Она была одна, вокруг нее не крутились подруги, не толпились парни, и он подошел, чтобы познакомиться. А познакомившись, не сдержал улыбки, потому что девушку звали Амира. С Амиром они друзьями не стали, но дракон перестал его доставать после того случая. Не просто перестал, пару раз даже серьезно выручил, когда объяснил на практике тонкости построения боевых заклинаний и стратегии. Он же был одним из тех, кто вышел его провожать, когда Люциан возвращался в Хэвенсград после того, как Эстре дала добро на его восстановление.
— А я знал, что ты надолго здесь не задержишься, — сказал он, усмехнулся и добавил: — Удачи, Драгон.
Родители Амиры категорически не хотели отпускать ее на постоянное проживание в Академию — боялись, что сверстники окажут на нее негативное влияние, поэтому после бала она собиралась домой, и Люциан предложил ее проводить. Открыл портал (по странной иронии судьбы она жила на Эзалийской набережной, неподалеку от дома Альгора), они немного прогулялись, а после он довел ее до роскошного четырехэтажного особняка. Амира не была драконессой, но ее родители были сильными магами, и у нее тоже оказался очень большой потенциал, именно поэтому она смогла поступить в Академию Драконова. Обо всем этом девушка рассказала Люциану на прогулке, об этом, а еще о том, что из-за такой строгости родителей у нее совсем нет друзей.
— Ничего, — пообещал Люциан. — Мы это исправим.
И она посмотрела на него как на Тамею. Чем еще больше напомнила ему сестру, к которой, признаться, он не успел заглянуть. Из гарнизона сразу направился в Академию, а о том, что дальше будет, почти не думал. Почти.
Пока не увидел Лену.
Или Ленор?
Лена на него никогда не смотрела так: даже при всем при том, что у них было одно на двоих тело, той одной ночи хватило вполне. Для того, чтобы понять — перед ним не она. Но Соня вела себя совершенно спокойно, остальные тоже, и он подумал, что так и надо. Лозантир его знает, что у них у всех тут происходит или произошло. Он хотел поговорить с ней наедине, чтобы узнать, но Лена-Ленор отказалась, а потом он увидел ее танцующей с Валентайном и окончательно передумал общаться. Весь вечер убеждал себя в том, что это их дело, как они там развлекаются, но то, что Люциан знал о Лене, совершенно не вписывалось в то, что он видел.
Возможно, именно поэтому ноги сами привели его к дому Альгора, и он торчал под их окнами, как дурак, совершенно не представляя, зачем. С полчаса точно, хотел уже уходить, но увидел мелькнувший в окне знакомый хрупкий силуэт и словно прирос к каменной мостовой.
А спустя несколько минут она вылетела из дома и побежала по набережной. Сначала очень быстро, потом все медленнее, медленнее и медленнее, словно на каждом шагу к ее ногам добавлялось по тяжелой гире. Люциан шел следом, но она даже ни разу не обернулась, словно вообще никого и ничего не замечала. Потом и вовсе замедлилась, спустилась к воде и села на ступени.
Еще какое-то время он смотрел, как Лена сидит неподвижно, глядя на воду. Почему-то ему хотелось, чтобы это была Лена. Почему-то она ощущалась именно так. Он стоял, не отводя от нее глаз, и думал обо всякой ерунде — вроде той, что ему здесь делать нечего, и что здесь делает она, а потом она поежилась, и оцепенение спало. Люциан просто шагнул к ней, набросил ей на плечи мундир.
— Нашла, где сидеть.
Она повернулась. Посмотрела в упор, и это точно была Лена.
Это был ее взгляд. Казалось бы, такие тонкости… или полный бред. Возможно, он просто слегка рехнулся из-за того, что произошло. Между ними. Между ним и Ленор, вот и выдумывает теперь всякое.
— Здесь хорошо, — сказала она. — Спокойно.
И больше ничего. Отвернулась, продолжила смотреть на воду, а ему словно жало в сердце вонзилось. Потому что в этом ее «хорошо, спокойно» была какая-то странная стылая пустота, под которой крошились осколки боли.
Снова показалось?
— Спокойно, — подтвердил Люциан. Просто не представлял, что сказать.
