Насколько помню, такие братства исчезнут, но не вследствие поражения, а как раз из-за побед: как только власть в городах перейдет к ним полностью, представители цехов будут включены в городской совет на равных. А в цехи будут вписаны все горожане, в том числе и аристократы, так сказать, демократия в действии, все равны, движение к равноправию в другую сторону.
Почему в такой глубокой заднице церковь, тоже, хоть и с трудом, но становится понятно. В таких городах церковь становится раздражающим фактором. Вроде бельма на глазу, которое хоть и сложно, но можно убрать. Владения церкви свободны или почти свободны от налогов, пользуются иммунитетом и правом убежища, а всё духовенство освобождено от военных и гражданских повинностей — ну кого это не раздражает? Всех: от короля и до простых горожан, чьи интересы здесь совпадают.
Любой монастырь — это крепость с надежными стенами плюс право иммунитета даже от власти короля, так что монастыри раздражают народ не меньше, чем сами церкви. А это значит, что особой поддержки я не получил бы ни в церкви, уже увидел, какая здесь церковь, ни в ближайшем монастыре, представляю, в каком он состоянии. Да и проходит то время, когда церковь, как пылающий факел, вела народы сквозь тьму. Сейчас церковь — это ползущая в арьергарде телега, возчики которой подбирают раненых, увечных, потерявших интерес к жизни, больных...
На что существует городской совет и вообще вся инфраструктура города — этим я заинтересовался не в последнюю очередь, от них зависит настроение граждан и лояльность, однако Бриклайт провел ну просто уникальную операцию, когда налоги не то чтобы отменил, но снизил сразу вдвое, вызвал всплеск обожания и доверия. Главное, что даже король никак не мог повлиять на увеличение или снижение налогов, всё зависит от воли городского совета. А Бриклайт, как объяснила Амелия, дал зарабатывать горожанам столько, что уже из собственных средств богатые люди могли оплачивать и содержание городского совета, и наем новых отрядов милиции.
В любом городе центр — это рынок, раньше здешний рынок был под полным контролем сеньора замка, но по мере того, как город разрастался, надзор за ним и все прибыли от этого переходили от феодала к городскому совету, а где-то и к Союзу Гильдий, где сами цеховики устанавливают цены, а также размер пошлин, которые нужно брать с каждого на содержание магистрата, стражи и прочего обслуживающего персонала.
Общий контроль над ценами осуществляют сами цеховики, здесь и забота о славе города, уже поняли, что бренд приносит дополнительные прибыли, и забота о достаточном питании горожан, ибо голодные и больные не смогут ни работать как следует, ни оставлять деньги в злачных местах.
Надо сказать, что Бриклайт многие будущие тенденции предугадал, в частности, предпринял ряд жестких мер, стараясь подавить конкуренцию в подчиненных городу селах. На въезде в город велел взимать высокую пошлину с товаров, которые производятся в городе, дабы не разорять «своих».
Таким образом, крестьяне вынуждены покупать ремесленнические изделия только в городе, а сами начали специализироваться лишь на сельском хозяйстве...
Конь фыркнул, тихонько ржанул, привлекая мое внимание. На фоне облачного неба возвышается замок графа Дюренгарда. Замок, стремящийся стать дворцом. Нет рва, с торчащими со дна остриями кос, пик и обломков мечей, да еще и заполненного водой, нет подъемного моста и железной решетки ворот, что как гильотина падает сверху и втыкается железными остриями в землю.
Огромный дом с толстыми стенами и узкими окнами-бойницами под самой крышей, к моему изумлению, окружен пышными кустами роз, клумбами с дивными цветами. Правда, ворота из массивных отесанных бревен, всё скреплено настолько толстыми и широкими полосами железа, что тараном нужно долбиться долго и упорно, чтобы хоть поцарапать такие створки.
Дача феодального типа, мелькнуло у меня в голове. Вилла олигарха с поправкой на эпоху. Уже не замок, но еще не дворянская усадьба.
Зайчик красиво потряхивал гривой и гордо гарцевал перед воротами. Я держался прямо, расправив плечи, взгляд надменный, со стен сразу должны признать во мне благородного рыцаря, а не просто богача на дорогом коне.
Из высоко расположенных окон доносится тихая музыка. Я вытащил меч и постучал в запертые ворота.
— Эй, — прокричал громко, — гость в дом — Бог в дом!
Тишина, молчание, музыка не прервалась, а из окон никто не выстрелил, не облил горящей смолой или хотя бы варом, даже не спросил: «Хто там?» Пришлось вновь постучать рукоятью меча, потом еще и еще, прежде чем послышались шаги. Загремели засовы.
Я ждал, что откроются если не врата, то хотя бы калитка, но в калитке отворилось узенькое окошко, мелькнул подозрительно сощуренный глаз.
— Хто?
— Свои, — ответил я с приличествующей надменной небрежностью, — благородный сэр Ричард Длинные Руки, граф Валленштейн, виконт, барон и что-то там еще помельче, но много.
Узкое окошко не позволяло смотреть на меня двумя глазами, страж двигал мордой из стороны в сторону, рассматривая попеременно то одним, то другим.
— И че? — спросил он. — Тут уже графы есть...
— Доложи, дурак, — ответил я с необходимой нетерпеливостью высокорожденного. — Да не хозяину, понял? Это далеко, но мне не тебя жалко, а хозяина. Старшему по страже доложи. Есть такие?
— Есть, как не быть...
Он исчез, окошко захлопнулось. Ждать пришлось долго, я высвободил сапог из стремени и приготовился ударить в ворота ногой, но с легким скрипом распахнулась калитка.
Мощенный булыжником двор блестит, как спины ползущих по мелководью черепах. Я пригнулся, касаясь лицом конской гривы, над головой проплыла арка. Пес уже во дворе, осматривается по-хозяйски, предостерегающе рыкнул.
Внутренний дворик невелик, от ворот с копьем в руках шагнул в нашу сторону солдат, крепкий и угловатый, словно вырубленный из одного куска дерева, жилистый и суроволицый с недоверчивыми глазами. Лицо обветренное, а кираса вздутая явно не для показухи: у такого ветерана грудь должна быть вздутой и в крепких мышцах. И копье в крепких ладонях не для парадов.
Он ничего не сказал, только повел взглядом в сторону. Там, загораживая вход в замок, высится человек огромного роста в полных рыцарских доспехах. Шлем старинной работы: цилиндрический, без новомодных штучек вроде поднимающегося забрала, руки опираются на крестовину великанского меча, воткнутого острием между булыжниками.
— Граф Валленштейн? — поинтересовался он с сомнением.
— Изволю им быть, — ответил я снисходительно. Он всмотрелся в меня, стражник подбежал по его кивку. Мужчина передал ему меч, обеими руками снял шлем. Широкомордый, с перебитым носом, широкоскулый, маленькие глазки под могучими выступами надбровных уступов некоторое время сверлили меня пытливым взглядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
