Маринка тогда села и заревела вместе с ней. А потом сказала, что она Лорку не бросит. И с тех пор Марина исправно снабжала деньгами подругу — ее в отличие от Лоры родители баловали чрезмерно. Так они и жили. Лекарства дорожали, их требовалось уже больше, соответственно и денег тоже. Лорку стало совсем не узнать — она постоянно плакала и говорила о самоубийстве. Иногда она брала себя в руки, шутила и улыбалась, однако Марина — то видела смертную тоску, таившуюся на дне ее глаз. «Не переживай, Лорик», — обнимала она подружку. Лорка смотрела на нее глазами больной собаки и бросала — «Что ты понимаешь!»
Они поступили в университет, и однажды Лора явилась к ней довольная — поступил препарат, который мог ее вылечить. Единственная проблема — дорогой. И назвала цену. Марина в ужасе охнула, и пролепетала, что столько ей родители не дадут — одна ампула стоила тысячу долларов, и колоть лекарство следовало каждый день. Может быть, предложила она, теперь, когда есть надежда на излечение, стоит признаться родителям? Лора в ответ на это тихо заплакала и сказала, что излечение — вилами на воде, а у отца сердце плохое, да и мать не лучше. Верная Маринка устыдилась своих слов и кинулась извиняться. Родителям она плела байки, не мытьем так катаньем получая с них нужную сумму. С каждым разом становилось все труднее и труднее изворачиваться.
А потом начались кражи в университете. И Марина знала, кто это делает. И знала, что у Лоры нет выхода — болезнь, она не спрашивает, есть у тебя деньги на лечение или нет.
Она единственная поняла Лору в декабре. Да, она пошла работать проституткой, чтобы выжить. Чтобы оградить от боли своих родителей. И не ее вина что все так обернулось.
— Так что не судите Лорку строго, — закончила свой рассказ Марина.
Мда, чем дальше в лес, тем толще партизаны, подумалось мне.
Ай да Лорка! Ай, молодца! Это ж надо так славненько раскрутить на бабки глупую и добрую подружку!
— Ну, должна вам сказать что пару недель назад ваша Лора была жива и здорова, — сухо сказала я.
— Вылечилась значит, — пожала плечами Марина.
Я посмотрела на нее, открыла рот… и тут же его захлопнула. Пусть витает в своих розовых мечтах. Пусть у нее все люди останутся хорошими. Глупость — воистину дар богов, позволяющая не замарав ноги переходить помойки, встречающиеся в жизни. Пусть. Ей гораздо легче живется чем мне, с ходу подвергающей анализу любую ситуацию. Я знаю, что каков будет счет в конце каждого раунда. И оплакиваю свои поражения задолго до того как они случаются. Во многом знании — много печали, прав был Соломон.
Я взглянула на Марину и спросила:
— Скажите, а в вашем городе она у кого могла бы остановиться?
— Да конечно у меня! — категорично заявила Марина. — Мы же с ней всю жизнь как сестры были.
— А еще какие варианты?
— Ну, — задумалась она, — конечно подруги были, но она в последние годы со всеми рассорилась, да и не забывайте, прошло столько времени, у людей уже семьи.
— А мать Лоры?
— Господи, царствие ей небесное, умерла она сразу за дядей Мишей, Лориным отцом, — печально ответила девушка. — Она в Самару к сестре уехала после похорон, не успела там обжиться, как и ее инфаркт разбил. Права была Лора, старенькие родители-то были, нельзя им было волноваться.
«Да меня саму от такой сестренки инфаркт бы хватил, несмотря на то что мне двадцать восемь», — подумала я.
— Насчет наследства — не в курсе, кому отошло?
— В курсе, — кивнула Марина головой. — Сестре Лоркиной матери все и досталось, она сюда потом приезжала, вещи вывозила и квартиру продала. Я не поленилась, приехала к ней и стала возмущаться, мол, что это вы без Лорки квартиру продаете, она может, вернется и тут жить будет. Так мне та баба тут же сунула под нос бумагу с печатями — лишила мать Лорика наследства, оказывается.
— Мдаа, — в очередной раз задумалась я.
— Что же случилось, что вы ее ищете?
Я взглянула на Марину и устало сказала:
— Муж ее потерял, волнуется.
— Господи, она еще и замужем! — воскликнула девушка. — И дети наверно есть!
— Детей нет, — ответила я.
— Когда вы ее найдете, скажите что тут уже все про нее забыли, пусть они с мужем в гости приезжают, семьями будем дружить! — улыбнулась Марина. — Муж-то у нее откуда?
— Из Америки, — ухмыльнулась я в ответ.
