Григор Лински развернул машину, теперь он наблюдал за входом в больницу через зеркало. Может быть, ему стоит заключить пари с самим собой, что в ближайшие шестьдесят минут ничего не произойдет. Не меньше шестидесяти, но не больше девяноста. Затем он задумался о том, что ему делать, если они выйдут не одновременно. Кого упустить, а за кем продолжать слежку? В конце концов Лински решил, что поедет за человеком, который выйдет один. Скорее всего, это будет бывший военный. Адвокаты и врачи вернутся в офис. Они вполне предсказуемы, в отличие от этого солдата.
Хелен провела в палате Джеймса Барра пятнадцать минут. Она вышла и сразу направилась к ожидавшим. Все посмотрели на нее, а она кивнула Мэри Мейсон.
— Ваша очередь, — сказала Хелен.
Мейсон встала и поспешила по коридору к палате. С собой она ничего не взяла. Ни портфеля, ни блокнота, ни ручки. Ричер дождался, когда дверь палаты закроется, а потом молча откинулся на спинку стула.
— Мне мистер Барр понравился, — поделилась Хелен, ни к кому конкретно не обращаясь.
— И как он? — спросил Нейбур.
— Чувствует слабость, — сказала Хелен. — Барр сильно пострадал. Словно попал под грузовик.
— Он в сознании?
— Речь у него вполне разумная. Однако он ничего не помнит. И мне не кажется, что он симулирует.
— Сколь значителен провал в памяти?
— Не могу сказать. Он помнит, как слушал репортаж о бейсбольном матче. Возможно, игра состоялась на прошлой неделе или в прошлом месяце.
— Или в прошлом году, — добавил Ричер.
— Он согласился, чтобы вы его представляли? — спросил Данута.
— На словах, — ответила Хелен. — Барр ничего не может подписать. Ему надели наручники и приковали к кровати.
— Вы познакомили его с обвинениями и уликами?
— Я должна была это сделать, — сказала Хелен. — Он спросил, почему я считаю, что ему необходим адвокат.
— И?
— Барр пришел к выводу, что он виновен.
Некоторое время все молчали. Алан Данута закрыл свой портфель, снял его с колен и поставил на пол. А потом сел совершенно прямо. Все это он проделал одним быстрым и плавным движением.
— Добро пожаловать в «серую зону», — сказал он. — Именно оттуда и появляются все хорошие законы.
— Для нас в них сейчас нет ничего хорошего, — возразила Хелен. — По крайней мере пока.
— Мы не можем допустить, чтобы Барр попал под суд. Он получил серьезные ранения из-за недосмотра государственных служащих, а теперь они хотят судить его по серьезному обвинению? Нет, я так не думаю. Он же не помнит того дня, о котором идет речь. Как он может защищаться?
— Мой отец устроит скандал.
— Естественно. Мы будем вынуждены ему противодействовать. Нам придется обратиться в федеральный суд. В любом случае есть «Билль о правах». Федеральный суд, затем апелляционный, потом Верховный. Таков порядок.
— Это длинный процесс.
Данута кивнул.
— Он займет года три, — сказал он. — Если нам повезет. Наиболее близкий прецедент — Уилсон, его дело разбирали три с половиной года. Почти четыре.
— И у нас нет никаких гарантий, что мы одержим победу. Мы можем проиграть.
— Когда начнется процесс, мы постараемся сделать все, что в наших силах.
— У меня нет для этого необходимой квалификации, — сказала Хелен.
— В интеллектуальном плане? Я слышал совсем другое.
— Тактически и стратегически. И материально.
— Существуют объединения ветеранов, которые могут оказать финансовую помощь. Мистер Барр служил в армии США, не будем об этом забывать. И служил с честью.
Хелен ничего не ответила, лишь взглянула в сторону Ричера. Тот промолчал, отвернулся и посмотрел в стену. Он думал: неужели этот парень опять не будет наказан за убийство в Эль-Кувейте?
Алан Данута зашевелился на своем стуле.
— Есть и другой вариант, — сказал он. — Не слишком вдохновляющий с точки зрения законности, но он существует.
— Что вы имеете в виду? — спросила Хелен.
— Предложите вниманию вашего отца историю с кукловодом. При таких обстоятельствах половина выигрыша лучше, чем ничего. К тому же кукловод — это лучшая половина.
— А он согласится?
— Вы наверняка знаете своего отца лучше меня. Будет очень глупо с его стороны, если он откажется. Тогда ему предстоят трехлетние апелляции, прежде чем мистер Барр предстанет перед судом. И любой прокурор, который чего-то стоит, постарается добиться большего.
