под самосвал попасть. Сомнения сменились тревогой. Теперь точно не успокоюсь. Хотя… Время-то позднее, она, должно быть, в стриптизе и телефон отключила. Надо съездить да все выяснить.
Позвать Макара? Нет. С этим делом лучше самому разобраться, только накачу для храбрости и пойду. Стакан за стаканом не приносили ни решительности, ни успокоения. Если бы решила поблагодарить – позвонила бы. Если захотела расстаться – прислала бы эсэмэску. А так изображает из себя кота Шрёдингера. Ни жив, ни мёртв, пока не откроешь коробку. Да и хрен с ней, пусть себе торчит в этой суперпозиции, в стальной камере, если быть точным.
Однако разум не терпит неопределённости. Он умножает, складывает, сопоставляет, но неизвестные ускользают, не желая подчиняться его логике. Особенно женщины. Поэтому либо смирись с их постоянно неопределённым состоянием, либо продолжай гоняться за их тенями в тёмной комнате. Найдешь только дверь в другую тёмную комнату.
Вот интересно, а стриптизёрш можно назвать лицами с пониженной социальной ответственностью? Тогда человека без гражданства нужно называть лицом с отсутствующей социальной ответственностью. А с двойным гражданством – с двойной или повышенной ответственностью. Так, что ли? Что за сраный бюрократический сленг.
Ещё стакан таких философствований, и я сам окажусь в этой чёртовой коробке. Надо выдвигаться.
Ночь четвёртая
В стриптиз-клубах за стойкой бара, где я и остановился, занимают места либо озабоченные нищеброды, либо опоздавшие для приличия, но всё так же озабоченные нищеброды. Для подтверждения своей теории заказал самого дешёвого пойла. Опрокинул. Та же фигня. Наверно, бармен решил осчастливить, или атрофия восприятия отменила классовые различия алкоголя. Да и ладно, заказал ещё.
Из-за соседнего шумного стола, уставленного бюстами, поднялась Марго и, подставляя обслюнявленную щёчку, расплылась в приветствии.
– Какие люди!
С трудом поймав руками её лицо, я послушно нанес на её физиономию ещё один слой бесцветного грима.
– О-о-о! Да ты уже кривой, – отстраняясь, фыркнула она. – Дальше бара пройти, что ли, не смог? Пойдем, так и быть, посажу.
– Да нет. Мимоходом заскочил, – заплетающимся языком ответил я, – выпить да в туалет сходить.
– Вижу, с первой задачей ты уже справился, – с усмешкой произнесла Марго, – а что один? Где твой закадычный дружбан?
– Да бог его знает. Я за ним не слежу.
– Не понимаю, что ты в нём нашёл. Вы же такие разные. Ты бы вообще-то с ним поосторожней. Мутный он какой-то.
– Нормальный мужик. Безотказен, как автомат Калашникова. Ни в воде не горит, ни в огне не тонет.
– А ты хоть раз из Калашникова стрелял?
– Нет, – не понимаю зачем, соврал я.
– Откуда тогда знаешь?
– Так из него разве что медведи не стреляют. Тем больше по душе – подойти поближе да порвать. Только не спрашивай, стрелял ли я из медведя.
Боже, что за пургу я несу! Поморщился собственному идиотизму, замотал головой, пытаясь вернуть здравомыслие. Надо выяснить свой вопрос и сваливать.
– А что Киры не видно?
Марго изучающе на меня посмотрела, обдумывая ответ.
– Честно говоря, думала, она с тобой. Вчера шоу отыграла, собрала вещички и сбежала. Даже не попрощалась ни с кем. Охраннику только сказала, что увольняется и больше не придёт, – Марго усмехнулась, – значит, нашла себе другого папика.
Башка затрещала, как будто с разбега влепили пощёчину. Я начал медленно сползать со стула.
– Эй, с тобой все в порядке?
– Да нормалёк, нормалёк, – пробормотал я, – чуток перепил.
Облокотившись на барную стойку, осушил недопитый стакан.
– Тебе что, до смерти ужраться хочется?
– А почему бы и нет?
– Ну, пока ты ещё живой, ответь-ка мне на один вопрос.
– Валяй.
– Тут на меня знакомые вышли. Говорят, на мэрию в прессе накат пошел. И статейки такие еденькие, говнистые. В разных изданиях, под разными именами, но стиль, говорят, очень уж на твой похож.
– Пусть ещё почерковедческую экспертизу снимут, долбодятлы. Плевать мне на них с высокой колокольни. У них и без меня фанатов хватает.
– Так что? Сказать, что это не ты?
– Пошли их на хер, – процедил я и по запутанной траектории направился к выходу.
До холла добрался без особых происшествий. Пару раз толкнули меня, пару раз я пытался кого-то пнуть. Уж если и научила меня чему-то подворотня, так это тому, что тебе без разговоров бьют по яйцам. В итоге оказался прижатым мордой к зеркалу. Чуть не протрезвел. Это только женщины умеют превращаться из лягушки в царевну, из лебедя в принцессу, на крайняк в полночь – в Золушку. Мужики же после двенадцати превращаются в то, что смотрело на меня из зеркала. Даже не буду описывать. Просто представьте себе человека, который вызывает у вас рвотный рефлекс. Меня тоже стошнило.
Как добрался до дома – не помню. Пришёл в себя, когда уже пытался попасть ключами в замочную скважину. Судя по исцарапанным пальцам, процесс этот был весьма трудоёмким, и мышечная память призвала на помощь отключившийся мозг. Упал на колени, упёрся лбом в дверь, она и открылась. Чудеса!
Прошёл в зал, опрокидывая вставшие на пути предметы, и рухнул на подкосившийся диван. Закурил. Какая-то сегодня херня произошла? Что-то вывернуло всё внутри. Не помню. Но чувствую – прежним мне уже не быть.
Проснулся далеко после полудня. Голова раскалывается, болит затёкшая шея, холод лихорадит тело, вызывая безудержную дрожь. Ни одеяла, ни подушки, носок и тот один. Надо идти в спальню, забраться под одеяло, отогреться. Но вместо этого лишь скрючиваюсь, поджимаю колени, пытаясь спрятать в них оледеневшие руки. Судорогой сводит лодыжки, гусиная кожа стягивает коченеющую плоть. Да что ж такое! В отчаянии причитаю, произнося бессвязные, безадресные мольбы. Уговариваю, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Но кто их услышит? Хоть заорись. Нужно вставать.
Как ржавый железный дровосек, изгнанный из волшебной страны, стал пробираться на кухню сквозь чащу срубленной мебели. Спасительный аспирин обнадёживающе зашипел в стакане воды. Бросил ещё пару таблеток. С трудом проглотил помутневшую жидкость и ринулся в спальню. Зарылся с головой в сугроб одеял и подушек, стал призывать потепление. Понемногу согрелся. Сразу захотелось курить.
Клик телефона в кармане брюк известил о получении эсэмэски. Если от Киры, один чёрт я уже всё знаю. Но всё-таки достал сообщение. Очередной застройщик объявлял о катастрофическом обвале цен. Макара на вас нет, придурки. Пора ему, действительно, позвонить, раскаяться в собственной глупости.
«Вызываемый абонент недоступен…». Да нет!
Да. «Вызываемый абонент недоступен…».
Набрал номер Киры. «Вызываемый абонент недоступен…».
Жесточайшая явственность произошедшего вызвала истерический хохот, судорожные конвульсии, пока наконец потолок не поплыл, и я вырубился.
Последняя ночь
Пришёл