Выйдя из дома Росомахиной, я села в машину, хлебнула из баночки и подождала, пока отступит едва намечающаяся боль и ум станет острым и кристально-чистым. Файл с психологическими этюдами на тему Лорика, так и рвавшийся открыться и занять место в оперативной памяти, я задвинула подальше. Успеется. Сейчас требовалось разложить разговор на составляющие и вычленить следующую ниточку. Я посидела несколько секунд, обрабатывая информацию, пока не высветилось слово «лейкемия». Ага, конечно, можно посетить местную онкологическую больницу, да только дудки, нет у меня времени на всякие глупости. Ежу понятно, что у Лорочки не было никакой лейкемии, а была только острая нужда в деньгах. Что впрочем не удивительно — покажите мне человека, который скажет что у него нет нужды в деньгах. Нет таких! Я не сомневаюсь что даже Билл Гейтс берет кредиты в банках — у него дорогостоящие проекты, а что уж говорить о других простых смертных?
Я прикрыла глаза и продолжила дальнейший анализ.
Так. «Родители » — вычеркиваем. Адресаты выбыли.
Что там дальше?
А дальше выплыл «Белый таракан». Который за десять лет скорей всего трансформировался, сменил хозяев и теперь там симпатичное турагенство или продуктовый магазинчик. Однако я могу и ошибаться.
Я завела машинку и поехала искать гаишников. На ловца, однако, зверь и сам бежит, и не успела я проехать и сотни метров, как меня остановили, содрали штраф за неправильный поворот и заодно объяснили как проехать к «Белому таракану». Оказывается, никакие кризисы ему не помешали, и забегаловка эта даже вроде процветала.
Заведение сие располагалось в центре города и занимало белый павильончик в углу площади перед помпезным сооружением с надписью «Арт — палас». Прошла по безукоризненно чистым серым плиткам к «Таракану» и посмотрела на дверь. На ней черным маркером было небрежно написано : с 8 до 5, без выходных.
«Странный у них режим», — пожала я плечами. Что это за хулиганистое заведение, которое открыто только днем? И дернула ручку двери. Потом еще, посильнее. Дверь стояла намертво.
Я интеллигентненько постучала в дверь.
Что за фигня? Мне никто не собирался открывать!
Внезапно я почувствовала, как к горлу подступают слезы. Черт возьми! У меня времени — раз — два и обчелся! Я не смогу ездить сюда как на работу! Я встала спиной к двери и изо всех сил заколотила каблуком в дверь, сосредоточившись на том, чтобы не зареветь.
«Это последняя ниточка, — твердила я себе, — последняя! Соберись, Магдалина. Ну же!»
— Кого черти принесли? — зло спросил мужской голос из-за двери, чем-то брякнув при этом.
— Свои, — так же зло ответила я.
— Свои дома сидят!
— Открывай, — истерично взвизгнула я.
— Тебе чё, срочно приперло?
— Срочнее некуда, — слегка всхлипывая, буркнула я.
— Ну так иди к задней двери, какого хрена сюда долбишься?
«Какие милые тут люди», — думала я, обходя павильончик.
Около задней двери меня ждал сюрприз в виде двойных дверей. Первая с внутренней стороны была отворена, а вторая представляла из себя сваренную из толстых прутьев решетку и мрачный мужик, стоящий за ней, отнюдь не собирался ее открывать.
— Че-то я тебя не помню, — подозрительно протянул он, смерив меня взглядом.
— Вспомнишь, — пообещала я.
— Ну, давай, — протянул он через решетку немытую лапу.
— Чего? — воззрилась я на него.
— Ты чё, дура? Деньги давай, — объяснил он мне.
— Чего? — протянула я, уставившись на него нехорошим взглядом.
— Слушай, в долг не дам. Или капусту гони, или вали на хрен.
Я осмотрела решетку, мужика и чуть не заржала. Наркомафия, блин! Однако если я не попаду внутрь, то мужик со мной разговаривать о деле не будет. Захлопнет дверь и все дела.
— А натурой если? — поинтересовалась я.
Мужик задумался, оглядел меня и велел :
— Куртку распахни-ка.
Я распахнула, мужик посмотрел и спросил:
— Че хочешь?
— Да герыча, как обычно, — пожала я плечами.
— За твою натуру — только одна дорожка, — ухмыльнулся он.
— А чем тебе натура моя не нравится? — возмутилась я, пристально следя, как мужик достает из спортивных штанов ключ и отворяет дверь.
— Да какая с вас, наркош, натура? — сплюнул он. — Одни кости торчат, я на мазь от синяков после тебя потрачу больше. Давай заходи.
Он провел меня по коридору, уставленному коробками в маленькую полутемную каморку.
— Раздевайся, и ложись, — кивнул он мне на продавленный топчан.
— Да ничего, я постою, — жестко ответила я.
