя, он дергает ушами, принюхивается, смотрит на меня… а потом начинает рычать.
На миг сердце, или что там у меня сейчас вместо него, проваливается в пропасть, а потом начинает колотиться быстрее. Не сразу, но я понимаю, что так бешено колотится сердце Ленор, а еще я понимаю, что меня узнали. Точнее, узнали, что это не я! Дракуленок меня узнал!
— Это я-то обнаглел? — его же голосом отвечает уже совсем взрослое Дракулище. — Это ты тут с Ленор Ларо зажигаешь, пока Ленка наша у нее в голове чахнет, а я обнаглел?!
На миг в комнате повисает пауза. Такая, когда Ленор просто хлопает глазами, а потом взрывается визгом:
— Валентайн! Он рехнулся! Ты что, не видишь?
Она пятится за спину архимага, вцепившись ему в плечи.
— Где он вообще пропадал все это время? Ты уверен, что твой отец его не подослал? Он же… он же абсолютно ненормальный, ты на него посмотри!
Валентайн как-то глубоко вздыхает. Очень глубоко. Потом смотрит на Дракуленка и говорит:
— Пошел. Вон.
Не могу поверить! Просто поверить в это не могу!
Он что, совсем слепой? Или настолько не хочет заморачиваться? Да что с ним вообще происходит?!
Дракуленок рычит, угрожающе, шерстечешуйки встают дыбом, хвост, на конце которого сформировалось похожее на наконечник стрелы жало, елозит туда-сюда. Он не обрел материальность полностью, уж не знаю, ему просто так хочется, или у Валентайна в доме опять появились какие-то ограничения в связи с техникой безопасности по Адергайну. Как бы там ни было, повредить ничего он не может… пока, но выглядит это более чем угрожающе.
— Отпусти Ленку, ты, засранка двуногая! — выдает Дракуль довольно-таки зло, хотя если бы я и правда не сидела в голове у Ленор, ржала бы, как довольная лошадь. — Или откушу тебе голову и выплюну в окно!
— Валентайн! — вскрикивает Ленор. — Его послали меня убить!
— Лена. Назад! — Он лишь на миг оборачивается, его взгляд врезается в ее. Пальцы сдавливают запястья, когда Валентайн отталкивает меня и снова оказывается лицом к лицу с разъяренным не на шутку зверем Загранья.
Я не вижу лица Валентайна, но вижу, как над его ладонями формируется черный сгусток. Это одно из сильнейших боевых заклинаний темных, он мне рассказывал, когда мы изучали темную магию. Он называется H’rdran, что означает «несущий смерть», и от такого удара не выживет никто. Даже призрачный мясник, это высшее заклинание темных, способное развеять даже бесплотное существо.
— Валентайн! — ору я во весь голос. — Валентайн, да остановись же, нет, стой!
За несколько мгновений до того, как смертоносный набравший мощность шар срывается с его ладоней, мое сердце падает в пропасть. Я не уверена, что смогу это пережить! Я многое могу пережить, но…
— Нет!
Щит выстраивается на интуиции, на внутренней силе, на воспоминаниях — в голове само собой всплывает данное Валентайном плетение. Его очень сложно построить, особенно для такого вида атаки, но эта мысль приходит уже потом. В тот самый момент, когда на моих глазах смертоносный шар впитывается в выстроенную мной защиту и с шипением растворяется, так и не достигнув цели.
Э… выстроенную… мной?!
Я опускаю глаза, чтобы увидеть, как шевелятся мои пальцы. Я ими шевелю. Я? Я! Не Ленор!
Это осознание оглушает с силой прямого удара боевой магии в грудь, у меня даже в ушах звенит. Потом я понимаю, что на моих запястьях больше нет нивелировых браслетов — очевидно, их разомкнул Валентайн, когда схватил меня за руки и оттолкнул. Я моргаю, переводя взгляд с запястий на него и обратно. Моргаю, толком не в состоянии ничего понять, кроме как то, что снова дышу и живу.