Когда это ему стало сложно говорить с ней? Да и в принципе — когда это стало сложно? Он никогда, ни в одной ситуации не терялся, у него всегда находились слова. Всегда, но не сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Какое-то время они сидели молча. Лена стянула края его мундира так, словно собиралась в нем спрятаться, а он с трудом сдерживал желание ее обнять. Потому что вот эта близость по-прежнему была выше него, и, даже несмотря на все, она никуда не делась. Рядом с ней все остальное становилось неважным, далеким и несущественным. Даже Альгор, силуэт которого маячил рядом с ней совсем недавно, хотя раньше это казалось непреодолимой преградой. Но не сейчас.
Ваала билась о камень, плеск волн нарушал тишину засыпающей столицы.
— Ты что здесь делаешь? — спросила Лена, когда эта самая тишина слишком затянулась.
— Амиру провожал.
— А. Это та рыженькая?
— Да. — Почему-то ему хотелось услышать в ее голосе, прочитать в ее глазах, на ее лице ревность. Или не хотелось. Так всякий раз бывало, когда он оказывался рядом — совершенно противоположные чувства, раздирающие на части. Как его еще не порвало на пару десятков Люцианов — большой вопрос.
— Хорошая девушка. Наверное. — В ее голосе не было ничего.
Ни ревности. Ни радости. Ни соответствия словам, которые Лена произносила. Она говорила как механический артефакт, из которого ушла вся магия, или как ненастроенная виритта. Хотя у любой виритты явно было побольше эмоций, чем у Лены сейчас.
«Она поссорилась с Альгором. Тебе это надо?» — снова ввинтилось в сердце.
Ядовито. Зло.
Но Люциан отмахнулся от этой мысли.
— Позволишь?
Лена приподняла брови, когда он потянулся к мундиру, а потом замерла. Он же вытащил из кармана и протянул ей браслет: тот самый, который переломанным поднял с мостовой в день, когда их с Соней чуть не растерзала обезумевшая толпа.
— Держи. Я его починил. Эвиль тоже. Она со мной разговаривала.
Сначала она смотрела на этот браслет. Потом подняла взгляд на него.
Заморгала. Часто-часто. А потом по ее щекам побежали слезы. Одна, другая, третья…
Лена
Я все-таки разревелась. И из-за чего? Из-за этой дурацкой виритты, которой в природе уже существовать не должно! Я даже не думала, что она жива, думала, что ее там растоптали! Откуда она вообще у Люциана? Зачем он все это сделал? Зачем ее починил? Зачем говорит все это?
Я ненавидела собственную слабость, но ничего не могла с собой поделать, слезы просто текли. Не так, как в моей комнате, в доме Валентайна, с подвываниями и судорожными вздохами. Они просто выкатывались из глаз, скользили по щекам, заставляя меня чувствовать себя маленькой, слабой и уязвимой.
Ненавижу это чувство!
Ненавижу его!
Я резко поднялась: так, что поскользнулась: ступенька под ногами оказалась сырой, но у Люциана всегда была отменная реакция, а сейчас стала еще лучше. Я чуть было не поцеловала его рубашку, но он вовремя меня подхватил. Подхватил и прижал к себе.
— Что произошло, Лена?
Этот вопрос меня окончательно добил. Этот вопрос, да и вся ситуация, в принципе так похожая на ту, что произошла в королевском замке, когда Валентайн в лоб сообщил мне о смерти Сони. Вот только в тот момент я была с Люцианом, а еще в тот момент не было всего того, что было, поэтому я мгновенно вывернулась из его рук. Проглотила горькие слова, готовые вот-вот сорваться с языка: может, он их и заслужил, но точно не сегодня. Сегодня — это моя обида и боль для Валентайна, и я не имею права бить ей других.
— Ничего. Все хорошо. Спасибо, — я сжала виритту в кулаке. — Ты был прав, здесь нечего делать.
Его глаза привычно сверкнули золотом. Надо же, за столько времени я так и не поняла, что они у него под магией светлые. Не голубые, не серые, а такие, как кремовый ликер. Или кофе со сливками. Но я так привыкла к этому золотому образу, что вообще раньше не всматривалась, или мне просто было без разницы, какие там у него глаза. Сейчас же я увидела это отчетливо — такой неземной цвет, нереальный, и вместе с вириттой шарахнулась назад.