Хелен вновь посмотрела на Ричера.
— Кукловод — это пока всего лишь предположение, — возразила она. — У нас против него нет никаких улик.
— Вам виднее, — сказал Данута. — Но ни в том ни в другом случае не следует допускать суда над Барром.
— Не будем принимать поспешные решения. Выслушаем сначала мнение доктора Мэри Мейсон, — предложила Хелен Родин.
Доктор Мейсон вышла из палаты двадцать минут спустя. Ричер наблюдал за ее походкой. Длина ее шага, взгляд и выражение рта подсказали ему, что она сделала определенный вывод. У нее не осталось ни малейших сомнений в характере заболевания Барра. Она уселась на свое место и разгладила юбку на коленях.
— Ретроградная амнезия, — изрекла она. — Подлинная, чистейший случай.
— Продолжительность? — спросил Нейбур.
— Любой специалист по бейсболу вам назовет точную дату, — сказала Мейсон. — Последнее, что он помнит, конкретная игра «Кардиналов».[13] Я готова спорить, что это неделя, считая от сегодняшнего дня.
— В том числе и пятница, — заметила Хелен.
— Боюсь, что так.
— Ладно, ситуация прояснилась, — обрадовался Данута.
— Замечательно! — воскликнула Хелен.
Она поднялась, и остальные последовали за ней к лифту. Ричер так и не понял, правильно все они поступили или нет. Однако не вызывало сомнений, что дело Барра каждый воспринял по-своему. Для всех них он перестал быть человеком, превратившись в пациента или юридическую проблему.
— Вы идите, — сказал Ричер.
— А вы останетесь? — спросила Хелен.
Ричер кивнул.
— Я хочу взглянуть на старого приятеля, — сказал он.
— Зачем?
— Я не видел его четырнадцать лет.
Хелен подошла к нему вплотную.
— Но зачем? — тихо спросила она.
— Не беспокойтесь, я не собираюсь выключать систему жизнеобеспечения, — заверил ее Ричер.
— Очень надеюсь.
— Я просто не могу это сделать, — сказал он. — Ведь у меня нет алиби.
Она немного помедлила, а потом повернулась и присоединилась к остальной компании. И все вместе направились к выходу. Ричер подождал, пока они минуют стальную дверь и скроются в лифте. Потом зашагал по коридору к палате Барра. Он не стал стучать. Лишь постоял немного, повернул дверную ручку и вошел.
Глава 07
В палате было слишком тепло. Здесь можно было жарить цыплят. Для защиты от солнца широкое окно прикрывали подъемные жалюзи. От них исходило сияние, и помещение наполнял мягкий белый свет. Повсюду стояло медицинское оборудование. Прибор искусственного дыхания был отключен. Рядом с постелью находились стойки для внутривенного вливания и прибор, контролирующий работу сердца. Трубки, баллоны и провода.
Барр лежал на спине в кровати, стоявшей посреди палаты. Без подушки, голова зафиксирована. Волосы сбрили, на отверстия, просверленные в черепе, наложили повязки. Левое плечо скрывали бинты, доходящие до локтя. Правое плечо осталось обнаженным. Бледная кожа казалась тонкой. Грудь и бока Барра были забинтованы, простыня спущена до пояса, руки лежали вдоль тела и были пристегнуты наручниками к раме койки. Из левой руки Джеймса торчали иголки внутривенного вливания. От большого пальца правой руки тянулся серый провод к какому-то прибору. Из-под бинтов на груди выходили красные провода, соединенные с каким-то устройством, имеющим экран. На экране медленно перемещался узор, напомнивший Ричеру запись выстрела. Высокие пики и длинные впадины. Прибор издавал приглушенное гудение всякий раз, когда на экране появлялся пик.
— Кто здесь? — прохрипел Джеймс Барр.
Голос у него был слабый. И еще Ричер уловил в нем страх.
— Кто здесь? — снова спросил Барр.
Он не мог повернуть голову, и это уменьшало поле его обзора. Его глаза постоянно двигались справа налево и обратно. Ричер подошел поближе и молча наклонился над кроватью.
— Ты? — спросил больной.
— Я, — ответил Ричер.
— Зачем ты здесь?
— Знаешь зачем.
Правая рука Барра задрожала, и серый провод стал раскачиваться. Наручник застучал о край койки.
— Похоже, я тебя подвел, — сказал он.
— Очень похоже.
Ричер смотрел Барру в глаза, поскольку глаза оставались единственной частью его тела, способной двигаться. Зафиксирована была не только голова, но и тело, спеленутое, как у мумии.
