— Мдаа, — здорово ошарашенная ее рассказом, только и смогла сказать я. Как-то не склеивалось все это, хоть убей.
— Так что, девонька, Ларку-то Воронову тут кто хочешь отлично знает, — заключила старушка. — Еще хорошо что ты в деканат не сунулась, Клара Ильинична тебя б взашей прогнала, она на Михал Михалыча надышаться не могла, когда он умер, так черная ходила, за стеночки держалась.
— Мда, — снова невразумительно брякнула я, собираясь с мыслями. — Послушайте, Марья Павловна, но я вот знаю что документы она все же забрала из университета ?
Это я, признаться, наобум сказала.
Однако Людочка утверждала, что Лариса к ним перевелась, а это предполагает как минимум наличие документов из этого университета. Но хоть что со мной делайте, я не могла представить, что Лариса после такого как ни в чем не бывало смогла бы заявиться сюда за документами.
— Маринка Черкасова забрала ее документы, — помолчав, неохотно призналась старушка.
— Маринка ? — удивилась я. — Это у которой она мобильник почти стащила?
— Ну да, — кивнула Марья Павловна.
— Дела, — присвистнула я. — А часом не знаете, где она теперь живет?
— А чего не знать? Спроси у кого хошь, где тут Цитадель, там она и живет. Росомахина она теперь по мужу, он у нас бооольшой человек в городе.
— Цитадель — это что? Гостиница? — непонимающе нахмурилась я.
— Дом это, для новых русских, называется так, — пояснила старушка. Сердечно простившись с ней, я села в машину, чувствуя как у меня голова гудит под напором мыслей и эмоций. Ну Лариска, ну дает! Непонятно одно — отчего она предпочитала секс исключительно за деньги? В их семье не нуждались. Если взять теорию, что она страдала нимфоманией, так это бы проявлялось и в повседневной жизни, однако Марья Павловна утверждала, что вела она себя с мальчиками очень скромно и ничего им не позволяла.
Не вяжется.
Хотя может она просто была хитра как лиса и скрытна как ежик. Или страдала раздвоением личности.
Я отхлебнула из Оксаниной баночки, посмотрела ее на свет, и увидела что там плещется уже меньше четверти. Вот черт! Загибаться от адской боли я не хотела, надо было бегом домой. Однако и к Марине следовало съездить по — любому — когда еще тут окажусь. Поколебавшись, я все-таки решилась ехать в Цитадель.
Цитадель и вправду была выстроена в духе средневековых замков, четыре ее стены образовывали двор — колодец, а вход был через холл, в котором сидели злые секьюрити.
— Вы к кому? — вежливо осведомился у меня рослый детинушка.
— К Росомахиной, — честно призналась я.
— У них дома никого нет, — так же вежливо но непреклонно отозвался детинушка.
— Так, а сообщение я для нее могу оставить?
— Разумеется, — кивнул он.
Я вытащила из сумки блокнот, ручку, выдернула лист бумаги и написала
«Уважаемая Марина! Меня зовут Мария Потёмкина, и мне необходимо с вами как можно срочнее встретиться. Если вас не затруднит, позвоните мне на сотовый». Написав в конце заверения в вечной любви и уважении, я поставила номер сотового и отдала лист секьюрити.
— Марина Николаевна получит сразу же по прибытии, — церемонно известил он меня.
И я пошла к машине, по пути размышляя о том, где берут таких хороших охранников — и жильцов-то они своих по именам помнят, и не хамят. А наши — не успела я из Швейцарии явиться, как меня тут же в кутузку сдали!
Села я в машину вполне удовлетворенная. Да, я не нашла Воронову, однако дело движется, и это меня радовало. Во всяком случае ниточки тянутся дальше, не обрываются, а уж я, не будь я Магдалинкой Потёмкиной, не сплохую!
Приехала я домой уже в первом часу ночи.
— Ленка, — позвала я из прихожей.
Ленка не отозвалась, но свет в квартире был кое — где включен. Я пошла на кухню за отваром — кости уже начинало противно тянуть, и увидела Ленку на кухонном диванчике, сладко посапывающую под пушистым пледом. Я на цыпочках прокралась к холодильнику, открыла дверцу и достала баночку, которой случайно задела об банку с огурцами. Раздался довольно громкий звон.
Вот черт!
— Лисонька ты? — сонно спросила Ленка.
— Ага, я, ты спи, я тихонечко, — отозвалась я.
— Ты поешь, я супчик сварила, — так же сквозь сон сказала она.
— Ой, спасибо, Ленок! — расчувствовалась я. — Слушай, пока не спишь — Вишневский был?
— В гости приходила какая-то баба, назвалась Оксаной, она тебе банку с отваром оставила, а твой Денис еще несколько раз звонил, — буркнула она, переворачиваясь на другой бок.
