— Дай тебе Бог здоровья за доброту тебе! — с чувством сказала я, донельзя растроганная. И — мне показалось или действительно? — но крошечная искорка сорвалась с мизинца и ее унесло в приоткрытое окно вверх. В небеса.
После разговора с Оксаной я прикинула по времени и позвонила Вишневскому.
— Привет, — обрадовался он.
— Привет, — улыбнулась безотчетно я. — Я часа через два-два с половиной я в городе буду, встретимся?
— Дорогу ко мне помнишь?
— Конечно, — еще б не помнить! Он через два дома от дяди Мони жил!
— Ну тогда жду.
— Скажи хорошее, — вдруг потребовала я, улыбаясь до ушей. Мне просто не хотелось с ним прощаться на самом деле.
— Ты хорошая, — в тон ответил он.
— А еще? — капризно надулась я.
— Мне с тобой хорошо. А что ты хочешь услышать? — голос его был ласков, словно солнышко в весенний день, и я с секунду боролась с собой.
Я хотела чтобы он мне сказал «Я тебя люблю».
— Ладно, до встречи, — буркнула я и положила трубку.
«Это просто эгоистичные комплексы ребенка, которого не долюбили в детстве. Вследствие этого теперь у тебя возникает желание нравиться парням, чтобы они своим восхищением компенсировали тебе дефицит тепла. Однако не следует забывать …», — вещал внутренний голос в моей голове.
«Заткнись, а», — с досадой сказала я ему и стала получше следить да дорогой — я уже была близка к городу и трафик стал гораздо оживленнее.
«Юпитер, ты сердишься… », — коротко хохотнул голос на прощание.
А я с тоской думала о том, что мне абсолютно не хочется выманивать у Вишневского кольцо. Я не знала как я это сделаю, но сердце холодело от дурного предчувствия, что ему это не понравится.
В городе я заехала в маленький ресторанчик выпить кофе — желудок противно сжало, и я только сейчас вспомнила, что я себя, бедную, целый день не кормила. Между тем на город уже опустился вечер и в ресторанчике на столиках горели свечки, поставленные на пузатые бутылки.
— Кофе со сливками, и в нормальную кружку, а не в наперсток, — продиктовала я официантке. — И пирожных пару штучек не забудьте.
Народу было немного, в зале не зажигали люстры, и пламя свечей да косые полоски света из приоткрытых дверей выхватывали из сумрака фигурки официантов, гостей, рисуя причудливые тени.
Зажглась еще одна свечка, осветив на мгновение фигуру парня со спины, и сердце дало сбой. Парень же переставил подсвечник на край рояля и откинул крышку. Я с первых же нот угадала мелодию. «Лунная соната». Квинтэссенция нежности и печали. Когда ничего поправить нельзя, но и разлюбить — свыше сил.
Я не отрываясь глядела на руки музыканта, порхавшие над клавишами — неспешно, любовно оглаживающие их. Загорелые, темные кисти на фоне ослепительно белых манжет, выглядывающих из—под смокинга.
На темную челку, падавшую вниз.
На чеканный, медальный профиль, полускрытый сумраком.
— Димочка, — непроизвольно прошептала я.
Я ловила каждое движение, боясь вздохнуть и прогнать наваждение. Я синхронно наклоняла голову вслед за ним, любуясь и запрещая себе неверить. Сказки — они случаются. И он встанет, подойдет ко мне и обнимет, — сильно — сильно, словно пытаясь два кусочка пластилина слепить в один. И я скажу : «Любимый, где тебя так долго носило?» А он…
Музыкант закончил сонату и потянулся к нотам, лежащим сбоку. И свеча на одно долгое мгновение высветило его лицо.
Не Димкино.
Наваждение кончилось…
Мой отрешенный взгляд заметил кофе с пирожными около меня (и когда успели принести?), я встала, положила на стол деньги и пошла к выходу. Я шла, кое — как удерживая пелену слез в глазах, не дать им пролиться на людях.
На двух недостижимых полюсах…
«Димочка…», — беззвучно плакала я.
расселись черный дрозд и белый аист —
Любимый…
Мы встретимся с тобой на небесах!
Больше у меня не было сомнений. Не было ни страха, ни упрека в моем сердце. Следовало поскорее закончить с делами.
Я села в машину и долго тупо смотрела на вечерний город за окном, пытаясь успокоиться. Потом смахнула слезы и поехала в студию ногтей, чтобы сделать себе потрясающий прозрачный маникюр со стразами и росписью. Я собиралась таким нехитрым приемом привлечь внимание Вишневского к украшающему правую руку кольцу. Мне не было его жалко больше. Мне неважно было, что он потом подумает.
Жить — это так утомительно.
Я хотела покоя.
Вечного покоя.