Я налила тарелочку отличной солянки, кинула туда несколько оливок, кусочек лимона и ложечку майонеза. Поставила тарелочку на поднос, туда же положила кусок французской булки и кусочек торта. Шутка ли, я весь день голодом себя морила, и потому основательно проголодалась. Со всем этим я пошла к себе на третий этаж, сгрузила все у компа и принялась ужинать, одновременно почитывая газету.ру.
Потом сварила кофе, выпила чашечку.
Потом сходила в ванную, приняла душ, старательно втирая в кожу ванильный гель.
Потом содрала постельное белье, достала комплект немыслимой роскоши, непонятно для чего приберегаемый, и застелила им кровать.
Полюбовалась нежным шелком и ажурной вышивкой и схватилась за пылесос.
«Послушай, ну чего ты мечешься?» — резонно спросил внутренний голос.
Я отпустила трубку пылесоса, села в кресло и заревела.
«Дура, — припечатал голос, — позвони ему. А лучше — езжай в гости».
Я посидела с минутку, потом сходила в Каморку, нацедила в ковшик гламарии, содрала халат и тут же щедро облилась ей, втирая драгоценную смесь ладошками в кожу. Потом приклеила парик, оделась, накрасилась и поехала к Вишневскому, сверяясь с адресом на визитке.
Почему-то у меня было предчувствие, что он меня выгонит.
Самое классное время суток — это утро. Когда лежишь в теплой кроватке, еще не проснувшаяся толком, вспоминая снившиеся сны. Когда ресницы еще только — только готовятся взмахнуть вверх.
Около меня кто-то прошел, звякнул фарфор, и я почувствовала запах кофе.
— Хочешь я тебе эту квартиру подарю за чашечку кофе? — улыбаясь, сказала я заботливой Ленке. Мать-то все равно ее церкви отпишет, а подруг любимых нет. Не все ли равно кого облагодетельствовать.
— Она и так моя, — хмыкнул мужской голос.
Я в изумлении открыла левый глаз и обнаружила Вишневского, расхаживающего по спальне. Явно не моей.
Вот черт!
— Послушай, отчего ты не носишь пижаму? — с досадой спросила я, рассматривая его голый зад. Неплохой кстати зад, ни малейших признаков целлюлита.
— Ага, начинается. А вчера ты спрашивала, надеваю ли я на ночь ночной колпачок.
— Мда? Ну так ты похож на плюшевого медвежонка. Тебе колпачок полагается по имиджу!
Как я к нему попала — абсолютно не помнила. Последнее воспоминание было — как я еду по ночным улицам, изо всех сил борясь со сном. Шутка ли — предыдущую ночь я, гм, не спала из-за Дениса, и мой организм, и так смертельно больной, таких издевательств над собой не потерпел. Просто взял и вырубился.
— Мда, — повторил Вишневский мое любимое словечко. — Нет чтобы с тигром сравнить.
— Слушай, тигр, а я как у тебя оказалась? Извини конечно за странный вопрос, но я вымоталась вчера, буквально на автопилоте к тебе приползла.
— Ах, да! Все хочу спросить — а ты с какой целью-то вчера ко мне приехала?
Я задумалась, схватила чашечку кофе и неуверенно спросила:
— А у нас с тобой вчера чего было?
— Да в том-то и оно что ничего. Пришла, спросила, есть ли у меня ночной колпачок, разделась, бухнулась в джинсах на мою кровать и уснула.
— Значит я приезжала к тебе поспать, — мудро сказала я, попивая кофе.
— И даже мне не дала! — с детской обидой сказал он.
— Извини, — с раскаянием сказала я. — А ты что, пытался?
Машинально я заглянула под одеяло — джинсов не было, из одежды присутствовали только трусики.
— Ну конечно, думал, что секс тебя взбодрит, — еще обиженнее сказал он.
— А я? — донельзя заинтригованная, я подтолкнула его к дальнейшему рассказу.
— А ты меня треснула, и пообещала что еще раз притронусь — импотентом навсегда буду.
— Хм, молодец — то я какая! — похвалила я себя за моральную стойкость.
— Думаешь?
— Послушай, Сашенька, — я отставила чашку в сторону и повернулась к нему. — Секс в данной ситуации — это банальное неуважение девушки и ничем от изнасилования не отличается.
— Почему? — озадачился он.
— Потому как я была никакая и, соответственно, вряд ли могла сексом насладиться. В общем чтобы больше такого не было. Ясно?
— Ага, — сказал он, пододвигаясь ко мне поближе. — А сейчас сможешь насладиться?
— Ну, — задумалась я, — как заинтересовывать будешь.
Хорошо мне с ним было. Он такой милый и хороший, этот Вишневский.
И тут зазвонил сотовый.
— Не бери, — тоскливо попросил Саня, видя как я склоняюсь за сумочкой.