Я допускала мысль, что там, за гранью, не будет Димки. Однако я точно знала, что там не будет и проблем, навалившихся на меня. Мне двадцать восемь, совсем немного по сути, я еще маленькая и глупая, и не мне играть в эти взрослые игры. И я хотела одного — воткнуть совочек в песочницу завершающим жестом, и уйти от нее подальше.
Играйте дальше сами.
А я безумно устала жить.
— Где была? — тоном ревнивого мужа спросил Вишневский с порога, хмуро глядя из-под очков.
— Дела, — спокойно ответила я.
Он дал мне снять сапожки и куртку, после чего обнял и попытался поцеловать. Я едва заметно поморщилась.
— Ты чего? — слегка отодвинулся Вишневский и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Я устала и хочу есть, — спокойно солгала я. Кстати не так уж и солгала. Но в любом случае я не желала его нежностей. Я желала от него только кольцо. Я хотела скорее закончить со всем этим и убраться к Димочке.
— Тогда беги в спальню, а я сейчас туда поесть принесу, хорошо?
«Надо же, позаботился!», — хмуро подумала я.
«Лучше бы кольцо отдал по-хорошему», — поддакнул голос.
— Ладно, — сказала я вслух.
В спальне я стащила с себя джинсы, блузку и натянула первую попавшуюся рубашку Вишневского. Получился этакий мини — халатик. После чего осмотрела комнату. Нет, тут кольцо он держать бы не стал. Хотя кто его знает, этот парень явно со странностями. На всякий случай я заглянула в прикроватные тумбочки, забитые журналами с голыми красотками, вытащила их, быстренько сложила аккуратной стопочкой и засунула обратно. Если что — скажу что убраться решила, пусть обрадуется, что я такая хозяйственная.
Кольца под журналами не было.
Я конечно не надеялась на успех, но, черт возьми, от такого лоха как Вишневский вполне можно ожидать, что он сунет кольцо под подушку.
Потемкин вон бриллианты в кармане халата носил вперемежку с семечками — так что это национальный обычай.
И я с чистой совестью перетряхнула кровать, сунулась в гардероб и мгновенно провернула операцию «Уборка» и там. Пусто.
Тогда я пошла в соседнюю комнату и остановилась в растерянности. Я с ужасом осматривала книжные стеллажи, занимавшие всю стену. Если бы я хотела в этом доме что — то спрятать — я бы не колеблясь засунула это за книги. Их было неисчислимое множество, и стояли они, плотно пригнанные друг к другу. Вишневский не поймет, если я начну их вытаскивать, протирать и ставить обратно, тут отмазка «Уборка» не прокатит.
Ну что ж, по-хорошему не вышло.
Я решительно повернулась и пошла на кухню.
— Классно смотришься в моей рубашке, — одобрил Вишневский. Он, оказывается, старательно делал бутерброды с сыром, чего еще от него ждать? Не утку же по—пекински.
Я налила в кружки чай, цапнула бутербродик и принялась рассеянно его жевать, держа мизинцем пластики сыра, так и норовившие соскользнуть и брякнуться на пол.
— О чем задумалась? — спросил Саня.
Я посмотрела на него, такого лохматенького, очкастенького и простодушного, и на мгновение меня кольнула совесть.
«Цыц», — холодно велела я ей, дожевала бутерброд и спросила:
— Знаешь, ты меня в ту ночь у меня дома здорово заинтриговал.
— Да? И чем? — обрадовался Саня, видимо услышав кодовое слово «ночь». В его глазах тут же отобразились все ассоциации, связанные с этим.
— Помнишь ты меня про кольцо спрашивал? — спокойно опустила я его с небес на землю, беря следующий бутербродик. — Я хочу посмотреть на него.
В Санином взгляде мелькнуло нечто, что я не смогла понять. Наверно, разочарование. Извини, детка, твои сексуальные таланты меня интересуют сейчас в последнюю очередь.
— Какое кольцо? — переспросил он. Я взглянула ему прямо в глаза и слегка усмехнулась. Он отлично знал про какое именно кольцо я говорю.
— Аналог вот этого, — предъявила я правую руку.
— Красивые руки, — сказал он, глядя на нее.
— Ты уже говорил, — улыбнулась я краешками губ.
— Давай я тебе еще чаю налью, — схватил он мою кружку и отвернулся к чайнику.
Мне это переставало нравиться. Почему он вдруг закрылся???
Я получила свою кружку назад и спросила, небрежно глядя в глаза:
— Так что, Сань, насчет колечка — то? Уж очень хочется посмотреть на него.
— Точно хочется? — не опуская глаз, серьезно спросил он.
— К чему вопросы? — пожала я плечами.
— Хорошо, пошли, — спокойно кивнул он и поднялся из-за стола.
